Юг там, где солнце - Виталий Каплан

— С матерью простись, — повернулся я к Мишке. — Не горюй, не последний раз видетесь.

Мишка, подойдя к креслу, где безмолвно сидела Вера Матвеевна, обнял её, прижался щекой к её руке. Потрепал по щеке Олежку.

— Не реви, хомяк, — прошептал он и резко повернувшись, направился к выходу. Городовые как-то незаметно сгруппировались, и Мишка оказался между ними. Вскоре фыркнул мотор, и машина покатилась в сгустившуюся ночную тьму.

— А теперь, Вера Матвеевна, — сказал я, провожая взглядом полицейский «каблучок», — уложите Олежку спать — и давайте поговорим о том, как всё началось.

Когда она вернулась, я, уставившись в когда-то полированные половицы, глухо сообщил:

— Имейте в виду, что помочь сыну вы можете только правдой. Поймите такую вещь. Дело будут вести в Столице, и не я, а совсем другие люди. От меня требуется лишь протокол первичного допроса. Но от того, каким он получится, этот протокол, многое зависит. Вы можете, конечно, насочинять всякую ерунду, и мне придётся аккуратно её записать. Но потом, когда этой бумажкой займутся профессионалы, враньё боком выйдет. Сразу возникают различные подозрения, наматываются друг на друга… Поэтому чем меньше неясностей будет сейчас, тем лучше для Миши. Вы меня понимаете?

Она обессиленно кивнула.

— Тогда скажите, когда ваш сын впервые занялся оккультной практикой, или, попросту говоря, гаданием?

— Да года три, наверное, — помолчав, вздохнула она. — Ему как раз десять исполнилось, ну, я стала замечать, если в доме потеряется чего, Мишка враз отыщет, а я сама колупалась бы незнамо сколько. Потом у тёти Даши, соседки, кольцо обручальное пропало, ну, я говорю в шутку — Мишка, ну-ка давай, отыщи. И надо же, отыскал… Ещё несколько случаев было.

— Как именно он искал, вы знали?

— Нет, не обращала внимания. Нашёл — и ладно. Потом уже заметила — постоит молча, глаза закроет — а после скажет. Иногда палку какую-нибудь в руках вертел.

— А как получилось, что за гадания он начал брать деньги? — участливо поинтересовался я, разглядывая половицу. Гадко всё это было, а вдобавок ещё и зуб ныть начал. Вот и верь нашим управленческим дантистам. Серебрянная пломба, ну-ну.

— Да он-то при чём? — судорожно выдохнула Вера Матвеевна. — Всё я, дурная башка. Так, потихоньку пошло. Он кому чего отыщет, люди после из благодарности чего и поднесут, а у меня, сами видите, мужа нет, двоих пацанов растить, а зарплата такая, что еле до получки тянешь. Если бы не огород, совсем уж не знаю, что бы делали. Так что гордость мне показывать не резон. Ну, брала. Потом-то уж само так получилось, что сперва деньги, потом гаданье.

— Сын знал о том, что вы берёте с людей?

— Ну, — замялась она, — говорить-то я ему не говорила, но сам не маленький, мог и сообразить.

— И что же, не отказывался гадать?

— Иногда бывало. Начнёт канючить — я им что, нанялся, некогда мне и всё такое. Но у меня с ним разговор в таких случаях короткий. Ремень отцовский из шкафа выну, стегану пару раз — и всё, никаких капризов. Как миленький шёл и делал что надо. Да и люди — те не от хорошей жизни приходили. Видать, жалко ему становилось.

А вот жалел бы он их меньше, — мелькнула у меня циничная мысль, — глядишь, и не пришлось бы сейчас маяться. Об этом я, понятно, говорить не стал, поинтересовался совсем другим:

— Хорошо, а какова во всём этом роль Елены Кузьминичны?

Вера Матвеевна пожевала губами.

— Так вот, значит, в чём дело… Ну ладно, раз уж так получилось, расскажу. Она же, тётя Лена, с мамой моей покойной дружила, не чужой, понимаете, человек. Ну, конечно, знала про Мишкины способности. Она и предложила прошлой зимой. Мол, дело-то опасное, пойдут слухи, мало ли что… Обезапаситься надо от случайных людей. Ну, договорились мы, что я сама никого приводить не буду, она клиентов станет искать и присылать. Понятное дело, не за так, платила я ей коечто.

— Нескромный вопрос — сколько именно? — прервал я Веру Матвеевну. Интересно потом будет задать тот же вопрос бабусе. Хотя, если кто и задаст, то уж точно не я. Раскручивать этот сюжет придётся коллегам из следственной части.

— Да десять процентов, по-Божески, — нехотя поведала тётка. — И ей неплохо, к пенсии прибавочка, и нам. Как мы с ней условились, так люди часто стали приходить. Это она и придумала, насчёт Матвея Андреича, между прочим.

Я мысленно присвистнул. Ай да церковная служительница, ай да тихая мышка-пенсионерка. Интересными сторонами поворачивался сейчас наш с нею утренний разговор.

— Только вот уже с апреля у нас размолвка получилась, — невесело продолжала Вера Матвеевна. — Мало ей показалось, ну, начала зудеть — наживаешься на мне, Верка, без меня ни один бы хрен к тебе не пришёл, и за все труды — десятая часть, обкрадываешь тётю Лену. Потом, говорит, откуда я знаю, сколько на самом деле ты с них берёшь, я, говорит, сама буду им цену называть и с этих денег свою долю посчитаю. И не десятую, а треть, потому что иначе грабёж получается, издевательство над беззащитной старухой. Ну не наглость, а? Ни за что такую прибавку имела, и чем больше имела, тем шире рот! Погнала я её, конечно, не интересны мне такие условия, мне, получается, за гроши сыном рисковать, — она прерывисто вздохнула и вновь по её щекам побежали едкие злые слёзы. — В общем, с апреля никто не приходил насчёт гаданья. Видно, ждала тётя Лена, когда я на брюхе приползу и на всё согласная буду. Я уж решила, всё, кончился доход. Даже удивилась, когда вы пришли. Думала, беда у человека, как не помочь.

— Что поделать, работа у меня такая, — хмыкнул я, разглядывая трещины в половицах. За время разговора я, похоже, запомнил их расположение наизусть. Точно извилистые ходы в Сарматских каменоломнях, там лет пять назад любили собираться Взыскующие Мрака. А мы, практикантытретьекурсники, любили наблюдать за похабными бдениями «мрачников». Грех, конечно, и понимали мы, что грех, но дурные были, зелёные. Да и начальство чётко задачу поставило. Зачёт опять же надо было зарабатывать. Ох, и насмотрелся я тогда…

— Всё равно кончилось бы ваше предприятие, раньше ли, позже, — изобразил я голосом участие. — Всё и хуже могло получиться, уж поверьте.

— А скажите… Что теперь-то с ним будет? — потеряно спросила Вера Матвеевна. — Тюрьма?

— Ох, ну и заварила ты кашу, тётка, — не сдержавшись, сплюнул я на немытый пол. — Вы тут, в провинции, совсем, что ли, одичали? Не знаете законов, по которым живёте? Или что Держава, что плутократы, что красные — всё один хрен? Вы сами-то православная? — задал я совсем уж идиотский вопрос.

— А то как же! — с готовностью подтвердила Вера Матвеевна, — каждое воскресенье на службу…

— И, однако же, элементарных вещей не понимаете. То, чем с вашей подачи занимался Михаил, называется оккультной практикой. По-простому говоря, колдовством. Такие вещи сам по себе человек не может делать, своей силой. Значит, бесовская поддержка, до поры до времени дураку-оккультисту незаметная. Как вы думаете, православная держава может такие дела допускать? По 209-й статье они проходят. И не будь этой статьи — может, половина народа погибла бы от тёмных воздействий. Я понимаю, жалко пацана, но и других-то жалко! А что касается вашего, — перевёл я дыхание, — надеюсь, особо тяжёлых последствий всё же не будет. Болезнь мы застали на ранней стадии. Ну, года три послушания в спецмонастыре, там, конечно, порядки строгие, но ничего, не загнётся. Потом, естественно, на учёт в местном УЗВ его поставят. Ну, ограничения всякие, в паспорте пометка будет. Не на любую работу возьмут, и учиться тоже кое-где не сможет. Вы бы лучше не том думали, а о душе его бессмертной. Ведь чуть не погибла, а теперь есть шанс вытащить. Вот так-то, Вера свет Матвеевна.

Она судорожно сглотнула, думая что-то сказать, но промолчала. Я бросил взгляд на часы. Пора завершать этот глупый разговор, всё равно больше ничего толкового она не сообщит. А интересоваться полученными за гаданье суммами — зачем это теперь? Не хватало ещё, чтобы заставили возвращать. В государственную казну, естественно. А что, вполне могут. Имущество опишут, и куда она денется с пятилетним ребёнком? В интернат ведь сдавать придётся. Такого маленького… Иначе ведь не прокормит. Ещё неизвестно, что там с Мишкой будет. Одно дело — рыдающую тётку утешить, а другое — как по правде всё сложится. Три года в спецмонастыре — это в идеале. А то могут предосторожности ради и пожизненный срок запаять. Тем более что несовершеннолетний, значит, не городским судом дело пойдёт, а через нашу узевешную судебную часть. А там же такие перестраховщики обосновались! Один подполковник Попов чего стоит… Между прочим, весьма возможно, и саму Веру Матвеевну привлекут по 209-й. Участвовала в преступном сговоре? — участвовала. Деньги с гаданий имела? — и ежу понятно.

В принципе, нас, оперативную часть, такие детали волновать не должны. Наше дело — пресечь оккультную практику, а кому какой срок навесят, на то другие коллеги имеются. Из этого следует простой вывод — можно в протоколе о деньгах и не писать. В конце концов, чем я рискую? Даже если следователи пойдут мотать клубочек — ну, недожал поручик Бурьянов, не сумел расколоть упрямую тётку. Потому что не его это дело, этого он не умеет. И вообще по «методике допроса» в своё время едва тройбан вытянул. Пускай уж лучше с автоматом за сатанистами гоняется.