Полураспад - Александр Зорич

— Я и не слыхал о такой, — честно признался я.

— Она новая совсем. Заработала в начале этого года. Стас обычно домой работу не берет… Его за это мама ругает… А тут он вдруг ветрянкой заболел. Ему доктор сказал, что выходить на улицу нельзя. Что он, мол, заразный и все такое… В общем, он взял домой флэшку со свежими спутниковыми снимками. Две ночи напролет работал, а потом написал впопыхах предварительный отчет для профессора Риммера. У них там научное заседание какое-то собиралось, он боялся не успеть.

Вот и попросил он меня отнести в институт свою докладную записку.

— Можно я дальше угадаю? — не сдержался я.

— Можно.

— Ты взял и скоммуниздил доклад брательника.

— Примерно так… Я в маршрутку сел и поехал в институт. А на проспекте Победы оказалась та-акая пробка! Сорок минут я в той пробке стоял. И поскольку делать нечего было, достал из папки отчет, начал читать. А там — подробная схема колхоза «Хиросима», аномалии всякие нанесены… И среди этих аномалий заштриховано пятно… А дальше — заключения брата. В указанной зоне, дескать, с вероятностью девяносто два процента следует ожидать рождения парного бимодального пенетратора второго рода, также известного как «кварцевые ножницы»…

— И ты поверил?

— Конечно! Да там обоснований на две страницы всяких! Дескать, по обратным теням на спутниковых фотографиях видно расположение шестерки аномалий типа «изнанка»…

Тигрёнок вещал вдохновенно, закатив глаза к небу.

Чувствовалось, что он зазубрил все это наизусть.

— …Что создает все необходимые предпосылки для формирования в окрестностях центра тяжести гексагена, образованного аномалиями «изнанка», ансамбля сотовых каверн с последующим натеканием псевдокварцевого конденсата, ведущего к кристаллизации парного бимодального пенетратора…

— А брат-то у тебя не дурак, я смотрю. Небось зарплату большую получает, — сказал я, чтобы как-то отвлечься от лихорадочного галопа своих алчных мыслей.

— Да какую там большую! — махнул рукой Тигрёнок. — Мать говорит, менеджер в «Макдоналдсе» больше получает, чем наш Стас. Жениться вон пятый год не может! Говорит, денег на свадьбу нет! Так и ходят с Ленкой по кинотеатрам, за ручки держатся…

Я понимающе вздохнул. Трудно быть рыцарем науки. Особенно в столице, где все только про презренный металл и думают.

Все было почти гладко с этими «ножницами». Но одна мысль не давала мне покоя. И я решил ее озвучить.

— Тут вот что, Тигрёнок… Брат-то твой молодец. Энтузиаст и все такое… Но ведь профессор этот… как его…

— Риммер! — подсказал Тигрёнок.

— Да-да, Риммер. Так вот он уже наверняка ту аналитическую записку, которую твой брат выдал, продал налево, нашему брату-сталкеру… Или какому-то из тех научных центров, которые тут, у нас в Зоне, окопались.

По крайней мере я на его месте так и сделал бы.

— Да нет, не продал он! Точно не продал!

— Откуда данные?

— А оттуда, что я отчет этот до профессора Риммера не довез! Зажал его. Украл, попросту говоря.

— Так ведь есть еще электронная почта… Твой брат мог отчет профессору по мылу послать!

— Не мог. Запрещено это. У них секретность и все такое…

— Вон оно что… Секретность у них, понимаешь ли…

— Ну так что, вы мне поможете? — В голосе Тигрёнка звучала искренняя мольба.

— Уговорил. Помогу. Все равно к Периметру нам на восток выгребать, — с напускным равнодушием сказал я. — Так что «Хиросима» нам, считай, по пути.

На самом деле мне было страсть как интересно посмотреть, что же это за «кварцевые ножницы» такие. Но я подумал, что Тигрёнку про мой ажиотаж знать совершенно ни к чему. Мой авторитет бывалого, всё-насвете-видевшего сталкера должен быть незыблем!

Спустя несколько часов мы с Тигрёнком обнаружили незнакомый труп. То есть это для меня он был «незнакомый», а вот Тигрёнок его, похоже, знал.

— Это Шланг, — уверенно сказал он, глядя в лицо покойнику.

— Откуда данные?

— А можно я не буду отвечать?

— Не пойдет.

Тигрёнок тяжело вздохнул.

— Я с ним сюда пришел.

— Что же ты раньше мне голову морочил?

— Ну я Шлангу поклялся самым дорогим, что тайну буду хранить. Он сам этой клятвы требовал.

— Да он же тебя в ленте Мёбиуса живого бросил! Помирать страшной смертью! А ты тайны его какие-то хранишь.

— Уговор есть уговор… — Тигрёнок пожал плечами.

— Ты мне белогвардейцев из фильмов напоминаешь. Те тоже благородные были, пока страну не профукали…

В глазах Тигрёнка я не встретил понимания. По-моему, он понятия не имел, кто такие эти белогвардейцы.

Я закрыл глаза Шланга и подумал: «В кои-то веки порок в лице Шланга наказан, да еще и так оперативно. Бросил пацана — погибни сам. Если бы в Зоне так было всегда, плохие люди здесь вывелись бы за месяц…».

Колхоз «Хиросима» в девичестве прозывался «Знамя коммунизма», о чем до Первой Катастрофы свидетельствовал большой жестяной щит, установленный у своротка на колхоз со стороны дороги Припять — Овруч.

Этот щит стоял там и до сих пор… Но только никакого «знамени» и никакого «коммунизма» разобрать на нем было уже нельзя.

Вместо этого на щите краснел зловещий силуэт, напоминающий классический ядерный гриб.

То ли поэтому, то ли из-за высочайшей степени радиоактивного заражения во время Второй Катастрофы этот уровень и назвали «Хиросимой», в честь того самого многострадального японского города, стертого с лица земли атомной бомбой демократической американской военщины 6 августа 1945 года.

Припоминаю, что тогда, в августе 1945-го, американская военщина распистонила еще один город — Нагасаки. Но у нас в Зоне никакого «Нагасаки» пока нет. Видать, по недостатку эрудиции у тех, от кого это зависит…

Колхоз отличался от прочих мертвых населенных пунктов Зоны. Во-первых, сравнительно хорошей сохранностью матчасти и жилфонда. А во-вторых, относительно малым количеством шатающихся по его окрестностям мутантов.

Но было отличие и в худшую сторону. А именно: здесь было полно разнообразных архивредных ловушек, в которые превратились многие сооружения и элементы ландшафта.

Феноменально высокий уровень радиации, который продержался в «Хиросиме» на протяжении пятнадцати лет, привел к множественным нарушениям молекулярной структуры многих материалов.

Стекло здесь было чудовищно хрупким. Хватало одного прикосновения, чтобы витрина сельпо рухнула вниз отточенной гильотиной, отрубая вам руку (я не преувеличиваю, мой старый приятель, сталкер Карась, действительно лишился кисти!).

Целые ряды кирпичей в стенах превращались в своего рода губки — по-прежнему сравнительно твердые, но при этом очень ломкие. Зайдешь в какой-нибудь с виду крепкий сарайчик, чтобы там переждать Выброс, а этот сарайчик тебя с удовольствием под собой и похоронит (вспомнили любимую застольную байку Сидоровича? Так она про «Хиросиму»!.

Но больше всего, конечно, там было «волчьих ям».

Идешь себе по местному бродвею, на совесть заасфальтированному к Апрельскому пленуму ЦК КПСС 1985 года, любуешься красотами родного края — прелестной маленькой жаркой, бодренькой мясорубкой, могучим богатырем-гравиконцентратом, — песенку мурлычешь насчет «охотников за хабаром» и «слизи цвета ультрамарин», как вдруг… хрясь!… и — оп-па!… обнаруживаешь себя в трехметровой яме, заполненной невесомой пылью.

Вот поэтому в колхозе «Хиросима» перемещаться по улицам с твердым покрытием было категорически противопоказано. А за их пределами следовало выбирать участки, заросшие наиболее густой травой. Угадали почему?

Да потому, что густая, высокая трава имеет глубокую корневую систему. Каковая система, естественно, находится в нормальной земле, а не в рассыпчатом, рыхлом мертвом шлаке, сформированном из некогда нормальной почвы воздействием быстрых нейтронов.

А густую траву, напомню, ваш Комбат, увы, не любит, справедливо опасаясь аномальной фауны…

Короче, куда ни кинь — всюду клин.

Битых три часа мы сталкерили от границы уровня до силосной ямы, обозначенной на схеме, которую Тигрёнок потибрил у своего ученого братца Стасика, как наиболее вероятное вместилище «кварцевых ножниц».

Наша силосная яма являла собой простейшего представителя своего вида.

Это был бассейн глубиной метров пять со стороной метров семь.

Стены и дно бассейна некогда были забетонированы.

А сам он, разумеется, наполнен разными типами силоса.

Но поскольку Первая Катастрофа произошла в конце апреля, к тому времени почти весь силос колхозная скотина успела за зиму выесть. Ну а нового силоса наделать не успели, потому что весна. А потом грянула эвакуация…

Остатки силоса, естественно, ссохлись в малоаппетитную корку, которая сейчас уже даже и не воняла.