Обреченный контингент - Сергей Скрипаль

– За что, зачем? – прищуривался прошедший специальную подготовку у американских психологов переводчик.

И, оставив сокрушенного, растерянного Федора, обратился к командиру:

– Дальше сами. Теперь все получится. Я приказ выполнил.

Теперь уже Федора заинтересовал этот народ, который мощь советского оружия уже который год не могла поставить на колени.

Месяца через два Федор стал отмечать, что понимает отрывки разговоров афганцев, сам пытался называть окружающие его вещи, сначала вызывая смех, а потом помощь в освоении языка. Оброс Федор густой черной курчавой бородой, загорел, изменился внешне. Изменилось и отношение к нему. Кормили теперь Федора тем же, что ели бойцы отряда. Рис, лепешки, чай. Реже помидоры, виноград. Когда из кишлака приводили барана, куски вареного мяса из большого котла доставались всем поровну. Изменился Федор и внутренне. Чаще и чаще в мыслях считал себя своим среди этих людей. О том, что эти люди сражаются против его товарищей, советских солдат, старался не думать. Близко сошелся с Рахматуллой, тем афганцем, с которым бился в первом поединке. Обучал Рахматуллу приемам каратэ, а взамен получал знание языка, обычаев этого народа. В долгих беседах узнал от Рахматуллы об операциях, в которых участвовал и участвует его отряд, о расстрелах пленных, в которых и сам принимал участие. «Это война», – пожимал плечами Рахматулла. Не мы ее начали и не на вашей земле...»

«А мы их скотами считаем, зверьем, дикарями, – мучался в раздумьях Федор. – А ведь, действительно, это мы вломились в их жизнь, вот они в ответ и отнимают наши жизни...».

Это еще не было предательством. Окончательно отказался Федор от своего народа, своей земли и поднял оружие против шурави из-за Рахматуллы.

Накануне дня, когда Рахматуллу убили, он долго разговаривали с Федором.

– Стань до конца нашим, будь с нами. Прими нашу веру. Направь оружие против неверных, неправедных людей, – предложил Рахматулла.

– Своих убивать? – встрепенулся, даже вскочил на ноги Федор.

– Ты пойми, что твоих убивают твои. Будут еще воевать, – будут еще убивать. Остановят войну, выведут войска – сколько жизней сохранят и вам, и нам. И ты, убивая своих, только поможешь войну остановить. Убьешь десять – Аллах простит. Это не ваш Христос. Будешь мне братом – можешь четыре жены иметь, почет, богатство. Ты американские доллары дома заработаешь?

Глубоко задумался Федор. Вот же мучение...

Знал по рассказам и сам видел, как гнали советские офицеры солдат на минные поля по приказу высших офицерских чинов. Шепотом пересказывали ему, как попавших в окружение солдат уничтожили вместе с группировкой моджахедов. Тысячами гибли из-за неграмотных военных приказов. Неужели в этой войне правы только афганцы? Неужели...

И не смог найти, чем возразить на свои же вопросы Федор. Понял, что убедили его, привели к выводу, что ни гроша не стоит жизнь солдата СССР в этой войне для советского правительства. В том числе и его единственная драгоценная жизнь.

Наутро, провожая отряд, сказал Рахматулле, что принял решение, а какое, вечером скажет. Догадался Рахматулла, улыбаясь, как брата обнял Федора и ушел с отрядом. Вернулся отряд поздним вечером, понеся большие потери. Не вернулся Рахматулла.

Резко изменилось отношение к Федору. Вместо приветливых улыбок – хмурые лица, тяжелые взгляды. Все-таки шурави – советский... И...

Совершилась в этот вечер еще одна потеря. Не стало на свете советского военнопленного, русского солдата Федора Булыгина.

После обряда обрезания и трижды произнесенной священной калемы – Ла илях иля ллаху ва Мухаммед расули Аллах – превозмогая боль после отсечения крайней плоти, пировал принявший магометанскую веру и вместе с ней новое имя – Рахматулла, наутро поднявший оружие против ненавистных шурави.

Глава 13. МАСУД

Плюс на минус будет ноль...

Это боевое задание состояло из плюсов, рядом с которыми немедленно, как бдительные часовые, вырастали минусы.

Разрабатывали операцию штабисты из генерального управления, тщательно анализируя донесения разведки, сведения, выжатые из пленных моджахедов и их командиров, знания опытных офицеров, изучавших Афганистан еще задолго до войны, находившихся там в качестве военных советников. Готовый вариант утверждали на самом высоком уровне, чуть ли не на Верховном Совете СССР, что страшно раздражало и бесило профессиональных военных, разведчиков и контрразведчиков. Но что поделать? Партия – наш рулевой... везде и всюду. Поэтому, для подстраховки, во избежание утечки информации, в итоговых документах указали чуть другое время проведения операции, да и страну приложения огромных трудов перенесли чуть восточнее. Но так или иначе, операция была готова. Ее важность состояла в том, что появилась возможность ликвидировать Масуда – командира одного из крупных соединений душманов.

Врага можно ненавидеть, но недооценивать нельзя. Масуд – талантливый военачальник. Когда-то, еще в середине семидесятых годов, он был одним из лучших иностранных слушателей Фрунзенской академии, готовившей, как известно, не специалистов по засолке грибов и капусты. Вот и научили! Действия его боевиков отличались смелостью, слаженностью, дерзостью, жестокостью и, увы, редкой удачливостью. Увы, так как эта самая удачливость приводила к большим потерям советских войск, находящихся в радиусе его контроля, порой даже практически к полному их уничтожению. Кстати сказать, командиром этой части советского контингента тоже был выпускник той самой академии и даже того же самого года выпуска. Так что бывшие однокашники противостояли друг другу крепко и долго. Масуд, обладая аналитическим умом, вкупе с восточной дьявольской хитростью, сумел установить жесткую дисциплину среди своих людей, карая виновных по законам Шариата, не давал возможности шурави проводить никаких активных действий, вывел в зоне своего действия даже само понятие «договорный кишлак». Пленных русских брал редко, но если такое происходило, очень быстро заставлял их перейти на свою сторону, принять ислам и воевать против неверных. Так что уничтожить Масуда было очень желательно, но крайне сложно. Базовое местонахождение его сил было расположено в небольшом городке, неподалеку от границы с Пакистаном. Прямо из Пешавара он получал свежие силы, оружие, деньги, туда же переправлял раненых, пленных, перебежчиков. По донесениям советской разведки, в городке постоянно находились около трех тысяч духов, великолепно обустроившихся и готовых отдать свои жизни за Масуда, как отдали бы их с радостью за Пророка.

Разрушить городок авиацией советское командование не хотело, и крупное боевое соединение моджахедов чувствовало себя в нем как у Аллаха за пазухой. Масуд создал и отладил свою внутреннюю службу безопасности, разведку, контрразведку, не жалея долларов, рублей, марок, чеков, наркотиков. Популярность его была чрезвычайно высока. К нему тянулись люди со всего Афганистана, давали клятву на Коране и вступали в войско под зеленое знамя Ислама.

Вот этого сильного, умного и опасного врага и решено было ликвидировать.

Для выполнения разработанного плана отозвали из отпуска, из дома отдыха «Сосновый», что под Туапсе, спецгруппу, состоящую только из офицеров. Еще вчера ребята обмывали новые армейские звания, окунали в стаканы с водкой майорские звезды, а заодно с ними и ордена Красной Звезды, полученные за успешное выполнение одной из предыдущих операций. Пошумели, конечно, немного, погутарили, отбив у офицеров из системы МВД, также отдыхающих на побережье, девчонок. Каждый из спецгруппы прошел подготовку еще ту: и саперную, и снайперскую, и рукопашную, и парашютную, и... В общем, спецы хоть куда. Да и опыт боевой немаленький за плечами. Так что еще ночью, довольно сильно хмельных, их привезли в адлерский аэропорт, подбросили до Москвы, оттуда – прямиком в Ашхабад, и теперь офицеры досыпали в более-менее приличной гостинице, расположенной внутри большого военного городка, в самом центре столицы Туркмении.

– Кте мои маленькие прюки? Та черт пы вас попрал! – как все прибалты, Ян Роозма ругался, не повышая голоса, старательно выговаривая русские слова.

– Что потерял, Ян? – поднял от подушки заспанное лицо Игорь Красников и тут же со стоном уронил голову на подушку. – Вот блин, мутит что-то. Наверное, после перелетов...

– Маленькие прюки. Кому они мокут пыть нушны? – «бушевал» Ян.

– О-о-о, чтоб вас! Заткнитесь! – со своей постели простонал Лешка Уфимцев, – чего это вы с утра разорались? Теперь, может, месяц спокойно поспать не придется, – и, накрыв голову подушкой, перевернулся на другой бок.

Ян сердито переворачивал вещи, развешанные на спинках стульев, и недоумевающе сопел.

– Па-а-адъем! – вытирая полотенцем голову, мокрую после душа, прокричал старший в этой операции Женька Панин. – Сейчас на завтрак, потом последний инструктаж. В двенадцать ноль-ноль вылетаем в Кабул.