Серебряная пуля - Алексей Атеев

– Писать о вас хочу, – сообщил Осипов.

– Обо мне? – Юнец удивленно и радостно осклабился. – Да, кстати, меня зовут Ростислав, – запоздало представился он.

– Я знаю. А меня Иван. И давай лучше на «ты».

– Отлично, – просиял Ростислав. – Так о чем же вы, то есть ты, хочешь писать? О моих спортивных достижениях? Я ядро толкаю. Тяжелый атлет, так сказать. Но ведь ты вроде о спорте не пишешь?

– Не пишу, – подтвердил Осипов. – Я о другом…

– Ну-у?..

– О Сокольском…

– О Валентине? – Радостная улыбка сползла с лица тяжелого атлета как бы кусочками. Губы его еще продолжали улыбаться, но глаза сделались холодными и настороженными. Он вскочил с тахты и забегал по комнате.

– Но его же убили?! – слегка успокоившись, произнес Ростислав.

– Вот-вот…

– Ага. Ты же по криминальной части… Судебные очерки… Как же?.. «Выстрел на окраине»… «Жареные» фактики выискиваете. – Он снова заметался. – Знаете что, товарищ корреспондент, на эту тему я беседовать с вами не желаю, уж извините!

– Ты вроде испугался?

– Вроде?! А чего мне пугаться? Меня уже пугали и так и сяк. В ментовке… Все признания добивались. Откуда я знаю, кто его убил? Только-только отстали. А теперь вот ты! Кто тебя послал? Менты?

– Да нет, я же говорю, что хочу написать судебный очерк. Произошло зверское убийство, а преступник так и не пойман.

– Тебя, наверное, мамаша Валькина подговорила. Или купила? – Парень пытливо взглянул на журналиста. – Скорее всего второе. Ну признайся, тогда, может быть, чего и скажу.

– Мать Сокольского действительно встречалась со мной, – осторожно сказал Осипов, – но дело тут не в деньгах… Просто я специализируюсь на этой тематике…

– Тематике, – усмехнулся Ростислав. – Забашляли тебя, вот и вся тематика. Ладно, почему не поговорить.

Он нажал клавишу магнитофона. Из динамика полились жуткие, скрежещущие звуки, словно лесопилка пыталась в спешном порядке перевыполнить план.

– Классно! – убежденно сказал Ростислав, кивнув на магнитофон. – Джимми Хендрикс, «Электрик леди ленд», во чувак заливает. Ты знаешь, он самый клевый гитарист в мире. Круче нет. Играет не только руками, но и локтями, и даже зубами.

– А членом он не умеет?

– Членом? – Ростислав хихикнул. – Может, и членом умеет, а яйцами ритм отбивает… Вот-вот! Слышишь?! А? Классный рифф! А ты, я вижу, шутник. Хотя в роке, конечно, не сечешь… Этот придурок Валентин тоже не врубался. Ему все Том Джонс, Эйгельберт Хемпердинк, Элвис… «Битлов», правда, слушал, но до «Роллингов» не допер. Ясное дело – «голубенький». Ты знаешь, что он был «голубым»?

Осипов кивнул.

– Мамочка его, что ли, просветила?

– Да нет, нашлись другие источники.

– Ну ясно, в ментовке сообщили! Впрочем, какая мне разница. Поговорить о Вальке я с тобой могу, хотя прекрасно понимаю, что ты ничего про него не напишешь. А если и попытаешься, то все равно материал не пройдет. Не пишут у нас об этом. Если только где на Западе опубликуют. Хотя сомнительно, ты же не враг себе. Скорее всего ты хочешь попытаться распутать это дело. Заплатили тебе, ты и отрабатываешь. Ладно, подкину информацию, но, если найдешь убийцу, с тебя ящик коньяка. Договорились? И еще одно условие. Нигде о том, что толковал со мной, не свисти. Я, конечно, ничего нового тебе не скажу, из меня в конторе все вытянули, но тем не менее моего имени упоминать не надо. А если… – Он не договорил и согнул руку, продемонстрировав могучие бицепсы. – Не посмотрю, что ты известный журналист. Можешь спрашивать.

– Ты был с ним в приятельских отношениях?

– Да не то чтобы очень. Только в последнее время. Он, ты понимаешь… меня хотел. Ну как мужчину. – Ростислав усмехнулся. – Прямо, гад, домогался. Развращен он был до мозга костей. Я, конечно, тоже не ангел, но с педиками не якшался. По мне девочки лучше. Хотя у каждого свой вкус. Так вот. Валька в меня влюбился. Мне, конечно, смешно, а он… Ну, ладно, у него башлей – выше крыши, я, конечно, тоже не бедный, а он вообще. Крез! И нежадный. По кабакам любил шататься, ну и меня с собой. Вроде как похвалиться перед своими хотел. Падла такая… ты, наверное, даже не представляешь, сколько их в Москве. Но! – Ростислав поднял палец. – Конспирация у них будь здоров! Как у большевиков в период проклятого царизма. Вообще-то, конечно, я хватил… Никакой особой конспирации нет. Кентуются почти открыто. Но большие фигуры, кто этим делом балуется, те, конечно, стараются не светиться. Валька мне много чего порассказал. О некоторых и вовсе не подумаешь. На вид орел орлом. Героев в театре и кино играет, настоящих человеков, а в натуре – пидор! Вот она какая – наша творческая интеллигенция. – Он хохотнул и замолк. Потом внимательно посмотрел на Осипова. – А ты вроде с бодуна? Что-то глаза больно красные. А, журналист? Вы вроде это дело любите. Давай похмелю, и разговор поживее пойдет. Эй, старая! – заорал он. – Ты где застряла? Тащи закуску. Хочу с хорошим человеком выпить.

Через пару минут старуха внесла поднос, на котором стояли две чашки дымящегося кофе и вазочка с печеньем.

– Колбасы принеси, – распорядился Ростислав, – и хлеба.

– С утра нажираешься, – заканючила старуха, – и вы, – она с укором посмотрела на Осипова, – а еще в газете работаете.

– Вали, вали, – беззлобно прикрикнул на нее хозяин. Он достал из тумбочки бутылку «Айгешата». – Давай по портвешку пройдемся.

Я тебе вот что скажу, – произнес он немного погодя и вытер мокрые губы тыльной стороной ладони, – марочные вина не уважаю, больно сладкие. То ли дело обычный портвейн, ну, скажем, «13» или «66», а уж «Три семерки»… – Он закатил глаза. – Ну что, пресса, захорошело?

Осипов действительно почувствовал себя получше.

– А Валька любил именно такие напитки, – сообщил Ростислав, – собственно, это его «Айгешат». Он мне как-то целый ящик приволок, мы с тобой остатки допиваем. Я всегда, между прочим, удивлялся, почему он не родился девчонкой. Что уж такое сотворила его мамаша, а может, съела чего не то… Вот и вырос… вместо дырки. Красивый мальчик был… Хотя определение «мальчик» к нему не подходит. Но в целом ничего, безвредный. В тот день, когда его грохнули… Помню, был конец апреля, до майских праздников оставалась неделя, стояла отличная погода. Почти лето. Солнечно, даже жарко. Он меня уговаривал на дачу к нему поехать. Видно, расчеты какие-то имел. Я тоже, знаешь, кое-чего планировал. А планировал я развлечься с одной классной кадрой – Наташкой (она тоже проходит по этому делу), и не где-нибудь, а на даче у нашего красавчика. Но главное, чтобы он ничего не знал, а то скандал, ревность и все такое прочее. Я Наташке сказал, что поедем с ночевкой к одному моему другу на дачу Министерства обороны. Роскошная хата, телефон, центральное отопление, мебель из красного дерева… Запудрил, одним словом, мозги. Но, говорю, мы вроде отправляемся готовиться к сессии. Приятель мой, толкую, отличник, очень правильный студент, гулянок не любит. Но ничего страшного. Выпьет чуток и развеселится. Ты, главное, не должна показывать, что моя девушка. До поры до времени, конечно. Пока он к тебе не привыкнет. А для этого я возьму с собой нашего одногруппника Вовку Кутузова, ты должна изображать, что ты – его подружка. Наташка сначала начала упираться, мол, что это ты придумал… Три парня, а я одна. Хором, мол, хотите… Я поклялся всеми клятвами, что все будет тип-топ. Никакого насилия, никакого криминала… И вот ведь сглазил! Мы приехали на дачу, выпивка, закуска… Музыка играет, танцы-шманцы затеяли. Все идет нормально. Вовка с Наташкой, а вокруг меня Валька увивается. А у него все ужимки бабские. Он даже, идиот, накрасился… Она, конечно, ничего понять не может, и глаза у нее становятся все круглее. Потом смотрю, они с Вовкой исчезли. Я, понимаешь, разозлился. Как же так, думаю. Ведь мы договорились и с ней, и с ним. Зачем же друга кидать? Минут через двадцать они появляются… Я на Наташку смотрю, вижу, ее смех распирает. Так и есть, думаю, уже… Но вроде не потные и одежда в порядке. А этот сукин сын ей все рассказал. Про Вальку то есть. Открыл глаза, ты понимаешь! Эта змея и решила развлечься за мой счет. Мы, значит, танцы устроили. Вовка с ней танцует, а в меня педик вцепился. Я, честно говоря, изнемогаю. Наконец меняем партнеров. Валька сидит, а мы с Наташкой. И тут она молча расстегивает штаны и сует туда руку. Ты понял! Педик сидел-сидел и заплакал. Эта дура хохочет как сумасшедшая.