Завтра война - Александр Зорич

Только пожара ему здесь не хватало. Прямо под взрывоопасными ускорителями! Видит Бог, он был беглецом, но не диверсантом!

И хотя лифт неуклонно приближался, Роланд все-таки потратил несколько драгоценных мгновений на то, чтобы сорвать со стены огнетушитель и вогнать струю пиродепрессанта в тлеющую панель управления.

Затем он в лихорадочной спешке отщелкнул фиксаторы пилотского сиденья и откинул его вверх, как крышку люка. Там, под сиденьем, находилась небольшая багажная полость, в которой по боевому расписанию должен был находиться пилотский НЗ: шоколад, кофе, сублимированная говядина, сигнальные средства, аптечка, легкое оружие и тому подобное.

Сейчас в коробке НЗ лежал мешок с песком – балластный эквивалент. Или, как шутили техники, «растворимый кофе господина Йена Йенсена».

Роланд выбросил балластный эквивалент и положил вместо него свой рюкзак.

Опустил сиденье на место и защелкнул фиксаторы.

Краем уха услышал, что лифт достиг уровня подшахтного ангара. Двери открылись. Сейчас коридор наполнится топотом ног и криками охранников…

Роланд сел в пилотское кресло.

Дернул рычаг подъемного устройства.

Кресло поползло вверх. Одновременно с этим вернулась в глубокие пазы герметичная плита бортового люка.

Кресло достигло верхней точки и остановилось. Роланд оказался в прозрачном бронеколпаке пилотской кабины, обеспечивающем превосходный обзор по всем сторонам горизонта.

Если перевести официальный язык технических заданий на обычный человеческий язык, главное требование к современному истребителю будет звучать очень просто: пилотирование исправной машины должно быть по силам семилетнему ребенку. Из этого исходили даже разработчики легендарного «Беркута», что уж говорить о новейших моделях!

Пилотировать исправный «Дюрандаль», пожалуй, смог бы и младенец – благодаря дружелюбной системе с четырехкратным резервированием каналов управления, генеральным контуром маневренности и автоматическим дифференциалом режимов полета (стратосферные, атмосферные, низковысотные, безвоздушные и «пыльные»).

Кроме этого, автопилот имел богатый набор программ для оптимального выполнения типовых маневров: взлет, посадка, сближение с космическим объектом, облет объекта и так далее.

Управление автопилотом было реализовано через простой и надежный интерфейс, проецируемый либо на лобовое стекло истребителя, либо на очки летного шлема – по выбору. Альтернативный путь общения с автопилотом вообще умилял своей добротной допотопностью: блок кнопок на панели управления. «Взлет», «Посадка», «Атака», «Отрыв», «ПЗМ»…

«Что такое ПЗМ? Что такое ПЗМ?» – не ко времени озаботился Роланд, которого на самом деле сейчас должна была заботить пробивная сила оружия корпоративной охраны.

«Противозенитный маневр!» – вспомнил он. И сразу почувствовал себя лучше.

Роланд активировал все бортсистемы истребителя и нажал кнопку «Взлет».

Увы, относительно роковой роли неподвешенных ускорителей он не ошибался. Вместо того, чтобы отдать команды механизмам управления катапультой и поставить на прогрев двигатели, автопилот подсветил красным пустые подфюзеляжные пилоны на оптической карте-схеме истребителя. Тем самым автопилот лаконично напомнил Роланду, что в таких свинских условиях работать наотрез отказывается.

Боясь увидеть самое худшее, конструктор повернул голову налево – туда, где расстрелянная им из пистолета погрузочная тележка перегораживала вход в подшахтный ангар.

Вместо макушек десяти охранников из-за обоймы с ускорителями виднелся лишь жидкий седой хохолок.

Роланд пригляделся.

В этот момент человек, медлящий перед тележкой, наконец решился преодолеть препятствие самым что ни на есть варварским способом.

Седой хохолок исчез, а спустя полминуты показался из-под тележки уже со стороны ангара.

«Да ведь это же Станислав Пес! – оторопел Роланд. – Но откуда?..»

– Некогда лясы точить. Даст Бог взлететь – все расскажу, – в который уже раз пообещал пан Станислав, когда они, обливаясь потом и матерясь, при помощи ручных домкратов подвешивали второй ускоритель.

Чтобы подтянуть обесточенную тележку к истребителю, пришлось на ходу сымпровизировать буксир из электролебедки и двух блоков. Учитывая обстоятельства, можно было сказать, что работа спорилась.

За это время коллега, хоть и не был расположен «точить лясы», рассказал Роланду главное.

О том, что творец «Дюрандаля» мечтает бежать с Цереры и в качестве средства побега изберет свое смертоносное детище, пан Станислав заподозрил почти сразу. Его подозрения усилились, когда Роланд недавно обсуждал с ним возможности современных трансляторов модели «Сигурд».

В самом деле, зачем может потребоваться «Сигурд» на Церере? С крысами лясы точить?

Другое дело – безбрежные парсеки приграничных звездных поясов. Там без «Сигурда» никак нельзя.

Так пан Станислав вычислил, что Эстерсон намерен бежать прочь из Сферы Великорасы, как иногда помпезно называли политики правого толка совокупную зону колонизации Конкордии и Объединенных Наций.

А когда Роланд вскользь упомянул, что к «Сигурду» начали выпускать апдейты для общения с разумными негуманоидами, пан Станислав, пораскинув мозгами, определил и конечный пункт назначения Эстерсона.

Эстерсону оставалось лишь обескураженно развести руками и признать, что конспиратор из него никудышный.

«После этого передо мной стояла только одна принципиальная трудность: решиться последовать за вами. Остальное было уже просто», – заверил пан Станислав.

Ничего простого в том, чтобы получить доступ в шахту № 8, Эстерсон не видел. Также совершенно непрозрачным оставалось, каким образом пан Станислав определил точное время его побега.

Однако Эстерсону сейчас было не до контрразведывательных упражнений в логике. Без помощи пана Станислава он едва ли смог бы подвесить ускорители и, не исключено, потерял бы последний шанс покинуть шахту. Этим однозначно подтверждалось, что пан Станислав не работает в охране «Дитерхази и Родригес».

Выходит, старый поляк решил на старости лет повидать что-нибудь поинтереснее блеклых интерьеров «Боливара»? Что ж, Эстерсону охотно верилось в это.

Когда техника перестает капризничать, она начинает творить чудеса. И чудо свершилось.

Команда «Взлет» прошла.

Загудела катапульта, приходя в плавное движение сразу по трем степеням свободы. Ее постамент пополз вверх, а телескопические направляющие поднялись вертикально и удлинились до половины высоты шахты.

Одновременно с этим под катапультой закрылась диафрагма нижнего створа. Шахта, в которой вздыбился на катапульте «Дюрандаль», теперь была отделена от внешнего мира двумя герметичными препонами.

Это продлилось всего несколько секунд, в ходе которых «Дюрандаль» и пусковая система завершали взаимное тестирование. У автопилота улучшилось настроение, и он подмигнул Эстерсону полусотней зеленых светодиодов.

Открылась диафрагма верхнего створа.

Весь воздух, вплоть до самой крошечной щепотки молекул, рванулся из шахты прочь. При этом водяные пары (на «Боливаре» предпочитали не пересушивать воздух до нуля абсолютной влажности) молниеносно кристаллизовались. Мимо «Дюрандаля» пронесся едва заметный призрак снежной вьюги.

Этот знак, словно бы посланный прямиком из далекой, милой Швеции, обнадежил Эстерсона.

– Легкого старта, пан Станислав!

– Легкого старта, герр Эстерсон! – отозвался поляк по переговорному устройству.

«Щелк!» – не услышал, а скорее всем телом ощутил Эстерсон.

Мощное электромагнитное поле швырнуло стартовую тележку с закрепленным на ней истребителем вверх по направляющей.

Удар о стопор. Истребитель сорвался от тележки и свечой пошел навстречу ярким звездам, которые здесь были так близки!

Перегрузки ощутимые, но не смертельные.

На экране заднего обзора уменьшались постройки надземной части комплекса «Боливар»: ровное плато космодрома, мачты навигационных маяков, разрисованные красно-желтой чересполосицей железные стены радаров, невзрачные, почти сливающиеся с темно-серой поверхностью астероида кубики… Что это, кстати, такое?

Под фюзеляжем вспыхнули два оранжевых факела – заработали ускорители. Начались настоящие перегрузки.

«Матка боска ченстоховска», – прохрипел пан Станислав.

Ему приходилось хуже, чем Эстерсону. Он ведь не сидел в амортизированном кресле пилота, а лежал в узком лазе, ведущем к спасательно-стыковочному кессону – единственном свободном и притом обогреваемом отсеке истребителя за исключением пилотской кабины.

Поскольку полет пока что проходил в полностью автоматическом режиме, Эстерсону оставалось лишь глазеть на показания радаров и пялиться в экраны сферического обзора.

Вдруг в размеренный, не сулящий никаких опасностей поток тактической информации на лобовой поверхности бронеколпака, вторглась череда мерцающих предупреждений: