Памятное лето Сережки Зотова - Владимир Пистоленко

За несколько дней до праздника Манефа Семеновна сказала Сергею, что завтра "страшное", или, по книжному, страстное, бдение и старец Никон велел привести и детей, которые возрастом постарше.

- А о тебе, Сереженька, он особливо наказывал. Так что завтра нам с тобой идти вместе.

Сергей насупился:

- У нас четверть кончается, повторять вон сколько...

- Какой же ты темный, - вздохнув, покачала головой старуха. - Будет на то божья воля - со всеми уроками справишься, а не благословит - хоть расшибись, толку не получится.

- Узнают ребята - засмеют, - хмуро заговорил Сергей о том, что беспокоило его больше всего.

- А не узнают, - убежденно сказала Манефа Семеновна. - Мы же вечером пойдем, когда стемнеет, а возвернемся - еще и не рассветет. Как тут узнать? Да и то надо сказать, за веру и поношение принять не страшно. Ежели, конечно, понадобится. Ты еще молоденький и в вере некрепкий, а, скажем, придись на меня... Чтоб никого другого, а только одной меня дело касалось...

Манефа Семеновна замолчала и, сжав руки на груди, сверкающими глазами уставилась в потолок. Хотя она и не досказала своей мысли, но Сергей и без того понял - за свою веру Манефа Семеновна готова пойти на любые муки.

Спорить с ней он больше не стал.

На следующий вечер, когда совсем уже стемнело, они пошли в моленную.

В комнате стоял полумрак. Приторно пахло ладаном. Словно сквозь туман, Сергею вспомнилось первое посещение моленной. Сейчас людей побольше: несколько стариков, десятка два старух и женщин помоложе. Неподалеку от стола сидела молодая женщина, а рядом с ней - девочка, видно дочка. Опустив руки на колени, женщина сидела, глубоко задумавшись, и почему-то вздрагивала, а девочка прижалась к ней и исподлобья оглядывала присутствующих. Был еще мальчик, тоже поменьше Сергея, худой-худой, с белесыми, давно не стриженными волосами. Должно быть, он тоже пришел с бабушкой. Сергею показалось, что мальчика где-то видел, но, приглядевшись повнимательнее, он убедился - мальчика и девочку видит впервые.

Перед началом моления Степан Силыч раздул кадильницу, зажег на столе свечи и лампу-"молнию", подвешенную среди комнаты. После густого полумрака стало необычно светло. Сергей думал, что нынешнее моление чем-то особенным отличается от других, почему и называется "страшным", и не без интереса ждал начала.

За столом поднялся старец Никон, молча постоял с полузакрытыми глазами и заговорил тихим и скорбным голосом. Не спеша, полушепотом, словно грустную тайну, он поведал собравшимся, что сегодняшняя ночь - ночь скорби великой, потому что много веков назад в эту ночь богоотступники и слуги сатаны совершили тягчайший и непрощеный грех.

- Они распяли на кресте и казнили лютой смертью сына божьего, нашего заступника и спасителя. И грех ихний тяжелым проклятием лежит на нас, на отцах и на детях наших. Братья и сестры! - горестно воскликнул старец. Мы живем за ради последнего дня, когда придет сын божий, чтобы судить нас за грехи наши. Послушайте, дорогие братья и сестры, святые слова Евангелия о том, как за для нашего спасения взошел на крест, страсти и смерть принял господь и бог наш. - Старец немного помолчал, затем обвел всех просящим взглядом и зашептал: - Забудем все наши мирские помыслы и мысленно вознесемся туда, где в эту ночь свершилось страшное дело.

Старец сел на свое место, не спеша раскрыл книгу... Голова его бессильно поникла.

- Чего с ним? - прошептал Сергей на ухо Манефе Семеновне. - Может, больной?

- Божья благодать... на него сходит.

Старец начал читать.

Читал он так же тихо, как и только что говорил. Казалось, будто он позабыл, что в комнате не один, что, кроме него, есть еще люди, которые сидят не шевелясь и ловят каждое его слово. Старец читал, будто разговаривал сам с собой; иногда, прерывая чтение, задумывался, словно пытался понять тайный смысл прочитанного, а поняв, несколькими словами пояснял и продолжал читать снова. В моленной было так тихо, что Сергей слышал затаенное, прерывистое дыхание Манефы Семеновны, чей-то приглушенный вздох. Все, что читал старец, Сергею было знакомо, но сейчас, после его пояснений, казалось совсем другим, новым и интересным. Сергей напряженно слушал, но не потому, что так надо, не потому, что это святое писание и грешно пропускать его мимо ушей, а потому, что вдруг понял идет рассказ о подлецах, которые решили погубить ни в чем не повинного человека. Да-да, именно человека. Сергей никак не мог представить себе Христа богом - ему виделся обыкновенный человек, никому не сделавший ничего дурного...

Через какой-то промежуток времени старец Никон прекращал чтение и выходил на середину комнаты. Вслед за ним поднимался со своего места Степан Силыч, брал кадильницу с тлеющими в ней углями, бросал на них несколько зерен ладана и не спеша, помахивая взад-вперед кадильницей, обходил моленную. Из кадильницы вырывались бело-голубые ароматные клубы дыма.

- Помолимся! - ни на кого не глядя, негромко говорил старец Никон и, опустившись на колени, начинал истово креститься и класть земные поклоны.

Вслед за старцем вставали на колени и все молельщики. Сергей тоже крестился, отбивал поклоны, но никак не мог заставить себя молиться - из головы не выходил вопрос: как же оно так получается - Манефа Семеновна и тот же старец Никон говорят, что бог все знает и может все сделать, а допустил, чтобы его обманули, выдали врагам и повели на смерть. Да если он и вправду такой всезнающий и всемогущий, то он и близко не подпустил бы к себе нечестных людей, да что там - не подпустить, пальцем стоило шевельнуть - и от них осталось бы только мокрое место. Надо будет обязательно поговорить с Манефой Семеновной, почему оно так получается...

Время тянулось медленно. Было душно.

Еще и еще выходил на середину старец Никон, а за ним Силыч с дымящейся кадильницей, снова и снова падали на колени молельщики и, то отбивая поклоны, то крестясь, кто шепотом, а кто и во весь голос читали молитвы, каждый по-своему, каждый просил у бога какой-то милости. Молодая женщина то и дело всхлипывала и кончиками головного платка вытирала на щеках слезы, а ее девочка жалась к матери и что-то шептала, может быть, уговаривала не плакать.

Время, должно быть, давно перевалило за полночь.

У Сергея заболела голова - то ли от того, что начадила кадильница Силыча, то ли от усталости. На душе у него было тоскливо и еще грустнее становилось, когда он слышал всхлипывания молодой женщины и неразборчивый шепот девочки. Он догадывался, какое у женщины горе, - должно быть, недавно получила похоронную.

Тяжелые веки смыкаются, их трудно разомкнуть... Снова моленная заволакивается туманом, постепенно затихает и совсем пропадает голос старца.

Сильный толчок в бок - и Сергей вскочил на ноги. Манефа Семеновна ничего не сказала ему, только недобро взглянула и, падая на колени, размашисто закрестилась.

Среди моленной, потрясая над головой кулаками, стоял старец Никон и яростно выкрикивал:

- Свершилось! Смерть!.. За нас он смерть принял!.. За души наши! Плачьте! Рыдайте! Молите, чтоб не прошел мимо! Ищите! Глядите! Может, кто увидеть сподобится...

Все молельщики стояли на коленях, бились лбами об пол и, не обращая внимания друг на друга, выкрикивали какие-то слова. Только молодая женщина, прижав к груди голову девочки, неподвижно сидела на скамье, устремив куда-то в угол широко открытые, остановившиеся глаза. Затем, отстранив резким движением девочку, она поднялась, и Сергей увидел, что вся она дрожит...

- Вижу... вижу... - негромко сказала женщина, как слепая, шагнула вперед и рухнула на пол.

Не раздумывая долго, Сергей бросился к ней, чтобы чем-нибудь помочь, хотя и не знал, как это сделать. Его отстранил Силыч.

- Вьюноша, не тронь, она бога увидеть сподобилась!

Сергей почувствовал, как по спине побежал холодок.

Женщина лежала без движения, а девочка плакала навзрыд, и тормошила ее, и просила дать воды...

Какая-то старуха принесла ковшик, девочка брызнула женщине в лицо, и та очнулась, открыла глаза. Ее снова усадили на скамью. Старец Никон поклонился ей до земли и, обращаясь ко всем, сказал:

- Господь среди нас! Помолимся!

И запел.

...Домой возвращались перед утром. Оказалось, что Манефе Семеновне с Сергеем и женщине с девочкой по пути. Сергей плелся позади. В одном месте девочка приотстала, и они пошли рядом. Разговорились. Оказалось, что девочка школу бросила; ее мать, путевая обходчица, всеми днями на работе, а дома еще двое ребят - братишка и сестренка. И еще рассказала, что в прошлом году убили отца на фронте и у матери случаются припадки. Вот как сегодня. Начнет плакать, и обязательно припадок ее ударит. И всегда в это время ей отец видится. Раньше припадки были реже, а как стали приходить эти старики да старцы - участились. Наговорят ей, наговорят, доведут до слез, с ней и случается...

Сергей долго не мог уснуть, а чуть забылся, Манефа Семеновна стала будить - пора в школу. Еле успев перекусить, Сергей умчался.