Изгнанница Ойкумены - Генри Олди
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Насилие, как инструмент.
Музыкальный инструмент насилия.
…не сейчас.
Дорога свернула вправо. Склон горы исчез позади. С обеих сторон потянулись виноградники, перемежаемые рощицами деревьев, низкорослых и кудрявых. Местами рощи подступали к самой дороге. Далеко ли до города? Она уже хотела спросить об этом у Каджар-хабиба, когда меж деревьев ей почудилось движение. Ну да, вон опять… Животное? Мобиль? Откуда в этой глуши мобиль? Наконец удалось разглядеть: поджарое, сухое тело, треугольник мощных задних лап и мясистого хвоста, «лебединая» шея…
– Эй, вы, стойте! Стойте, говорю! Опустите паланкин!
Толстяк с изумлением воззрился на хабиб-ханум. Но вспомнил, кто здесь главный, а заодно – о своих обязанностях переводчика. Караван встал. Паланкин опустили на землю, и доктор ван Фрассен с проворством девчонки выскочила наружу, обойдясь без «живых ступеней».
– Фрида! Девочка моя!
Она шагнула к обочине. Мигом позже химера выскочила на прогалину – и быстрей ветра устремилась к каравану. За спиной Регины рассыпался нестройный хор изумления. «Еще бы! – гордость бурлила в крови „солнца врачей“. – Выставьте на дистанцию Фриду и ваших скакунов! Я буду знать, на кого делать ставки…»
– Дарган!
– Кайсун-дарган!
– Фрида! Живая…
Сейчас ей было все равно, как она выглядит со стороны – безумная чужестранка, с умилением протягивающая руки навстречу ящеру. А Фрида и не думала сбавлять скорость. Словно собралась в порыве чувств с разбегу броситься на шею любимой хозяйке.
– Фрида, стой! Зашибешь, дурища…
Целофузис прибавил ходу.
– Стой! Я кому сказала?! Стоять!!!
Регина ухватилась за ментальный поводок – и вспомнила: поводок оборван! У нее нет прямого контакта с Фридой. Паузы химере хватило, чтобы пронестись мимо хозяйки, обдав ту горячим ветром. О, Фрида действительно кинулась на шею – ближайшему рабу-погонщику. Узкая морда «клюнула» несчастного; горло его расцвело жуткой алой розой. Хрипя, раб упал на колени. Пыль перед ним превращалась в темно-бурую лужу. А целофузис, не мешкая ни секунды, уже атаковал новую жертву.
– Нет, Фрида! Назад!
Химера не понимала команд. Не желала подчиняться. Для нее битва у посольства не закончилась. Кругом враги. Вот они – наконец-то. Врагов надо убивать. Хозяйку надо спасать. Убивать – можно. Нужно. Необходимо. Хозяйка разрешила.
Демон насилия – вот кем была сейчас Фрида.
Каджар-хабиба спас страх. Видя летящую на него смерть, толстяк рухнул на спину, закрыв лицо руками. Двуколка перевернулась; бесясь, заржал мул. Клыки химеры щелкнули над скопцом, не найдя вожделенной глотки. Взмах когтистой лапы – чья-то лошадь шарахнулась, сбросив всадника, заплясала с распоротым боком. Рев верблюда – Регина не знала, что верблюды так громко, так дико ревут. Рык ящера – Регина не знала, что Фрида умеет так рычать.
А еще она не знала, как справиться с поводком.
Окажись на месте целофузиса барс, не говоря уже о горале – все решилось бы намного проще. Восстановить поводок – дело секунд. Но только не в случае с ящером: слишком мал мозг, слишком первобытны инстинкты. В их простоте – их сила: попробуй, перешиби! Успев хлебнуть свободы, химера отчаянно сопротивлялась. Она-то точно знала, что делать. А хозяйка ей мешала! Верность против покорности, и верность побеждала. Поводок тянулся от Регины к химере, внедряясь в мозг Фриды – медленно, слишком медленно…
Второй всадник успел взмахнуть саблей, защищаясь. Фрида подпрыгнула, зубы ее с хрустом вонзились в плечо шадруванца. Тот вывалился из седла, и сверху на жертву обрушился ящер: прижал к земле, впился когтями, разинул пасть.
Поводок набрал силу.
– Нельзя! Назад!
Кому она кричала? Фриде? Всадникам с пиками, окружавшим химеру?
– Стоять! Всем стоять!
Всадники все поняли верно. Госпожа кричит? – конечно, от страха. Убить даргана, и госпожа успокоится. Сейчас они поднимут Фриду на пики… Это было жестоко, но ни на что другое у Регины не осталось времени. Властный импульс ворвался в мозг химеры, блокируя двигательные центры. Фрида свалилась, как подкошенная, рядом с раненым. Доктор ван Фрассен метнулась к химере, едва не угодив под копыта; упала сверху, накрывая собой. Сейчас ей в спину вонзится жало копья…
Смерть медлила. Вокруг ржали и фыркали лошади, вопили люди. Басовым контрапунктом ревели верблюды. Регина осторожно повернула голову. Всадники гарцевали шагах в семи, не решаясь приблизиться. Пики – наизготовку, на лицах – растерянность. Безумная чужачка закрыла собой даргана! Что делать? Кого казнить?! Из-под перевернутой двуколки выбрался Каджар-хабиб. Перепуганный насмерть, весь в пыли, но в целом невредимый.
– Переведите им: пусть отъедут назад! И не вздумают нападать на зверя! Я сама с ним справлюсь. Да, займитесь ранеными. Инструменты и перевязочные материалы у вас, надеюсь, с собой?
Толстяк тупо кивнул. Чувствовалось, что из инструментов у него только кромешный ужас, а кивает он просто так.
– Переводите, идиот!
Икая через слово, Каджар-хабиб заговорил. Всадники сдавать назад не спешили. Когда толстяк замолчал, один из них что-то крикнул в ответ.
– Они боятся, что вы не справитесь.
– Не их забота…
Фрида шевелилась под ней. Тело химеры вспучивалось и опадало, как тесто. Регина ощутила под рукой шерсть – и поднялась на ноги.
– Пусть посмотрят сами – и успокоятся.
На дороге лежала коза – темно-рыжая, с белыми «чулочками». Дрожа всем телом, коза безуспешно пыталась встать. Ноги ее не держали, встать не получалось. Меж всадниками пронесся вздох восхищения.
– Опасности больше нет. Или вы собираетесь воевать с несчастной козой?
– Воины говорят: вы – великая чародейка! Они умоляют не превращать их в козлов и баранов. Они полностью в вашей власти…
– В козлов? Надо подумать…
Регину разбирал нервный смех. Она взглянула на труп раба с разорванным горлом – и чуть не подавилась этим смехом.
– Займитесь ранеными. Вам помочь?
– Нет-нет, моя госпожа! Я сам!
– Как закончите – скажете. Пусть раненых отвезут обратно. И убитого – тоже.
Было трудно поднять вздрагивающую химеру на руки. Было трудно разместиться вместе с ней в паланкине. Трудно и тесно. Ничего, удалось. Всю оставшуюся дорогу Фрида дремала, тычась носом в ладонь хозяйки. Простила, надеялась Регина. Только бы простила…
IV
Разгрузка каравана не потребовала ее участия. Каджар-хабиб взял все на себя. В посольстве Регину встретила Матильда Клауберг. Первое, что сделала комиссарша – сгребла доктора ван Фрассен в могучие объятья и разрыдалась. Регине даже пришлось ее утешать. Видеть слезы на щеках железной Матильды? – нет уж, увольте! Необъяснимый кураж играл в крови, кружа голову. После такого куража лежат пластом неделю, и больше. Но это потом, и хватит об этом. Заперев Фриду в каморке и велев госпоже Клауберг озаботиться скорой ветеринарной помощью, Регина сразу отправилась к господину послу. Если нас ищут, то примут и замарашкой. А если нас не ищут, то горе всем дипломатам Ойкумены!
Крики она услышала еще на подходах к кабинету.
– Это преступление!
– Подбирайте слова! Вы – посол, а не прокурор!
– Вы мне за это ответите!
– Зоммерфельд, возьмите себя в руки…
– Я лучше возьму в руки лучевик!
– Прекратите истерику! Вы дипломат – какое право вы имеете…
– Похищена гражданка Ларгитаса! С утра я болтаюсь на гипере, как удавленник на виселице, пытаясь заставить вас реагировать! И что я слышу в ответ? «Ждите, Зоммерфельд! Ничего не предпринимайте, Зоммерфельд! Все под контролем, Зоммерфельд!»
– И еще раз повторю: ждите…
– Я немедленно подаю ноту протеста…
– Запрещаю! Мы уже связались с 3-й исследовательской группой. Кауфман обещал пробить ситуацию по своим каналам…
– Кауфман? Это работа Хеширута! Вы понимаете? Хеширута! Какие у Кауфмана каналы на его невменяемое величество?! Что вы мне голову морочите?!
– У вас есть доказательства, что похищение санкционировал шах?
– Нет у меня доказательств! Я знаю! Знаю, и все!
– И вы хотите подать ноту без доказательств?
– По-вашему, лучевик предпочтительней?
– Зоммерфельд, я не знаю, что вы там курите…
Господин посол бушевал. Господин посол был вне себя. Задержавшись в дверях, Регина любовалась Ником. Мужчина дрался за нее. Как мог, как умел. Так дрался бы тот, прежний Ник – минус предательство, плюс годы опыта, превратившие румяного хомячка в поджарого волка. Спиной к дверям, лицом к рамке гиперсвязи, Николас Зоммерфельд стоял на грани. Казалось, либо он сейчас кинется в рамку и голыми руками удушит большую политическую шишку, давившую на резоны – либо схватит крупнокалиберную ноту протеста и ринется во дворец.
Большая шишка понимала это. Вернее, Большой Шиш – гипер демонстрировал лысину, усы и мешки под глазами. Усы поникли, лысина взмокла. Господин посол вышел из-под контроля, и Большой Шиш предчувствовал беду. Похищение доктора ван Фрассен, судя по всему, он в беды не зачислял.
