После - Конъюнктурщик
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Думал, лежа на простой шкуре в углу гигантских покоев.
Где-то вдалеке мерцала искра свечи на столе.
Ещё дальше была дверь.
Никто не стучал.
Тишина.
Звенело в ушах.
Не долетали сюда отзвуки сражений. За толстыми кирпичными стенами спрятано другое общество, которое устроено на иных принципах.
"Как будто ты ждал другого от демонов."
Свеча погасла.
"Нельзя сидеть сложа руки?"
Глаза слипаются.
Никто не мешает.
"Что? Кто будит меня? Табия? Ну конечно я не мог не увидеть, как ты поглядывала на меня…"
Мысленно Стратоник представил, как дверь открывается, и нечто тёмное, но притягивающее с прекрасным человеческим обликом проникает в покои, медленно подходит и подле него опускается на колени, чтобы снять одежды.
Не было понятно, когда именно наступило утро, когда прошел день, сколько длился сон, но в один момент в покои вошел один из прислужников, чтобы провести префекта к главным вратам Цитадели.
Главные врата непропорционально возвышались. Прихоть бюрократской красоты. По обе стороны врастали в стены женские статуи, подпирающие перекладину над вратами. И эти врата открылись.
Свет зари воссоздал лик префекта, вытачивая его из темноты.
Пред Стратоником на ступенях, уходящих бесконечно вниз, стоял, раскинув руки, Люций, черные волосы которого развевались на ветру, несущем пепел, а за спиной его лежали в руинах моря обгорелых камней, мертвое тело города в застывших кирпичных барханах кричало смертью молчаливо; обласканный пожарами воздух доносил запахи огня и гари.
Вдоль ступеней шла колоннада, где капители были украшены алыми шарами, неизвестного камня, а по обе стороны от ступеней по склону стоял лес из копий, на которые были насажены обгорелые трупы жителей.
Вонь трупов стояла.
Но небо было чистым, насыщенным, словно сапфир.
— Отвратительное зрелище, не правда ли? — спрашивал демон, весело округляя глаза, выражая в растянутой улыбке восторг.
— Ты омерзителен, — сквозь зубы бросил Стратоник и пошел вниз, слуги последовали.
На что Люций только смягчил выражение лица и полузакрыл мечтательно глаза.
Пройдя вниз, они очутились на просторной площади, по окраинам которой оставались куски стен и колонн, где-то возвышались голые трубы печей, кучи мусора, лежали ещё трупы, бегали собаки, летали вороны большими стаями, а в вышине извечно кружили злые силуэты драконов, издающих свои вопли, похожие на орлиную смерть.
— Наслаждайся гибелью этого мира! — воскликнул Люций, показывая всем своим видом, что происходящее приносило ему не удовольствие лишь, но уже блаженство.
Гневным взглядом одарил Стратоник демона и пошел вперёд, чтобы забраться на гору из кирпичей, с которой были видны расчищенные руины и расчищенные от обломков дороги, по которым маршем двигались ровные колонны в черной броне, за ними же текла серокожая толпа в тряпье и шкурах, держа над собой лес копий, испещренная огоньками красных глаз, река искорёженных длинных рук, коротких ног, крупных челюстей, с которых текла слюна.
Хищная сила неестественных источников жизни несла вперёд вооруженные потоки.
— Резервы наши пребывают к стенам восточного района, — огласил Люций.
— Всю эту падаль ждет только смерть, — со стихающим отвращением проговорил префект.
— Они идут туда за этим, — насмешка ушла из речи демона, — эти существа не предназначены к жизни, только к смерти.
— Как мерзко должно быть, что рождается только за тем, чтобы быть раздавленным в бессмысленной мясорубке.
— Не думал, что услышу такое от префекта войска этого города! — Люций слегка изумился, затем добавил со злой ухмылкой, — не ты ли сам рожден для того же?
— Нет.
— Нет, ведь твоя мясорубка не бессмысленна?
— Я сражаюсь за мой город. Этот град моя родная обитель, и я буду счастлив защищать её по последнего вздоха.
— Твой город больше не имеет смысла! — злорадно крикнул Люций.
— Кто ты, чтобы говорить так? — гневно ответил Стратоник.
— Я победитель, — произнес демон, с лицом, являющим завершенное самодовольство, венцом которого стали глаза, в которых отражаются сказанные слова.
Тогда человек гордо закричал:
— Ещё нет!
И засмеялся раскатисто, словно гром сопровождал смех его, подавляющий весь мир.
— Я возьму этот город! Возьму, он будет моим!
— Не бывать этому!
— Ты увидишь, я заставлю тебя увидеть это! — он указал рукой на башню, — я снесу эту сучку! Там не будет даже праха прежней власти. Наше господство в этом мире грядет, и уже никто не смеет это отрицать, кроме фанатиков и глупцов, — Люций протянул руку на север, — Теперь смотри туда.
Слева среди колонн стоял, возвышаясь огромный человекоподобный зверь: вместо ног у него были копыта, а голова его от быка, из пасти его вырывается со свистом дым, а бордовые глаза его светились. Быкоголовый стоял, опираясь одним копытом на основание разрушенного обелиска, и был вдвое больше окружавших его людей; на коленях они молились на него, пока тот гордо смотрел вперёд, созерцая мир, ожидающий его господства. Один из старцев встал среди всех и запел на древнем неизвестном наречии тёмный гимн зверю, тогда быкоголовый опустил одну руку меж ног и стал делать плавные движения, ускоряя их с каждой строчкой песнопения, ублажая себя в момент торжества своего тёмного культа, пока наконец не кончил и не взревел, бычьим воплем огласив начало новой эпохи. Люди стали кричать, рыдать и смеяться, а бычья голова не прекращала свой рёв, гортанные звуки которого сливались, словно из многих медных труб в один протяжный вопль.
Окружающие люди вторили воплю, их экстаз доходил до предела, они сбрасывали с себя одежды, доставали кинжалы и закалывали себя, а те, кто оставался жив, разрезали животы умершим и, разбрасывая потроха, обмазывали свои тела кровью. Бык брал и тех и других, разрывал на части, под крики боли, страданий и наслаждений, и пожирал сырое человеческое мясо. Шерсть быкоголового божества окрашивалась чёрным, искрилась, с неё текла смола, издающая пар. Бычья морда будто надломилась со страшным хрустом, челюсть стала шире и обросла множеством клыков, которые крошили пожираемую плоть; из пасти текла беспрерывно кровь, и вскоре вокруг могущественного существа было красное озеро, в котором резвились с диким смехом оставшиеся люди, они вылезали из-за руин, раздевались и прыгали в кучи влажных останков, бросаясь ими, кидаясь, как снежками.
Когда быкоголовый закончил трапезу, его рога стали толще, из висков выросли новые, а из спины с хрустом вырвались на свободу гигантские крылья, подобные орлиным.
Крылья сделали взмах, отбросив нескольких людей.
И тогда мощнейший луч солнца ударил, засветив зверя. Но тот взревел, подняв морду к
