Зов Оз-моры - Андрей Хворостов

— Тридцать раз молятся?

— Ага.

— Кому? Дубу или чертовке?

— Вирь-ава не чертовка, — вновь обиделась Варвара. — Вирь-ава — бог-ава! С ней не надо встречаться. Убьёт либо защекочет! Вирьге ётак — Вирь-авада потак.

— Как-как?

— По лесу иди, а от Вирь-авы пяться. Токмо так от неё уйдёшь.

— Ты тоже от неё пятилась?

— Нет. Она добрая была. Видела меня, но не убила, не защекотала. А тебя Дева леса спасла. Кормила грудью.

— Значит, это был не сон, — вздохнул Денис. — Я взапрок ласкал чудище.

— Эту измену я прощаю. Ты везучий! Ты пил молоко Вирь-авы. Ты целовал Вирь-аву, ласкал Вирь-аву!

— Такое страшилище!

— Она стала девица. Обычная девица. Две ноги. Глаза тёмные и печальные, лицо приятное, зубы ровные… Токмо сиськи такие же. Большие-пребольшие, аж страшно. И молока в них много-много. Она же кормит волчат-сирот.

— Не видел я её такую. Она грудью навалилась мне на лицо, обволокла его. Я чуть не задохнулся. Вправду страшно… но что мы теперь-то будем делать?

— Нам пора к Эчке тума.

— Нога болит адски. Даже когда лежу! Смогу ли ползти?

— Как я тебя потащу? Ты тяжёлый, неподъёмный… Ползи, Денясь! Ползи!

— И долго ползти?

— Сисем… Сяда… Семь… Сто… … Семь раз сто. Вот!

— Семьсот шагов?

— Ага.

— Неужто нет полян ближе?

— Есть, — ответила Варвара. — Но ты ползёшь к доброй поляне. Там нам рады. Я тут все деревни знаю. Поверь мне.

Это была пытка! Настоящая пытка! Сапог сжимал распухшую ногу, как тиски палача. При каждом движении боль становилась нестерпимой. Путь длиной в семьсот шагов дался Денису намного тяжелее, чем верста, которую он преодолел ночью.

Жена шла впереди, подбадривала Дениса и очищала ему дорогу от валежника и папоротника. Наконец, они услышали журчание ручья. Варвара свернула конус из бересты, побежала к родничку и зачерпнула воды, бормоча:

Оцю Ведь-азоравать

Пирьф кучкава кичкор лепе.

Лепеть алда лиси лихтипря.

Тя урмать

Денясонь мандаста штасы.

(У великой владычицы воды

Посреди двора кривая ольха.

Из-под ольхи бьёт ключ.

Он болезнь

Из щиколотки Дениса вымоет.)

Помолившись, Варвара сама попила и принесла напиться мужу, а потом начала поливать ледяной водой его сапог.

— Владычица воды облегчит твою боль, — шепнула она. — Там, у родника, я попросила её вылечить твою ногу. Ведь-ава должна помочь.

И правда, Денису стало чуть легче. Он стал ползти чуть быстрее. Варвара шла впереди, расчищая ему путь.

— Ведь-ава… Владычица воды… — вслух задумался Денис. — Это такое же страшилище, как Вирь-ава?

— Напротив, красавица, — засмеялась Варвара. — Всё в ней соразмерно. Волосы белокурые, густые. Кожа белей снега, аж светится…

— Как у тебя?

— Брось! Я обычная, а у неё и лицо прекрасное, и тело. Прекрасней не бывает. Глаза синие-синие, чистые и суровые. Нрав, однако, у неё свирепый…

— Помнится, я её видел. Или, может, привержилось?..

— Скорей, привиделось, — сказала Варвара.

Вскоре осинник сменился редколесьем. На ветвях берёз и молодых дубов висели шкуры коз, овец и коров, огромные пироги, корзины со снедью…

— Глядай, диво какое! — ахнул Денис.

— Наша роща, — ответила его жена. — Дары богам.

— И той чертовке?

— Вирь-ава не чертовка. Она бог-ава.

— Богиня, — поправил жену Денис.

— Да, богиня! Она тебя спасла, молоком напоила — вот ты и живой. Зачем её чертовкой зовёшь?

-

[1]Варьдува (мокш.) — барсук.

Часть 2. Деревня на Челновой

Глава 11. Чрево Священного дуба

Он прополз ещё немного — шагов двадцать, может быть — и увидел за стволами берёз плетень. Из-за него доносился шум: тревожно мычал жертвенный бычок, трещали горящие под котлами поленья, люди о чём-то галдели на непонятном языке…

— Это ваш храм? — усмехнулся Денис. — Городьба какая-то… А за ней идолы?

— Нет. Зачем нам храмы? Они рушатся. Зачем идолы? Они гниют, — надула губы Варвара. — Песнь живёт вечно.

Раздался гулкий, властный старческий возглас — и всё умолкли.

— Ой! — вырвалось у Варвары. — Дед Офтай верховодит на керемети.

— Кто это?

— Инь-атя.

— Волхв?

— Нет.

— Знахарь?

— Нет, — обиженно покачала головой Варвара. — Неужто забыл? Знахарь — это я. Содай — это я. А инь-атя — это велень пряфт. Голова деревни. Дюже старый и потому главный.

— Откуда знаешь этого старика?

— Их деревня на Жолняме, и моя Лайме[1] была на Жолняме [2]. Легко на лодке доплыть. Офтай плавал к нам. Любил слушать, как я пою…

Тут раздалось жалобное мычание.

— Конец бычку! — вздохнула Варвара. — Шкуру вешают на дуб. Кровь льют в яму. Возле дуба. Её пьют боги, когда солнце садится…

— Шкуру и кровь, выходит, отдаёте богам. А кому достаётся мясо? — язвительно спросил Денис.

— Люди едят. — засмеялась жена. — Варят мясо, потом едят… И поют Оз-мору. Это песнь всем богам.

— О чём вы им поёте?

— Никто не разумеет Оз-мору. Слова богов!

— Даже не знаете, о чем их просите?

— Просим уже после Оз-моры. Кого о чём. Вирь-аву — не нападать, не бить, не щекотать. Выводить из леса. Поить молоком. Даровать грибы, ягоды, дичь, лесной мёд…

Не успела она договорить, как дед Офтай воскликнул: «Вярде Шкай! Прими наши дары! Пусть пар из котлов и запах шкаень пуре поднимутся к тебе на небо!» Сразу же наступила тишина, которую нарушал только треск поленьев.

— Жертвенное мясо начали готовить, — мечтательно вздохнула Варвара.

— Вкусное, наверное?

— Ещё бы!

Обоим очень хотелось есть, особенно Варваре. Денис ночью хоть молоко пил, а она лишь подбирала при свете луны редкие яблочки, ягодки брусники и костяники.

И вот сельский староста крикнул: «Уфама!» Раздались тягучие звуки мокшанских волынок-уфам и трёхструнных скрипок-гарьзе, дробь шавомы[3] — и по поляне разнёсся женский голос, раскатистый и тёмный. Он звучал то торжественно, то скорбно. Это оз-ава, деревенская жрица, затянула священный гимн. Небольшой хор звонких девушек подпевал ей.

Когда голос оз-авы замолк, вновь заиграли инструменты. Денис забыл о боли в ноге, настолько заворожила его музыка. Ему показалось, что её и вправду сочинили не люди, а боги…

Жрица прервала игру волынщиков возгласом: «Тума-шкай!» Сразу же низкие мужские голоса степенно вывели короткую мелодичную фразу. Волховка прокричала имя другого бога — и вновь зазвучал басовитый хор. «Боги и дни, — шепнула Денису Варвара. — Боги как дни. Оз-ава кличет богов, а мужики — дни».

Так тянулось ещё очень, очень долго…

«Сколько же богов и богинь у этих мокшан! — изумился Денис, когда оз-ава прогорланила пятнадцатое имя. — У нас же он всего один. Правда, в трёх лицах, а у них… Или, может, и у них он тоже один, но в разных ипостасях?»

Наконец, жрица