Путешествие натуралиста вокруг света на корабле "Бигль" - Чарлз Дарвин

Дом стоял у подножия кряжа высотой от 100 до 200 футов, являющегося наиболее замечательной особенностью этой местостности. Постой командовал лейтенант-негр, уроженец Африки; к чести его следует отметить, что по пути от Колорадо до Буэнос-Айреса я не видал ни одного ранчо, которое могло бы сравниться по чистоте и порядку с этой постой. У лейтенанта было небольшое помещение для приезжих и маленький корраль для лошадей — все это из прутьев и тростника; кроме того, вокруг дома был вырыт ров для защиты от возможного нападения. Впрочем, все это мало помогло бы, если бы индейцы и в самом деле пришли; но, по-видимому, главным утешением лейтенанту служила мысль о том, что он дорого продаст свою жизнь. Незадолго до того здесь ночью проехал мимо отряд индейцев; если бы они знали о существовании посты, то наш черный друг и его четыре солдата наверняка были бы убиты. Нигде не встречал я человека более вежливого и услужливого, чем этот негр; прискорбнее было для меня, что он ни за что не хотел садиться при нас и есть с нами.

Наутро мы очень рано послали за лошадьми и. дальше пустились уже веселым галопом. Мы миновали Кабеса-дель-Буэй, как называли в старину начало большого болота, которое тянется от Бланки. Здесь мы поменяли лошадей и проехали несколько лье по болотам и солончакам.

В последний раз переменив лошадей, мы вновь стали пробираться по грязи. Моя лошадь упала, и я окунулся в черную грязь — проишествие чрезвычайно неприятное, если не имеешь перемены платья. За несколько миль от форта мы повстречали человека, который сказал нам, что палили из большой пушки — сигнал о том, что близко индейцы. Мы немедленно свернули с дороги и поехали краем болота — отсюда в случае преследования легче всего можно было бы спастись бегством. Мы были очень рады, очутившись за стенами форта, но тут узнали, что вся тревога была поднята попусту, ибо индейцы оказались дружественными, желавшими присоединится к генералу Росасу.

Баия-Бланка вряд ли заслуживает даже названия деревни. Несколько домов да казармы для войск окружены глубоким укрепленной стеной. Поселение это основано совсем недавно — в 1828 г., и его развитие было сопряжено с неприятностями. Буэнос-айресское правительство незаконно захватило его силой, вместо того чтобы последовать мудрому примеру испанских вице-королей, покупавших у индейцев землю около прежнего поселения на Рио-Негро. Потому-то и оказалось необходимым возведение укреплений, потому-то и домов мало, и мало возделанной земли вне стен, даже скот за пределами равнины, на которой стоит крепость, не обеспечен от нападения индейцев.

До той части гавани, где «Бигль» должен был бросить якорь, было 25 миль, и я взял у коменданта проводника и лошадей, чтобы поехать взглянуть, не прибыл ли корабль. Покинув покрытую зеленой травой равнину, тянувшуюся по течению ручейка, мы вскоре оказались в обширной плоской и пустынной местности, где пески, солончаки и просто грязь чередовались друг с другом. Одни места были покрыты низкими зарослями кустарника, другие — теми суккулентными растениями, которые разрастаются лишь там, где в изобилии имеется соль. Как ни бедна была местность, здесь во множестве водились страусы, олени, агути и броненосцы. Мой проводник рассказал мне, что месяца два назад он был на волосок от смерти: вместе с двумя товарищами он уже закончил охоту неподалеку от этих мест, как вдруг они повстречались с отрядом индейцев; индейцы погнались за ними, вскоре догнали и убили обоих его товарищей. Уже ноги его собственной лошади были опутаны боласами, но он соскочил и ножом перерезал ремни; при этом ему приходилось прятаться за лошадью, и, пока он бегал вокруг нее, индейцы нанесли ему две тяжелые раны своими чусо. Вскочив в седло, он помчался вперед, почти сверхъестественным усилием ухитряясь оставаться лишь чуть-чуть впереди длинных копий преследователей, которые гнались за ним до тех пор, пока не завидели крепости. С тех пор было запрещено уходить далеко от поселения. Я не знал об этом при отъезде и был поражен тем, с каким напряженным вниманием следил мой проводник за оленем, которого, видимо, спугнули где-то вдалеке.

Обнаружив, что «Бигль» еще не пришел, мы направились обратно, но вскоре лошади устали, и нам пришлось заночевать на равнине под открытым небом. Утром мы поймали броненосца; хотя броненосец, зажаренный в собственном панцире, — блюдо самое изысканное, но это недостаточно основательный завтрак и обед для двух голодных мужчин. Земля в том месте, где мы остановились на ночлег, была покрыта коркой сернокислого натрия и потому, понятно, была лишена воды. Но даже и здесь ухитрялись существовать во множестве мелкие грызуны, и всю первую половину ночи тукутуко издавал прямо под моей головой свое странное короткое хрюканье. Лошади у нас были очень плохие, а так как они ничего не пили, то утром скоро выбились из сил, и нам пришлось продолжать путь пешком. Около полудня наши собаки поймали козленка, и мы его изжарили. Я съел немного, но мясо это вызвало у меня нестерпимую жажду, которая оказалась тем более мучительной, что дорога после недавнего дождя вся была покрыта маленькими лужицами прозрачной, но совершенно непригодной для питья воды. Я не провел без воды и двадцати часов, причем лишь часть этого времени — под жарким солнцем, но жажда вконец изнурила меня. Не могу себе представить, как люди выдерживают в подобных условиях два или три дня; в то же время, должен сознаться, проводник мой ничуть не страдал и поражался, что один день лишений оказался для меня таким тяжелым.

Я уже несколько раз упоминал о том, что поверхность земли была покрыта солью. Это явление не того рода, что в салинах, а гораздо более замечательное. Эти инкрустации встречаются во многих местах в Южной Америке — повсюду, где климат умеренно сух, но нигде не видал я их в таком количестве, как близ Баия-Бланки. Соль здесь, как и в других местах в Патагонии, состоит в основном из сернокислого натрия с небольшой примесью поваренной соли. Пока на этих салитралях (как их неправильно называют испанцы, ошибочно принимая это вещество за селитру) земля остается влажной, видишь только обширную равнину с черной илистой почвой, по которой разбросаны кучками суккулентные растения. Но если снова проехать теми же местами спустя неделю, в течение которой стояла жаркая погода, то кажется поразительным вид равнины, которая на протяжении многих квадратных миль побелела так, словно выпало немного снега и ветер там и сям смел его в небольшие сугробы. Это последнее явление возникает главным образом потому, что при медленном испарении влаги соли выделяются на листьях увядшей травы, на пнях и на комьях вспаханной земли, но не кристаллизуются на дне лужиц с водой. Салитрали встречаются либо на плоских пространствах, возвышающихся лишь на несколько футов над уровнем моря, либо на намывной почве по рекам. Г-н Паршапп* нашел, что соляная инкрустация на одной равнине, лежащей в нескольких милях от моря, состояла в основном из сернокислого натрия с примесью только 7 % поваренной соли, а при приближении морскому берегу количество поваренной соли возрастало до 37 %. Это обстоятельство наводит на мысль о том, что сернокислый натрий образуется в почве из хлористого натрия, который остался на поверхности при недавнем медленном поднятии суши. Все явление в целом вполне заслуживает внимания естествоиспытателей. Не обладают ли солелюбивые суккулентные растения, в которых, как известно, содержится много натрия, способного разлагать хлористый натрий? Не дает ли черный вонючий ил, изобилующий органическими веществами, серу, а в конце концов и серную кислоту?

Два дня спустя я снова поехал к гавани; неподалеку от того места, куда мы направлялись, мой спутник, тот же, что и накануне, заметал трех человек, охотящихся верхом. Он немедленно спешился и, внимательно присмотревшись к ним, сказал: «Они сидят верхом не так, как христиане, да и никто ведь не имеет права выезжать из форта». Трое охотников съехались вместе и тоже сошли с лошадей. Затем один из них снова сел на лошадь и скрылся за холмом. Спутник мой сказал; «Теперь и нам надо сесть на лошадей; зарядите ваш пистолет», — и взглянул на свою собственную саблю. Я спросил: «Это индейцы?» — «Quien sabe? (Кто знает?) Если их не больше трех, то это неважно». Тут мне пришло в голову, что тот человек поехал за холм, чтобы привести остальных своих соплеменников. Я высказал это предположение, но все, чего мог добиться в ответ, было: «Quien sabe?» Мой спутник ни на минуту не переставал пристально вглядываться в далекий горизонт. Его необыкновенное хладнокровие показалось мне скверной шуткой, и я спросил его, почему мы не повернем домой. Ответ его меня изумил: «Мы возвращаемся, только едем близко к болоту; мы загоним туда лошадей как можно дальше, а тогда доверимся собственным ногам, так что опасности никакой». Я был далеко не так уверен в этом и выразил желание прибавить шагу. Но он сказал: «Нет, нельзя, пока они не спешат». Когда малейшая складка местности скрывала нас, мы мчались галопом, но, оказавшись на виду, опять ехали шагом. Наконец, мы достигли долины и, свернув налево, галопом понеслись к подножию холма: проводник дал мне подержать свою лошадь, заставил собак лечь на землю, а сам пополз на четвереньках на разведку. Некоторое время он, не приподнимаясь, вглядывался в даль, как вдруг, разразившись смехом, воскликнул: «Mugeres!» (Женщины). Он узнал жену и свояченицу майорова сына, которые искали страусовые яйца. Я описал поведение, этого человека, так как он действовал в полном убеждении, что то были индейцы. Но как только нелепая ошибка была обнаружена, он привел мне сотню мотивов, почему это не могли быть индейцы, — а, между тем в свое время ни одно из этих соображений не приходило ему в голову. После того мы тихо и мирно доехали до низменного мыса, называемого Пунта-Альта, откуда могли обозреть почти всю обширную гавань Баия-Бланки.