Том 13. Большая Душа - Лидия Чарская

— Неужто вы не надеетесь вернуться благополучно? — уже встревоженным тоном осведомился мальчик. — Право, мне было бы крайне горько, если бы…

— Об этом раньше надо было подумать, сняв голову, по волосам нечего плакать, — оборвала его Соня. — А попадемся, не заплачем, не бойтесь. Нам это не впервые, — и для большего эффекта произнесенной ею фразы Соня-Наоборот неожиданно свистнула тем мастерски удачным свистом, которому позавидовал бы любой мальчишка с улицы. Этот лихой свист окончательно победил Жоржика и расположил его в пользу его недавнего врага.

— Вот вы как умеете! — произнес он восхищенно. — Нет, положительно, вы обе должны быть также прекрасными товарищами. Вы — не то, что брат Саша, увалень и недотрога, с которым ни поиграть, ни пошалить нельзя вволю: всего-то он остерегается, всего боится. Нет, вы — совсем другое дело, наш брат, мужчина, честное слово! И так же, как он, свистеть умеете? — неожиданно обратился он к Досе.

— Нет еще, не умею, — с сожалением произнесла та.

— Не беда! Я ее выучу. За этим дело не постоит, — подхватила Соня-Наоборот решительным тоном и тут же прибавила озабоченно: — Однако нам пора все-таки. Еще хватятся… Ведь окно дортуара осталось открытым… Чего доброго, наши неженки завтра поднимутся с флюсами, насморками, кашлями и прочими прелестями. Бежим-ка обратно, Дося.

— Стойте, — сказал Жорж. Ну, хотите, будем друзьями с этого вечера? По рукам, что ли?

И он протянул свою маленькую бронзовую еще от летнего загара руку.

Соня-Наоборот первая пожала руку мальчугана.

— Что ж! Я не злопамятна и против нашей дружбы ничего не имею.

— И я тоже, — улыбнулась Дося.

— А только как же мы дружить-то будем, когда ни поиграть вместе, ни поболтать с вами нам не придется? Ни нас к вам не пустят, ни вы к нам не можете прийти, в пансион.

— А уж это мое дело будет похлопотать и устроить, — снова оживился Жорж. — Во-первых, в будущем месяце мое рождение будет. И я попрошу папб вместо подарка пригласить в гости все старшее отделение вашего пансиона, благо, наши знакомы с вашей начальницей и, кажется, даже как-то обменялись с нею визитами. А потом, папб обещал нам устроить зимой большую гору и каток в саду. И непременно надо будет упросить его дать разрешение пользоваться им и всем вам.

— Вот и будем и с гор кататься вместе, и на коньках тоже. Расчудесное дело, право.

— А пожалуй, что и совсем недурно придумано! — согласилась Дося.

— Чего уж лучше, — вырвалось у Сони-Наоборот. — Ну, а пока что все-таки прощайте.

Она с самым решительным видом повернулась и почти бегом пустилась в обратный путь, унося с собой на руках Доди.

Дося побежала за нею.

Девочки довольно далеко отбежали от "розовой дачи". Вот и знакомая решетка их пансионского сада… Еще минута, другая — и они дома.

— Слава Богу, без приключений! — вырвалось у Доси, и тут же она внезапно остановилась. По проезжей дороге парка, которую они только что готовились перебежать, навстречу им катилась коляска. При ярком сиянии месяца девочки сразу узнали лошадей и экипаж Анастасии Арсеньевны Зариной.

Не оставалось никаких сомнений в том, это возвращалась из гостей сама бабуся. Дося и Соня-Наоборот переглянулись.

— Бежим! — вырвалось у обеих сразу. Но едва лишь успели девочки сделать несколько шагов, как новый возглас испуга вырвался у обеих, и Соня-Наоборот первая остановилась посреди дороги, беспомощно разведя руками.

— Доди! Доди! Ах ты горе! Подвела нас таки противная собачонка!

Действительно, Доди со своей естественной всему молодому собачьему племени стремительностью неожиданно выскользнул из рук державшей его Сони, очевидно, чуя приближение хозяйки, и кинулся навстречу экипажу.

— Доди, Доди, назад! Назад! Тебя раздавят, глупая собачонка, — позабывшись, во весь голос крикнула Дося и кинулась вслед за шпицем.

— Откуда так поздно? Почему еще не спите? А где же m-lle Алиса и все остальные?

Экипаж стоял в десяти шагах от девочек, а Анастасия Арсеньевна направлялась к ним, на ходу забрасывая их тревожными вопросами, в то время как вероломный Доди выражал свои собачьи восторги возвратившейся, наконец, хозяйке.

Но Дося и Соня-Наоборот молчали. Растерянные и смущенные, стояли они перед Зариной, не произнося ни слова. И это молчание больше всяких слов сказало Анастасии Арсеньевне.

— Вы, кажется, ушли без спроса? — сдвигая брови, строго осведомилась она.

Тут Соня-Наоборот не выдержала, бросилась к Анастасии Арсеньевне, схватила ее за обе руки и, сжимая их, заговорила в страшном волнении, быстро-быстро:

— Бабуся… Милая, дорогая бабуся! Хорошая наша! Выслушайте нас, прежде чем рассердиться. Вы же знаете, что Соня-Наоборот вам никогда не солжет, потому что Соня-Наоборот шалунья, сорвиголова, но лгать не умеет вовсе! Золотая бабуся, добрая! Ну да, мы ушли, убежали попросту на часок из дома. Но, ей-Богу же, не ради шалости. И не ради злого умысла, отнюдь нет! Клянусь вам в этом, бабуся. Вы только выслушайте меня, и вы поймете сами, что мы с Досей не могли иначе поступить.

Анастасия Арсеньева выслушала Соню внимательно, посмотрела в ее поднятое к ней все освещенное лунным сиянием лицо, в горящие неподдельной искренностью глаза и после минутной паузы сказала:

— Я слушаю тебя. Знаю, что не лжешь. Рассказывай, Соня.

И вот началась горячая, правдивая исповедь. Ни одного слова лжи не было в ней. То, что забывала сказать Соня-Наоборот, вставляла в ее бесхитростный рассказ Дося Оврагина. История с желудями. Их назначение. Исчезновение Доди. Встреча с мальчиками Бартемьевыми. Ночная экспедиция через окошко при благосклонном участии рябины — ничто, ничто не было забыто девочками. Рассказано было все. Только несколько смягчен, в силу "правила товарищества", строго выполняемого в пансионе, в передаче, не совсем благовидный поступок Жоржа, ради которого они и попали впросак.

Однако Анастасия Арсеньевна менее всего, по-видимому, обратила внимание на участие во всей этой истории Жоржа Бартемьева, ее мысли были заняты другим.

— Ты кончила? Больше нечего рассказывать, надеюсь? — когда, наконец, замолкла Соня-Наоборот, обратилась к ней снова Зарина.

Молчаливый кивок головы был ответом.

— Я не буду говорить вам, дети, о том, как дурно вы поступили, и как ваш поступок огорчил меня, — произнесла после короткой паузы Анастасия Арсеньевна, — как огорчит он, несомненно, m-lle Алису и Асю и всех ваших более благоразумных подруг. И вот, чтобы не давать и другим переживать далеко не приятные минуты, которые я сама переживаю сейчас, я предлагаю вам ничего не говорить ни m-lle Алисе, ни девочкам о том, что произошло с вами. Чистое и сердечное ваше признание уже смягчает вашу вину. И то наказание, которого вы обе заслуживаете, будет уменьшено насколько возможно, благодаря той же правдивости вашей. Ну, а теперь скажите сами, чего вы заслужили обе? Какое наказание должна я наложить на вас? — обратилась снова Зарина к притихшим девочкам.

— Конечно, самое строгое, бабуся, — искренне вырвалось у Доси.

— Самое строгое, это — оставление без отпуска на четыре воскресенья, так, кажется, если не ошибаюсь?

— Да, бабуся, — замирающим голосом ответила на этот раз Дося, в то время как ее маленькое сердечко забило тревогу.

— Хорошо. Стало быть, ты останешься без отпуска, Дося. Но не на месяц, а ввиду чистосердечного твоего покаяния на одно воскресенье только. Если же m-lle Алиса и девочки спросят, почему ты не идешь в воскресенье с Асею к ним, можешь сказать всем им, что на это им ответит сама бабуся. Надеюсь, ты хорошо поняла меня, Дося?

— Поняла, бабуся, — и белокурая головка поникла. И вдруг она живо поднялась снова. Девочка вспомнила:

— А желуди, бабуся, а желуди? Ведь Дарья Васильевна Дубякина на целую неделю останется без кофе в том случае, если я не попаду домой в этот отпуск.

Неуловимая улыбка скользнула по лицу Зариной. Подумав немного, она сказала:

— Об этом не беспокойся, Дося. Завтра, до молитвы, принеси мне твои желуди в кабинет и напиши записку, кому их послать. И я отошлю их в это же воскресенье. Таким образом, твое отсутствие не отразится на удобствах других. Надеюсь, это устроит тебя.

— Благодарю, бабуся!

"Бедный Веня! Никакие желуди и никакие записки не заменят ему моего присутствия", — со вздохом подумала Дося.

Соня-Наоборот во все время короткой беседы вопросительно смотрела на Зарину. Наконец, не выдержав, спросила:

— А какое же наказание вы наложите на меня, бабуся? Ведь мне не к кому ходить в отпуск, и воскресенья я и так провожу в пансионе.

И снова внимательный взгляд Анастасии Арсеньевны обратился к ее любимице.

— Вот что, Соня, — сказала она, немного подумав. — Первого же удовольствия, первого большого, особенно приятного для тебя развлечения, которое представится вам, девочкам, в ближайшем будущем, ты добровольно лишишь себя, не говоря никому об этом ни слова. Ты откажешься от такого удовольствия добровольно по обоюдному молчаливому согласию со мной. Слышишь, Соня?