В простор планетный - Абрам Палей
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И сам Пьер...
О нем было известно очень мало. Знали только, что он замкнулся в глубоком уединении.
Анна во время одного из своих редких посещений родителей решилась расспросить мать. Но Ольга очень ласково уклонилась от ответа, только сказала, нежно проведя рукой по ее гладкой прическе:
- Не тревожься...
В этих словах было одновременно что-то успокаивающее и запрещающее расспросы.
И больше о том разговора не было.
--------------------------------------------------------------------------
----
Только через два дня Еритомо, убедившись, что впечатление от концерта не тускнеет, а, наоборот, становится с течением времени все ярче, решился вызвать Анну. Автомат-секретарь, непременная принадлежность каждого квартирного телефона, отозвался:
- Анны Мерсье нет дома. Кто спрашивает?
- Это бесполезно, - сказал Еритомо, - она меня не знает. Но мне надо побеседовать с ней.
Не замечая того, он говорил с автоматом, словно с разумным существом, тогда как это была всего лишь кибернетическая машина, способная только задавать те вопросы и произносить те ответы, которые в нее заложены. На этот раз не было вопроса и не требовалось ответа - и секретарь молчал. Спохватившись, Еритомо спросил:
- А когда она будет?
- Через три дня, - тотчас ответил секретарь.
Еритомо спросил еще:
- Где ее можно найти?
Очевидно, этот вопрос не был предусмотрен. Машина порылась в своей памяти и ответила совершенно невпопад:
- Скажи твой индекс.
Еритомо отключился с досадой и облегчением: он уступил неодолимой потребности и все же не знал, о чем стал бы говорить с Анной.
--------------------------------------------------------------------------
----
Анна после концерта договорилась с товарищами по работе о замене, чтобы отдохнуть пять дней и большую часть этого времени провести с матерью. Работа над композицией стоила ей сильного нервного напряжения. Случалось, она по десять часов подряд не отходила от мультитона. А после выступления почувствовала сильнейшую усталость.
Кроме того, она понимала, что мать, несмотря на свой обычный спокойный вид, тяжело переживает трагедию Пьера. Надо побыть с ней.
Анна всячески старалась смягчить горе матери. Но пожалуй, Ольга, более сдержанная, лучше владеющая собой, больше помогла дочери, чем та ей.
В те часы, когда Ольга работала, Анна много читала. Но нигде не бывала, не слушала музыки, избегала встреч с друзьями и знакомыми. С отцом почти не виделась. Он редко выходил из своей комнаты. Это могло бы встревожить. Однако в те два-три раза, когда Анне удалось ненадолго повидаться с ним, он не произвел на нее особо тяжелого впечатления. Был озабочен, очень рассеян - и только. Казался даже более спокойным, чем до своего добровольного заточения. Это приводило Анну в недоумение, но она чувствовала, что ни о чем допытываться не надо.
Расставшись с матерью к исходу пятого дня, она вернулась к себе. Пустив ленту телефонного секретаря, узнала, что ей звонили многие: друзья, знакомые и вовсе незнакомые люди.
Раздался короткий звонок. Анна увидела юношу с блестящими, черными, словно смазанными маслом волосами. Глуховатый, но с отчетливой дикцией голос произнес:
- Здравствуй, Анна.
- Добрый день, - приветливо ответила она, - кто ты?
- Меня зовут Еритомо Ниягава. Я один из радистов Мирового Совета. Я о твоем концерте.
Они внимательно, молча смотрели друг на друга. Еритомо видел ее живое, яркое лицо, основной тон которого - радость, полнота жизни. Как это сочетается с тем беспредельным отчаянием? Сочетается. Не все просто и последовательно в человеке. Да нет, ему, кажется, ясно. Эти счастье и горе - из одного источника. Страстная жажда жизни, светлых достижений - и неодолимая преграда, неукротимое стремление разрушить ее во что бы то ни стало! Удастся ли? Прозвучит ли когда-нибудь разрешающий аккорд? Все нахлынувшие на него мысли и чувства он хотел и не мог выразить словами. Снял со стены скрипку. Приложил ее к плечу и взял смычок.
Анна узнала мелодию своей сонаты: страстный рокот пенящихся волн, их яростную борьбу - и поражение, поражение... Недвижны скалы. Но волны бьют в них - еще и еще. И вот...
Они прорвали преграду! Они торжествуют! Звучит радостный завершающий аккорд!
С досадой слушал Еритомо свою музыку. Это был бледный пересказ того, что так взволновало его и многих других. Только конец найден им самостоятельно, но прозвучал так бледно по сравнению с блестящей музыкой Анны...
Он отложил скрипку, с тоской взглянул на Анну. Нет, он не сумел выразить то, что ему хотелось!
Однако лицо ее озарилось радостной улыбкой. Она смотрела на него, как солнце смотрит в чистую воду реки, одновременно пронизывая ее своим светом и отражаясь в ней.
Она поняла, поняла его!
Глава 14
Комплекс
- Разве ты меня не слышишь, Панаит?
Панаит, несомненно, слышал, это было видно по выражению его лица. Он напряженно вслушивался в вопросы сидевших против него пожилого врача и его молодой помощницы. Но, по-видимому, смысл вопросов до него не доходил.
- Я к тебе обращаюсь, Панаит!
Юноша не реагировал даже на свое имя. Но, немного помолчав, он отчетливо произнес несколько слов на непонятном языке. Слова сопровождались резкими повышениями и понижениями голоса и перемежались коротким, быстрым придыханием.
Но ведь врач говорил с ним по-французски, зная, что на этом языке Панаит все время объяснялся с Жаном. Ну что ж, врач повторил обращение на распространенных языках - русском, английском, немецком, испанском. Потом его помощница обратилась к Панаиту по-гречески, по-норвежски, на хинди, на суахили. Юноша только печально качал головой и виновато разводил руками, напряженно сдвинув густые брови, силясь понять обращенную к нему речь.
- Аналитико-диагностическая машина, - сказал врач, - установила небольшие, очень тонкие изменения в мозгу. Но разобраться в них мы здесь не сумеем. Придется отправить пленку на Землю, в Институт комплексной медицины.
Панаит вдруг, сильно волнуясь, произнес несколько фраз.
Понять их было невозможно.
По-видимому, он говорил на том же языке, что и вначале. Но что это за язык?
- Мы не лингвисты, - сказала помощница, - что будем делать?
- Ничего тут нет сложного, - уверенно ответил врач, - сейчас попробуем все выяснить.
Он вызвал по теле Штаб освоения. На экране появился дежурный.
- Я из второй больницы, - сказал врач, - пытаемся объясниться с Панаитом. Это тот юноша, которого засыпало.
- Вулканолог? Разве уж так трудно с ним сговориться? Он, кажется, владеет добрым десятком языков.
- Ни на один не откликается.
- Слух потерял? Или голос?
- Ни то, ни другое.
- Не понимаю.
- Говорит на каком-то непонятном нам языке.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});