Южный Урал, № 2—3 - Алексей Сурков

М а к с и м  Ф е д о с е е в и ч. Разве еще что-нибудь приключилось?

Е ф и м у ш к и н. Потерпите минуточку.

Ф у р е г о в. Спасибо за искренность, Владислав Сергеевич… Но… мы вынуждены будем очень серьезно с вами разговаривать.

Б е з у г л ы й. Я… не вижу причины…

Ф у р е г о в. На нашем руднике не остается места для тишины.

Б е з у г л ы й. Но я… готов…

Е ф и м у ш к и н. Что? Шуметь?

Ф у р е г о в. Вы пойдете работать начальником смены.

Б е з у г л ы й. Я, горный директор третьего ранга?! Александр Егорович, вы, как сама справедливость…

Е ф и м у ш к и н. Я согласен с директором.

Б е з у г л ы й. Хорошо… я подумаю. (Уходит.)

Е ф и м у ш к и н (Безуглому). Подумайте, и хорошенько, обо всем!

Вбегают Настенька и Гайнутдинов.

Н а с т е н ь к а. Мам… папочка!..

О л ь г а  С а м с о н о в н а  и  М а к с и м  Ф е д о с е е в и ч. Что? Что?

Н а с т е н ь к а. Они идут!

Г а й н у т д и н о в. Ой, какой праздник!

Входят Илья и Вера. Они держатся за руки. Илья в рабочем костюме, испачканный рудной пылью и машинным маслом. Он улыбается, и зубы его блестят как у негра. Вера несет на руке свое пальто. Все, кроме стариков и Василия, хлопают в ладоши. Затем наступает тишина.

В е р а. Вот он, Илья Буторин!

Н и к о н о в. Долго же вы его сюда вели.

И л ь я. Полем шли…

В е р а. Шли, как пьяные, по полю… И ничего не видели.

И л ь я. Кофточку вот выпачкал.

В е р а. Чистить не буду. Повешу в шкаф — пускай висит.

Входят Ястребов, Бадьин и Карпушкин. Здороваются.

М а к с и м  Ф е д о с е е в и ч. Да весь рудник у меня! (Вопросительно оглядывается.) Товарищи?!

Е ф и м у ш к и н. Вера, твое слово.

В е р а. Нет, правда, ничего не сказали?!

Ф у р е г о в. Распоряжение исполнено.

В е р а. Спасибо! (Вынимает из кармана Ильи свернутую и уже испачканную газету, разворачивает ее и громко, торжественно читает.) Проходчику Красногорского железного рудника Буторину Илье Максимовичу и главному инженеру того же рудника Никонову Ивану Петровичу за изобретение электробурового агрегата оригинальной конструкции и развитие многоцикличного метода бурения — Сталинская премия первой степени!

О л ь г а  С а м с о н о в н а. Батюшки мои!

М а к с и м  Ф е д о с е е в и ч. Ну, сын… (Идет к Илье, но неожиданно поворачивается к Ольге Самсоновне.) Поздравляю вас, Ольга Самсоновна.

О л ь г а  С а м с о н о в н а. Так же и вас, Максим Федосеевич.

Старики торжественно кланяются Илье, затем целуют его.

М а к с и м  Ф е д о с е е в и ч. Вот… сам товарищ Сталин и заметил.

Ф у р е г о в (подходит к Илье, жмет руку). Гвардия моя стахановская…

Е ф и м у ш к и н. Ты, Илья, на директора не дуйся. Как сказано когда-то, он — уже не он, а кто-то другой.

Н и к о н о в. Поздравляю, Илья Максимович?

И л ь я. Замажу.

Н и к о н о в. Давай, покрепче. (Обнимаются.)

О л ь г а  С а м с о н о в н а. Главный инженер и простой шахтер, а дорожкой, гляди-ко, не разминулись.

Е ф и м у ш к и н. Время такое, Ольга Самсоновна. Многие стираются меточки. (Жмет руку Илье.) Так-то, Максимыч…

Н а с т е н ь к а (бросаясь на шею Илье). Пустите, я! Ой, какое ура! (Целует Илью.)

Г а й н у т д и н о в (причмокнув). Одно удовольствие.

Е ф и м у ш к и н. Поздравляю и тебя, Вера… Мы на подступах к твоему Донбассу: Николай Порфирьевич принял решение начать проходку квершлага.

В е р а. Николай Порфирьевич, точно?

Ф у р е г о в. С одним условием. (Вера вопросительно смотрит на Фурегова.) После — гулять у вас на свадьбе.

В е р а. Принимаю!

И л ь я (с трудом отрывая от себя сестренку). Хватит, Настенька… (Осмотрелся.) Ух, народищу навалило. (Рассмеялся, все улыбаются. Замечает Василия, который, понурившись, стоит в стороне). Вася… (Идет к брату). Бродяга ты, бродяга… (Обнимается с Василием).

В а с и л и й. Братуха…

М а к с и м  Ф е д о с е е в и ч. Когда-то уж все мои дети коммунистами станут?..

И л ь я. Станут, отец.

Н а с т е н ь к а. Станут. Все смотрят на Василия.

В а с и л и й (упрямо вскинув голову). Да, станут!

Е ф и м у ш к и н. Слышите, Максим Федосеевич?..

И л ь я. А теперь, Александр Егорыч, прошу твою рекомендацию!

Е ф и м у ш к и н. Давно написана. (Вынимает из внутреннего кармана аккуратно свернутый листок). Вот… (Обращаясь к зрителям). Проходчики мы — этим все сказано. Человечеству дорогу пробиваем.. В том и радость наша, и лучшая судьба. (Вручает Илье рекомендацию). Шагай, Максимыч. В добрый путь!

Д. Захаров

СТИХИ

ВЕСНА НА ВОЛГЕ

Весна в Ульяновске.Старинный дом и сад.В оградке тихой по-апрельски сыро.Вот комната: здесь Ленин родился —здесь началась веснадля угнетенных мира.…Спокойна Волга, скованная льдом.Но лед подточен и трещит кругом,под ним могучая клокочет сила.Она поднимется, покров сорвет —и двинется гремучий ледоход:не зря весна в свои права вступила…Весна на Волге…Да, пришла онак нам в Октябре Семнадцатого годав порыве гневном русского народа,Свободы долгожданная весна.Ровесник мой! Во веки не забудь,на юность нашу благодарно глянув,что в светлый мир нас вел тяжелый путь,который начал юноша Ульянов.Мой друг и сверстник! Помнишь — мы клялисьдруг другу в дружбе нерушимой, вечной?Мы возмужали. Мы познали жизнь,простившись с детством, милым и беспечным.Где юность есть — счастливей, чем у нас?Где есть Отечество — светлей и краше?Вот берег Волги: может, первый разздесь Ленин думал об Отчизне нашей.Мы не забудем клятвы — пронесемее по всем дорогам нашей жизни.И будем же достойными — во всем —великих дел во имя коммунизма……Весна в Ульяновске.Старинный дом и сад.В оградке тихой по-апрельски сыро.Вот комната: здесь Ленин родился,и родилась весна для угнетенных мира…Она прошла по выжженным следамвслед за победою к славянским странам,и возмущенный подняла Вьетнам,и к греческим проникла партизанам.Она проходит сквозь огонь боеви мимо атомных зловещих вспышек.Уж благотворным воздухом еенарод Китаяполной грудью дышит.…Цветут степные свежие сады,шумят весенние в пустынях воды —все это — ленинской мечты плоды,плоды великой сталинской работы.Так будет край наш вечно молодым,как Правда, как бессмертие народа.

1949.

УРАЛ-ТАУ

Как в папахе, в облаках белесых,Тишиною древнею повитИ укрытый мелкорослым лесомОн столетья непробудно спит.Он лежит века невозмутимо,Открывая грудь шальным ветрам.Лишь стальные воды КиолимаУрал-Тау режут пополам.Знаю я:         по Сталинскому плануЛюди дерзновенные придут,И разбудит темные шиханыИх победный, вдохновенный труд.

ТАГАНАЙ

Вековые, пасмурные глыбы,Сизые, седые валуны.По тропинке узкой мы могли бы,Кажется, добраться до луны.Радостнее зрелища такогоЯ нигде, признаться, не видал.От седого гребня ОткликногоДымчатый раскинулся Урал.Не охватишь напряженным взоромИз-под лунной этой высоты —Дальние Потанинские горы,Звонкие дороги и мосты.Знаю, здесь с эпохи неолитаЧеловек ни разу не бывал,Только нам везде пути открыты,Только нам покорен ты, Урал!

В ПОЛЯХ

Я сын Урала. Сердцем благодаренЕму за прожитые здесь года.Иду полями, вижу: вновь в разгареШирокая, осенняя страда.Прошли года… сраженья огневые…И столько памятных доныне мест:Багровый Днепр, пылавший дважды КиевИ намертво опустошенный Брест.Нет, эту боль не надо снова трогать,Тут не прошел кровавым следом бой,Но полевая пыльная дорогаМне показалась трассой фронтовой.Комбайнер пот со лба утер пилоткой,И за штурвалом, устремясь вперед,Как будто не комбайн, а самоходкуОн в жаркое сражение ведет.А вечером за ужином артельнымЯ слушаю беседы земляков:Тот дрался под Уманью, тот под Ельней,А этот был у эльбских берегов.И думается мне: я на привале,Вокруг меня товарищи лежат.А мимо нас, гудеть не уставая,Машины к элеватору спешат.