Собиратель автографов - Зэди Смит

Последние сотни метров Алекс преодолел как во сне. Его кидало из стороны в сторону, точно раненого оленя. Но вдруг он остановился как вкопанный. Рядом с домом, где проходил аукцион, стоял поп-музыкант Леонард Коэн и устало смотрел на дверь бутика, словно ждал какую-то женщину. Алекс уже с мальчишеством покончил и не кинулся просить у звезды автограф. Но все же Леонард заставил его остановиться. Он топтался неподалеку, увидел, как Леонард выплюнул на тротуар жвачку, похлопал по плечу свою спутницу, как они зашли в известное кафе. «Сюзанна». Чудесная была песня. И еще что-то о милосердии. «Сестры милосердия» вроде. Классика, которая никогда не устареет. Но Алекс опаздывал на аукцион почти на час.

Однако через минуту он обнаружил, что почему-то торчит в кафе, за спиной Леонарда, наслаждается близостью к кумиру молодежи, к его всеобъемлющему таланту. Что настоящий, живой Леонард стоит рядом и пьет кофе, тогда как виртуальный Коэн где-то в это время движется по экрану, поет и беседует с журналистами. И он начинал лысеть. Это казалось невероятным. В нем чувствовалась отстраненность от мира. Алексу казалось, что Леонард витает в каких-то облаках. Хотя знаменитости можно все. Алекс начал злиться. Ну, Леонард, ну и что? Ни дать ни взять пугало. Что в нем такого особенного? Что он тут вообще делает, в кафешке этой? Разве по-настоящему знаменитые люди ходят по кафе, забитым простыми людьми вроде Алекса?

Алекс топтался неподалеку от Леонарда и злорадствовал. Раздражали его блестящие туфли, его джинсы, модная куртка, то, как он барабанит пальцами по столу, как говорит: «Мне кофе мокко, можете сделать? Только шоколад сверху сыпать не надо. И два молока на один шарик мороженого? Вот и хорошо. Да, благодарю вас, отлично получилось. На самом деле… и нельзя ли еще одну… другую чашечку… они такие горячие… так не хочется вас беспокоить, хе-хе! О, просто великолепно! Фантастика!»

«Гой он и есть гой», — подумал Алекс Ли.

ГЛАВА 5

Тиферет, или Красота[28]

Зал номер три для проведения аукционов меньше всего походил сам на себя: не то церковь, не то синагога, в которую Алекс ходил каждую неделю и бормотал там выученные наизусть религиозные тексты. А теперь он считал изразцы на потолке и думал о Боге. Внешне он держался невозмутимо, а про себя молился: «Боже, помоги мне! Господи, поскорее бы мне отсюда убраться…» И поскорее бы все угомонились и перестали предлагать по телефону цены, да еще заполучить бы ему, что он хочет. Но все шло своим чередом. Алекс продолжал возносить молитвы, а порой ругался про себя, когда цены взлетали и он оставался с носом. Аукционист с хорошо поставленным голосом, как всегда театрально, ударял молоточком по деревянному бруску. Американец же, Джейсон Лавлир, сказал:

— Леонард Коэн? Не морочь мне голову — Леонард Коэн? Он все еще торчит снаружи? То есть не зашел сюда? Господи Иисусе… Одно время я встречался с его сестренкой, Хло. Хло Коэн. Толстушка такая. У нее щитовидка поехала. Сперва все было нормалек, когда мы познакомились. Потом ее понесло. Ну и мне пришлось с ней завязать. Леонард на ушах стоял. Ну и у меня с ним начались большие нелады.

Вообще, это неправда. Такого Лавлир никогда не говорил. Хотя, судя по тому, как у него слово за слово заскакивает, что-то подобное вполне мог выдать.

— Алекс Ли Тандем! — сказал Лавлир.

Никто больше так не подавлял, чисто физически, Алекса, как этот америкашка. От природы он был брюнетом, но выкрасился в блондина или что-то вроде того, и если у него когда-то и была верхняя губа, то он ее словно съел. В чисто килограммовом выражении он к толстякам не относился, и даже кое-какие мускулы у него имелись. Но живот его торчал не только вперед, но и вправо-влево. На табуретах у стойки бара он помещался с превеликим трудом. Чего только не показывают по телевизору, но только не разные страшненькие человеческие телеса. А то быть бы ему звездой телеэкрана, решил Алекс.

— Привет, Лавлир. Извини — опоздал.

— Прибыл наконец. Мы для тебя местечко придержали. Доув, ну-ка, двинься! Вот так. О’кей. По тебе что, грузовик проехал, Алекс? Что так опаздываешь? Та девчонка, да? Будь у меня такая, всю дорогу бы опаздывал. — Он изобразил на международном языке жестов секс. — Ну, ладно-ладно, сэр. А ты случаем не обкурился?

Алекс занял свое место между Джейсоном Лавлиром и Ианом Доувом — оба они считали себя его друзьями. Он вытащил из сумки роскошно изданный каталог, положил его себе на колени, открыл и начал листать. Лот номер сто шестьдесят девять включал будильник с сертификатом, подтверждающим, что он с 1965 по 1969 год находился в Грейсленде[29]. Иан Доув передал Алексу деревянную лопатку с номером десять на ней.

— Жулье, слов нет! Две тысячи фунтов зарядил за будильник. Ну разве я не прав? Нет, вы скажите, — бормотал Доув с такой интонацией, точно говорил: Ужасно, слов нет. Ей всего сорок исполнилось. Сорок лет — и она попала под автобус. А мы накануне поженились.

— Чудеса да и только.

— Знаете, что я высчитал?

— Пока нет, Иан?

— Я высчитал, что сюда затесался настоящий фан Элвиса. Вот почему цены так летают.

— Правильно.

— А вы знаете, кого я высчитал? Кто этот фан?

— Пока нет, Иан.

— Я высчитал, что это Джексон.

— Ла Тойя? — осведомился Алекс Ли, только чтобы поддержать разговор. — Или… погодите-ка… не Жермен?

Добродушная физиономия Иана Доува сморщилась от смеха. Он разворошил обеими руками свои уже тронутые сединой волосы. Иан Доув работал близ Гатуика в магазинчике при фабрике, выпускавшей разную пластмассовую дребедень. И что ни день, его жена находила муженька, пьяного вдрабадан, спящим в их просторном, как ангар, буфете в обнимку с баком для кипячения белья. Собиранием автографов он занимался от случая к случаю, но относился ко всем аукционам предельно серьезно, как к своему самому любимому хобби. Единственный человек на свете, образ жизни которого вызывал у Алекса легкую зависть.

— Да нет, Алекс, я имел в виду…

— Да понимаю, Иан, — мягко проговорил Алекс. — Все в порядке. Может, ты и прав. Чувствую себя не в своей тарелке сегодня. Не обращай на меня внимания.

— Это значит, — вступил в разговор Лавлир, — заткнись к чертям собачьим, Доув, и не действуй нам на нервы.

Иан весь съежился:

— Премного сожалею, что помешал.

— Премного сожалею, что помешал? — выкатил глаза Лавлир. — Что ты несешь: премного, сожалею?

Прожив в Англии десять лет, Лавлир так и не проникся к ней особо нежными чувствами. Алекс часто задумывался, каково это — осесть в маленькой стране, этакой Лилипутии, жалкой пародии на Лавлирову родную Америку.

— Так или иначе, — повернулся к нему Лавлир, — несколько торгов ты пропустил. И могу тебе сказать: сегодня здесь лохов нет. У-ху-ху. Правда, Джон Багли взял… чтобы не соврать… процентов семьдесят реликвий рок-музыки. Настоящая жопа с ушами. Он ведь открыл еще один магазин. Где-то в районе Невилл-Корт вроде? Сел на автографы, как Рональд Макдональд на голодные желудки. Говорю: жопа с ушами. И все уходит по телефонным звонкам. А теперь начнется барахлишко из киношек восьмидесятых годов — кто там первый?

— Элли Шиди, — подсказал Алекс.

— Отлично. Если сейчас какой-нибудь лох фраернется и что-то предложит, — Лавлир повернулся к Иану, — я покупаю. Все меня здесь достало. Буду смотреть на ее личико и ронять скупую мужскую слезу, как в старые добрые времена.

Алекс ни с того ни с сего изобразил нечто не в тему — на международном языке жестов, — то есть вытолкнул языком вперед нижнюю губу и поскреб правой рукой подбородок[30]. Иан слегка улыбнулся. Лавлир, чтобы заполнить паузу, издал продолжительное бормотание. Торги продолжались — пошли киношные реликвии. Иан сидел как в воду опущенный. Алекс подумал, что его с Доувом и всех англичан в эти минуты сильно опустили. Поимели их америкосы. Продают в розницу киношные раритеты из фильмов, да каких фильмов! «На север через северо-запад», «Осьминожка»! И недаром повесил нос Иан, который живет неподалеку, в Марлоу — деревня деревней, — где никаких фильмов сроду не снимали. У Алекса тоже засосало под ложечкой. Он так привык к словопрениям между Лавлиром и Доувом, что даже не вслушивался в отдельные слова, а улавливал только непрерывный стрекот. И знал то, чего не могла знать и тем более оценить их сердитая соседка сзади: что эта неуклюжая перебранка таила в себе исполненную возвышенной красоты элегию, нескончаемую и бессмертную. О чем бы они ни говорили, все сводилось к одному и тому же, разные слова, а смысл одинаковый. Какая-то современная молитва каддиш, религиозное песнопение: