И снова война. - Станислав Сергеев

БУМ! Винтовка несильно ударила меня в плечо и немец, получив пулю, исчез из поля зрения, упав на дно окопа. Тут же возле пулемета нарисовался второй номер, удивленно рассматривающий поле с бегущими по нему русскими.

- Второй номер…

БУМ! Немец упал всем телом на пулемет и так остался лежать. Артиллерист азартно наблюдающий за моей стрельбой уже давал новое целеуказание.

- Группа грузовиков. Слева двадцать зенитная пушка, расчет готовится открыть огонь.

БУМ! БУМ! БУМ! С небольшими интервалами я спокойно и как-то отстраненно отстреливал расчет зенитной пушки, из которой вредные немцы уже хотели открыть огонь по красноармейцам и даже сделали несколько выстрелов. Снаряды ушли выше и с грохотом взорвались в вершинах деревьев. Скрываться уже не было смысла, и вся орава дико заорала и раннее утро наполнилось воем "УРА!". До немецких позиций оставалось не более сотни метров, когда оттуда застучали несколько пулеметов и захлопали множество винтовок. Я как мог, поддерживал огнем, один за другим отстреливая самых активных немцев, но силы были не равными и жиденькая цепь советских солдат на глазах редела. До позиций противника добежали не более трех десятков и сходу ввязались в рукопашную схватку. С самого начала было понятно, что силы слишком не равны и атаковать ротой целый батальон весьма неразумно, но задача была поставлена, и солдаты шли в безнадежную атаку. Пока на этой стороне немцы успешно отражали атаку русских, с другой стороны на их позиции вломилась более многочисленная группа с переправы, и теперь уже противник оказался в тяжелом положении. Вокруг машин, многие из которых уже пылали, врукопашную сошлись несколько сотен русских и немцев. Отвлекаться на красочность такой картины не было времени, и расстреливая четвертый магазин, я коротко бросил одному из сопровождающих:

- Набивай…

Тот что-то неразборчиво пробурчал, но я снова приложился к прицелу и, наведя маркер на очередного противника, нажал спуск. Минут через двадцать бой стал стихать, и со стороны захваченной немецкой позиции в воздух взлетели две красные ракеты.

- Что будем делать, товарищ капитан?

Артиллерист-корректировщик опустив бинокль, вопросительно смотрел на меня. Его понять можно было - командир, который им дал задание лежит в поле метрах в двадцати от позиции пулеметного расчета, где я завалил первого немца.

- Уходим. У нас своя задача…

Снова лес, снова под ногами шелестит пожухлая листва под моими сапогами и солдатскими ботинками. Пришлось блуждать больше часа, пока смог найти место, где оставил раненного Ненашева. Картина конечно была почти идиллическая - капитан спал, обняв маленькую девочку, закутанную в спальник. Я так стоял над ними несколько минут, пока веки Ненашева не дрогнули и он непонимающе уставился на меня, пытаясь понять, кто я такой и где он находится. Ему понадобилось не меньше десяти секунд, чтоб осознать свое положение, и, посмотрев на спящую девочку, шепотом, но как-то грустно сказать.

- А это ты, майор…

Интересно, что я его прекрасно понял.

- Жизнь до войны снилась?

- Как догадался?

- Самому такие сны часто снятся.

Ненашев увидел стоящих сзади бойцов, уже осмысленно глянул на меня.

- Нашел помощь?

- Почти. Там попытались деблокировать группу возле переправы и сбили немецкий батальон, перекрывший дорогу. Но новости не очень. На аэродроме немцы.

- Что будем делать?

- Надо идти до линии фронта, и выходить на особый отдел какого-либо соединения, у которого есть прямая связь с Москвой.

Бойцы с интересом прислушивались к моему разговору и артиллерист, слышавший, что Ненашев назвал меня майором, неопределенно хмыкнул.

Оглянувшись, я понял, что надо что-то делать и порывшись в разгрузке и достав из потайного кармана свою НКВД-шную ксиву, повернулся к бойцам.

- Майор Кречетов, главное управление государственной безопасности. С этого момента поступаете в мое распоряжения для выполнения государственного задания особой важности. Понятно?

Оба как-то обреченно буркнули "Так точно" и стали ждать развития ситуации.

Через час, мы снова шли по лесу. Я нес на руках девочку, закутанную в спальник, все еще прижимающую к груди свою куклу, а сзади, на импровизированных носилках, сделанных из нарубленных в лесу относительно прямых жердин, солдаты несли потерявшего сознание Ненашева. Уже привычно, как нечто само собой разумеющееся явственно слышалась канонада, и наш маленький отряд целенаправленно шел на восток, к предполагаемой линии фронта. Снова поднялся ветер и лес, как вчера, наполнился шумом и после обеда как дополнение к картине всеобщего уныния пошел мокрый, неприятный снег. Остановившись на привал, разожгли небольшой костерок и, вскипятив немного воды, я заварил из пакетика чай, и мы немного согрелись, попивая ароматный напиток, который в таких условиях казался еще вкуснее. Бойцы, зная про мою ведомственную принадлежность, попивали горячий напиток, стараясь не задавать лишних вопросов, но, тем не менее, я ощущал на себе, точнее на моем снаряжении заинтересованные взгляды.

Держа обеими руками горячую кружку и смотря перед собой, я медленно и устало проговорил.

- Что-то хотите спросить, товарищ боец?

Мой спутник, артиллерист, немного смутившись, прокашлялся и, набравшись смелости, ответил, точнее спросил.

- Вот смотрю на вас, товарищ майор…

- Капитан, - поправил его.

- Да, товарищ капитан, поражаюсь вашему спокойствию и тому, как вы лихо германцев отстреливали. Ведь человек пятьдесят положили, я сам в бинокль видел…

- И что тут такого? Все мы должны так врага уничтожать. Глядишь, каждый уничтожит по пятьдесят немцев, вроде как и некому будет по нашей земле разгуливать. Разве что удобрим поля первоклассным европейским навозом…

Сижу, грею руки о кружку с горячим чаем, говорю правильные, даже пафосные вещи, а вот мысли витают где-то далеко, в другом времени или даже в другом мире. Что делать с установками, как попасть в бункер, да еще с этими антарктическими сидельцами куча проблем и вообще, когда это все закончится. Иногда даже всплывала шальная мысль достать из кобуры "Глок" и вынести себе мозги, чтоб прекратить это хождение по мукам: как-то тяжело все идет в последнее время. С тоской вспоминалась довоенная жизнь, как ездил с семьей на море на своей навороченной иномарке, как работал в банке. Даже служба в морской пехоте, серость казарменных будней и неприятности при увольнении из рядов Збройных Сил Украины воспринимались как нечто далекое и хорошее. Как давно это все было. Мой спутник, артиллерист, которого звали рядовой Михайлов Илья Архипович, еще что-то спросил, но я пропустил мимо ушей и, встрепенувшись, удивленно посмотрел на него.

- Что?

- Да говорю, товарищ капитан, видно давно воюете.

- С чего взял?

Он добродушно усмехнулся.

- Я еще в империалистическую повоевал и в гражданскую… Много насмотрелся. Вы, вижу, успели хлебнуть.

- Илья Архипович, вы к чему клоните?

Он неопределенно пожал плечами и все-таки спросил.

- Да так, товарищ капитан, хотел узнать, что нас ждет впереди.

Его напарник, который все время больше отмалчивался и смотрел и на меня, и на Ненашева настороженно, прекратил жевать сухарь и тоже уставился на меня.

- Идем к линии фронта. Вариантов нет.

Учитывая мое настроение и тон, с которым я выдал свой короткий ответ, дальше меня расспрашивать ни у кого не было желания. Установилась неловкая пауза и ее сумела разрядить Тая, которая уже давно проснулась, и все еще будучи закутанной в спальный мешок, смотрела на костер, и с особым аппетитом, даже можно сказать с энтузиазмом грызла сладкую галету из пайкового рациона.

Я достал планшет и стал разглядывать карту района, пытаясь сориентироваться на местности и прикидывая наш дальнейший путь, давая понять таким образом, что дальше на неприятную тему нашего будущего, разговаривать не намерен.

Мы шли, избегая дорог, по которым могли двигаться немцы, и к вечеру встретили небольшую группу окруженцев в основном состоявшую из бойцов 164-й стрелковой дивизии 18-й армии. Теперь нас было около сорока человек, и я тут снова оказался самым старшим по званию, и пришлось взять на себя командование. Сразу навалилась куча насущных проблем - отсутствие боеприпасов, отсутствие продуктов, отсутствие медикаментов и главное отсутствие надежды. Люди были подавлены, деморализованы и уже не ждали от будущего ничего хорошего. Выслав вперед разведку, двинул наш отряд через лес в сторону аэродрома. Даже если там немцы, то судя по карте, там рядом достаточно немаленький лесной массив, и можно будет вполне спокойно пройти дальше на восток, минуя основные дороги, по которым сейчас должны двигаться немецкие войска.

Наступившая темнота заставила остановится на ночлег и уставшие бойцы как какие-то автоматы механически рубили лапник и строили некое подобие шалашей, в которых можно будет переночевать. Я смотрел на все это состояние уныния и руки сами собой сжимались в кулаки от собственного бессилия. Разместив бойцов, снова сверился с картой: где-то в пяти километрах была обозначена небольшая деревня и у меня было непреодолимое желание туда наведаться и попытаться немного разжиться продуктами, тем более там можно было, правда при большом везении, получить хоть какую-то информацию.