Когда приходит ответ - Юрий Вебер

5

Командировка приятна, между прочим, и тем, что из нее возвращаешься. К себе домой, в Москву, к тому, что ждет тебя в лаборатории.

Ему неизменно казалось: стоит только оставить лабораторию на недельку-другую, как все в ней идет, наверное, не так. Не то чтобы там останавливалось или разлаживалось, а все-таки не так. Он представлял, как без него Володя-теоретик, конечно, увлекается чтением необязательной литературы в ущерб всему обязательному. Верочка Хазанова стала в тупик перед какой-нибудь мелочью. Николай Зубов сидит все также над схемой, в той же позе, как он его оставил, с невозмутимой выносливостью, но если ошибка допущена где-нибудь вначале, то так и будет вести ее до конца с упорством старателя… Каждый как будто занят, но каждый сам по себе — все врозь. И, вернувшись, Мартьянов старался, чтобы все тотчас же почувствовали: он опять здесь, все силы лаборатории собраны, направлены к цели, — все вместе.

Можно было предположить, что, возвратись из «подземной командировки», Мартьянов немедленно накинется на исправление схемы подземгаза. Так, собственно, думал Вадим Карпенко. Здесь подправить, там подладить… И быстро дать какую-то замену тем товарищам на станции, мученикам управления с беготней по степи и криками в окошко. И они, заказчики, будут довольны, и директор доволен, и в наркомате довольны… Все довольны! Вадим всегда готов отозваться, помочь, а главное — поскорее за расстановку деталей, за пробы в макете, за всю эту увлекательную канитель релейных перестроений. Уж таков он, Вадим. Еще немного — и про него, пожалуй, тоже начнут говорить: схемист!

Может быть, Григорий Иванович, став опять во главе своего лабораторного отряда, и поведет его спешно на выполнение важного, неотложного заказа?

Нет, вы еще не знаете Мартьянова!

— Выполнение заказа? — переспросил он вдруг Вадима с ироническим удивлением. — А я-то думал, мы, научная лаборатория. А мы, оказывается, артель по выполнению заказов! Сегодня от подземгаза, завтра от трамвайтреста… Приятная перспектива!

— А как же по-вашему?

— По-моему, мы должны прежде всего думать о том, что можно извлечь из этой работы. Для науки извлечь.

— Для потомства? — усмехнулся Вадим.

— Не для потомства, а, скажите, для всех. Наука работает не на заказчика, а на широкий фронт. Пора бы уже некоторым научным деятелям это уяснить.

«Деятель» Карпенко насупился и замолчал.

— Интересно, как вы там это объясните, — бросил он напоследок, указывая большим пальцем в сторону коридора, ведущего в дирекцию.

Войдя к директору, в его старомодный кабинет с темной тяжелой мебелью, Мартьянов увидел светлоглазого крупного мужчину, который сидел в кресле для посетителей, вытянув свои длинные ноги. Он и не догадался их убрать, когда Мартьянов должен был протиснуться бочком в другое кресло.

— Наш новый коллега, — представил директор. — Из Ленинградского электромеханического. Копылов, Александр Степанович. Приглашен к нам заведующим новой лабораторией… Мы еще не условились, как точно ее назвать.

— Ну, раз есть новый заведующий, то будет и новая лаборатория, — рассудительно заметил Мартьянов.

Длинноногий весело, охотно рассмеялся, но тут же, вдруг сделавшись серьезным, в упор посмотрел на Мартьянова: это что, желание поддеть? Но через минуту он уже опять широко улыбался и, прощаясь, пожимал горячо руку, будто они весь век знакомы. Смена выражений на его лице происходила мгновенно.

— Расширяемся! — со вздохом произнес директор, когда дверь за новым заведующим закрылась.

Директору Мартьянов не мог с той же решительностью, как в лаборатории, выкладывать свою мысль о работе «для всех», «широким фронтом». Он только сказал:

— Постараемся найти наиболее верный принцип решения. А директор, словно что-то почуяв за этой фразой, сказал:

— Очень хорошо! Но условимся, что на станции ждут не принципов, а надежную систему.

Он стал звонить куда-то по особому телефону, никого не вызывая, а прямо докладывая о себе на отозвавшийся в трубке голос, сообщая обстановку, какую увидел Мартьянов на подземгазе. И трубка в ответ авторитетно тарахтела, и директор коротко повторял:

— Разумеется! Есть! Будет исполнено!..

Мартьянов вышел из директорского кабинета с сознанием возложенной на него ответственности. Однако сорока шагов от кабинета до лаборатории было вполне достаточно, чтобы Мартьянов из ответственного исполнителя обратился вновь в полновластного хозяина своего маленького научного отряда.

И он повел свой отряд к тому, что видел как главную цель, к тому, что называл «извлекать для науки».

Конечно, он хотел создать поскорее удобную, простую схему для управления подземгаза. И чтобы в ней было поменьше проводов, и предусмотрен контроль действий, и не спутывались сигналы… Он достаточно насмотрелся на станции, чтобы понимать, как все это неотложно необходимо, ну, прямо до зарезу.

Но все же он старался за этой первой необходимостью не упустить и необходимость, так сказать, высшего порядка. Об этом он и держал речь перед своими в лаборатории, если речью можно назвать несколько отрывистых фраз, произнесенных в безапелляционном тоне.

— Что мы ищем? Мы ищем управление задвижками подземгаза. А что это в принципе? В принципе это управление объектами, разбросанными по обширной территории. Разбросанными! Но разве это особенность одного подземгаза? Такие же условия и на нефтяных промыслах с их разбросанными скважинами, и в системе водо - и газоснабжения на крупных предприятиях, и на оросительных каналах… Везде задвижки, везде та же операция: открыть — закрыть. Отсюда что же? Отсюда мы решаем с вами систему не подземгаза, а общую систему. Назовем ее системой телеуправления распределенными объектами. Такова наша научная задача. Ясно?

Из всех присутствующих один лишь Володя-теоретик выразил недвусмысленно свое воодушевление по этому поводу. Ему нравилось, если работа получала ученое название. «Система распределенных объектов» — неплохо!

— Разбросанность требует сосредоточенности… — пустил он очередной парадокс.

Вадим Карпенко промолчал, против обыкновения.

Они перебирали множество различных схем — и всё с одной целью: что же могло бы подойти к поставленной задаче? Сравнивали, анализировали, определяли все плюсы и минусы. Длинные сводки сравнительных данных вырастали за их столами. Хорошая надежность, но сколько же лишних проводов! Сокращение проводов, за счет чего же? Защита от ошибок, но нагромождение реле. Технически удовлетворительно, но экономически невыгодно… Поток разных, противоречивых, трудносовместимых условий. А Мартьянов настаивал, чтобы обязательно совместить, сбалансировать, еще и еще продолжать ряды сравнений. И сравнений не только по выписанным данным, по расчерченным схемам, но и по тем беспрерывным цепочкам опытов, что приходилось вести на стенде в углу лаборатории, подвергая испытаниям почти каждую из рассматриваемых систем. Почти каждую приходилось вскрывать по жилам и косточкам релейной анатомии.

Оказалось, систем для подземгаза существует не одна. Разные институты, проектные организации прикладывали к этому руку. Разные были предложены схемы. Почему выбрали именно ту, что видел Мартьянов на станции, а другие отвергли, он так и не нашел объяснения. Ну, мало ли почему начинают выдвигать какую-нибудь схему. Бывают технические преимущества, а бывают и другие… Он все их подверг на стенде анатомическому анализу, исследуя их релейную сердцевину, и убеждался, что все они одна другой не лучше и не хуже, у каждой свои сомнительные достоинства и свои несомненные недостатки. А строго говоря, все «хуже» отмечал он каждый раз чуточку с удовольствием. Поймать другого на ошибке — старая страсть Мартьянова.

Хоть лаборатория и занималась слабыми токами, но напряжение работы в ней неослабно возрастало — пропорционально «числу оборотов» всевозможных рассматриваемых, изучаемых, проверяемых, испытуемых схем. У Володи-теоретика все меньше вырывалось удачных и неудачных парадоксов. Одно дело исследовательская «ловля зверя», а другое — это мелкое разгребание фактов, эта бесконечная опись сравнительных данных. «Дебет — кредит!» — фыркал он презрительно.

Уж на что Вадим Карпенко и тот начал встречать каждое лишнее испытание, как мартьяновскую причуду.

— И зачем? — обращался он в потолок. — Чтобы доказать непригодность!

Вадим чувствовал себя защитником трезвой практики от академических увлечений. Но, едва слепив новый вариант, забывал уже про все, отдаваясь целиком перипетиям релейной игры.

Безропотно несли тяжесть разгребания Верочка Хазанова и Николай Зубов. Но и в их молчаливой исполнительности угадывалось все то же нарастающее напряжение.

А Мартьянов, словно нарочно, все нагнетал и нагнетал — опыт за опытом, вариант за вариантом. Заставлял перебирать и схемы иностранные: нет ли там чего-нибудь? И сам же отвергал одну за другой.