Экземпляр номер тринадцать - Мира-Мария Куприянова

Ужас, казалось, затопил меня целиком. Искра медленно, но верно поднималась выше. Я чувствовала ее, будто комок света был кусочком проглоченного яблока — жесткая, колючая… Моя!

В то же мгновение рот наполнился холодом и легким покалыванием. Казалось, что я запихнула туда комочек снега. Сияние отчетливо пробивалось сквозь стиснутые зубы и распирало неба изнутри, приказывая пошире раскрыть рот.

— НЕТ! — заорала я в дикой агонии, зажмуриваясь изо всех сил и не желая видеть, как моя искра покинет меня — НЕТ! НЕ ОТДАМ!

И сразу почувствовала, будто что-то неуловимо изменилось.

Всю меня заполнило благостное спокойствие. Совершенная уверенность. Легкая безмятежность. Рвано вздохнув, я приоткрыла глаза и вновь замерла.

Слепящая глаза искра Грааля висела прямо напротив моих губ, искрясь и играя. Яркий свет бил в глаза, слегка стирая очертания замершего напротив меня мужчины. Который, почему-то, был теперь неестественно выгнут назад на неполный мостик и только каким-то чудом держался на кончиках пальцев своих полусогнутых ног. Словно поддерживаемый в таком положении невиданной силой. Откинутая назад голова вяло болталась на расслабленной шее, рот был приоткрыт. И прямо над ним, зависнув кроваво-красным пятном, покачивалась и колыхалась в воздухе рубиновая искра его проклятого дара.

— Нет… — машинально повторила я, едва дыша — Не отдам…

И тут же, повинуясь неведамому инстинкту, с силой втянула в рот воздух.

Грааль вспыхнул ярче и послушно потянулся за моим вдохом. Словно на невидимом поводке, в след за ним послушно поплыла и чужая искра.

От неожиданности и шока я вновь широко распахнула рот. Чем и воспользовались парящие в невесомости огоньки. Один за одним они мигом устремились внутрь, ослепив напоследок вспышками белого и алого зарева мое ошарашенное лицо.

Секунда — и в моей груди разливается сперва сладость какого-то неземного блаженства. А затем мой желудок наполняет неуютное ощущение чужеродного тела. Не успеваю я даже поморщиться, как все стихает. Только предрассветный сумрак питает внезапно опустившуюся тишину. Да и та, еще мгновение спустя, разбивается в клочья звуком глухого удара опадающего на пол тела.

Я стояла столбом и молча пялилась на совершенно неподвижную фигуру своего мучителя.

Шли минуты, а вир не шевелился. Очень медленно я двинулась в сторону распростертого на паркете человека и сдавленно пискнула, уперевшись взглядом в его распахнутые остекленевшие глаза и приоткрытый в немом удивлении рот.

Аккуратно, борясь с приступами тошноты, я наклонилась и протянула руку к его носу. Моя кожа не ощутила ни намека на поток воздуха. Трясущимися от волнения пальчиками я попыталась нащупать пульс. Сперва на могучей шее, затем у основания ладони. Но как ни старалась, не смогла услышать ни одного удара. Запястье вира было совершенно неживым и холодным. Только медленно чернела на нем изящная вязь некогда золотого орнамента ведьмовского обряда.

— Он… мертв — не веря сама себе, проговорила я, брякаясь на попу прямо возле тела и, вдруг ощущая, как по лицу опять начинают неконтролируемо струиться слезы — Мертв… Я убила его… я…

Тихий плачь перерастал в истерику. Откинув назад голову я зашлась безысходным воем, раскачиваясь на полу ему в такт и колошматя стиснутыми кулачками по отполированным доскам:

— Я убила… убила…. я….

Возле меня медленно остывало тело супруга.

А в окно начинал заглядывать первый слепой рассветный луч осеннего солнца.

Не знаю, сколько я так просидела над трупом. Только постепенно мои рыдания сошли на нет, перейдя в тонкие всхлипы и судорожные вздохи. Мне стало холодно. Порванное на груди платье сползало изодранными лоскутами.Черное болеро, растерявшее в неравной схватки свои бриллиантовые пуговки, держалось на руках клочками истерзанного гипюра. Я зябко поежилась и попыталась подтянуть остатки материи на продрогшее тело, когда, неожиданно задела пальцами висящий на груди кулон.

Секунда понадобилась мне, чтобы вспомнить его назначение. И уже в следующий миг я крепко стискивала в кулаке острые грани, истерично шепча:

— Бабушка… Бабушка… Ада… Ада Адаль!

Ладонь обдало теплом. Кулон слегка засветился и тишину кабинета наполнил тревожный старушечий фальцет:

— Делия, дорогая! Сейчас такая рань… Что-то случилось?

— Бабушка — в бессильном облегчения выдохнула я — Бабушка! Я… Помоги мне!

— Тихо, милая! Спокойно! Что произошло? — уже совсем серьезно и твердо спросила ведьма — Ты в порядке? Где ты?

— Я дома… у него дома… и я… О, бабушка! Я его… я, кажется, его убила!

— Кажется? — напряженно переспросила Ада — Милая, вот сейчас возьми себя в руки и очень спокойно подумай. Тебе только кажется, что ты его убила? Или это точно? Дорогая, это очень важная деталь!

— Не знаю… То есть да…

— Так, да?

— Да! Да, бабушка! Он мертв!

— Полностью мертв? Ты можешь это проверить?

— Я проверила — зарыдала я — Я много раз проверила. И он… он так и лежит. И он совершенно точно умер! Это я … я….

— Слава Тьме — неожиданно выдохнула ведьма — Тогда все хорошо. А я-то уж волновалась.

— Что?! — ахнула я, даже переставая плакать.

— Ну, девочка моя! Одно дело недобитый маньяк. Тогда тебе надо было бы срочно прятаться, а мне мчать к тебе прямо через поля, в ночной рубашке с граблями наперевес. Мало ли очнется? И совсем другое дело совершенно безобидный труп.

— Но…

— Так. Успокойся и вытри слезки. Все уже закончилось. Приведи себя в порядок. Прикажи подать чаю…

— Он отпустил всех слуг — едва слышно прошептала я.

— Ну, естественно — змеей хмыкнула бабуля — Что-ж. Тем лучше. Меньше свидетелей. Ладно. Тогда просто успокойся. И жди меня.

— А ты… скоро? — пискнула я.

— Ну, собственно, сейчас приведу себя в порядок, позавтракаю…

— Бабуля! — возмущенно всхлипнула я.

— Ну ладно-ладно… — проворчала Ада — Раз уж тебе так невтерпеж… На первый раз… Хотя, по сути, как раз сейчас уже не вижу смысла спешить. Ладно. Уговорила. Позавтракаем вместе, где-нибудь в трактире, по дороге. Иди пока, собери свои вещи. Я выезжаю. Бэрримор!

Бабушка появилась в кабинете ровно через полчаса. Ее точеная фигурка, затянутая в элегантное дорожное платье, быстро и уверенно влетела в комнату, окинула внимательным взглядом представленный натюрморт и понимающе хмыкнула:

— Так и знала, что сорвется. Поспешит. И получит свое — довольно мурлыкнула она.

— Бабушка — неуверенно протянула я, поднимаясь с дивана, на котором сидела, уже переодетая в коричневое дорожное платье, примерно сложив ручки