Девушка с холста - Алина Егорова

— Сумку уронила? — задумчиво переспросил Носов.

— Ну да. Я ее быстро подняла и выбежала на улицу.

Они возвращались к остановке молча, думая каждый о своем.

Носов анализировал полученную информацию.

Ранее выстроенная версия не то чтобы подтвердилась, а приобрела несколько вариантов, каждый из которых следовало тщательно обдумать.

Какие мысли посещали голову Снежаны, сложно было предположить: она могла одновременно думать о чем угодно, казалось бы, без всякой последовательности.

— Ты мне так и не сказал, что такого здесь случилось, ты же не просто из любопытства выяснял насчет этого адреса?

От ее вопроса Саша вздрогнул — настолько ушел в свои мысли.

— Можешь не отвечать, я понимаю, тайна следствия, — щебетала она. Саша посмотрел на улыбающуюся Снежану. Ему очень захотелось защитить эту хрупкую девушку от всего плохого, что могло с ней произойти.

— Ты сможешь опознать того человека, если увидишь?

— Наверно, — ее лицо стало серьезным, — я постараюсь.

Снежана заметила, что в последнее время чаще стала сталкиваться с Денисом в разных местах: то увидит его в библиотеке, то невзначай они встретятся в институтском коридоре, или так получается, что они вместе идут к метро. Раньше это обстоятельство ее бы очень порадовало. Да что там порадовало! Она была просто счастлива, когда выпадала возможность увидеть героя своих грез. Теперь присутствие Дениса ее ничуть не волновало: что он рядом, что вдалеке — все равно. Он ей не перестал нравиться, но нравился теперь иначе, чем прежде: спокойно, без обожания.

Когда однажды Денис подошел после лекции и пригласил Снежану в кафе, ее сердце окатила теплая волна радости: желания начали воплощаться, именно об этом так недавно мечтала влюбленная девушка. Конечно же, она согласилась.

Вечер прошел замечательно. Сначала они посидели в уютном зале кафе на Миллионной улице. Обстановка была такой, какая ей нравилась: тихая медленная музыка, цветы и свечи, а напротив Денис. Свидание продолжилось прогулкой по набережным, мостам и Летнему саду.

После было еще несколько встреч, таких же романтичных и милых. Неожиданно свалившееся на нее счастье, которого она долго добивалась, оказалось совсем не таким, каким она себе его представляла. То есть внешне оно вполне совпадало с мечтой: все исполнилось в точности, как она придумывала, вплоть до цветов и признаний. Но вот с внутренним ощущением было не все в порядке.

Снежане пришлось себе признаться, что она влюбилась в того, другого, недоступного ей Цысаркина, а реальный Денис не совпадает с вымышленным образом. Постепенно она стала смотреть на возлюбленного более объективно, и в конце концов ее любовь растаяла, оставив на память о себе симпатию.

От Снежаны не могло ускользнуть, как относится к ней молодой оперативник. По каким-то неуловимым жестам, едва заметным взглядам, словам, молчанию Снежана поняла, что не просто нравится Носову, здесь было что-то большее. Он, несомненно, был ей приятен, а глубже анализировать свои чувства она не стала. — Пусть все идет само собой, решила девушка, как сложится, так сложится. Даже помогать не будет своему ухажеру, создавая благоприятные обстоятельства для выражения чувств. Достаточно одной истории с Цысаркиным.

— И что теперь со всем этим делать? — Андрей вопросительно посмотрел на Сашу. — Вместо того, чтобы прояснить некоторые моменты в уже раскрытом деле, ты своими догадками все запутал еще больше.

Когда Клиновской предложили узнать среди нескольких мужчин человека, выходившего из квартиры Зимовец, произошло то, чего Андрей никак не ожидал: она уверенно объявила, что его здесь нет. Снежана заметила, что тот, кого они ищут, похож на Юрия, но точно не он. Если учесть, что подставные лица изначально выбирались похожими на подозреваемого Рузанцева, то получалось, что у художника с гостем Зимовец есть нечто общее, присущее только им обоим.

— Если судить о времени, когда визитер выходил от Лилии, получается, что либо он зашел сразу после убийцы, либо он сам убийца.

— А Юрий здесь ни при чем, — закончил мысль Атаманова Саша.

— Если бы был ни при чем, — сурово сказал Андрей, — не юлил бы с показаниями. Откуда у него телефон Зимовец, а показания свидетелей, которые утверждают об их романе? Он не женат, подруги у него нет — чего ему скрывать? По-любому получается, что Рузанцев чего-то недоговаривает.

— Может, он не понимает всей серьезности своего положения? Допросить еще раз, прочистить его богемные мозги, глядишь, что-нибудь вспомнит, — предложил Саша, не верящий в виновность Рузанцева.

— Насчет непонимания — навряд ли. Его положение хуже некуда, и надо быть совсем тупым, чтобы этого не понимать. А допросить придется, здесь ты прав, — продолжал Андрей. — Надо, в конце концов, разобраться в этой истории. И без этих деятелей забот хватает. Что тебя дернуло копаться в деле Зимовец? А все так хорошо получалось: убийца есть, мотив худо-бедно нашли, а главное, доказухи — сколько угодно. А теперь вопросов больше, чем ответов, ни времени, ни рук на это нет. По делу Щербановой работать надо, а там — глухарь глухарем.

Когда привели Юрия Рузанцева, Носов его не узнал. Осунувшийся, с серым лицом, взгляд совершенно пустой. Походка Юрия тоже сильно изменилась: вместо легкой и стремительной она стала медленной; не просто неторопливой, а апатичной, присущей человеку, которому все безразлично. Типичная поступь каторжника.

Юрий медленно сел на жесткий стул напротив Носова и безразлично уставился в стену.

Саша решил сразу перейти к делу:

— Юрий Николаевич, давайте рассуждать здраво. Обстановка в квартире Лилии Зимовец говорит о романтическом свидании. По словам свидетелей, в свой последний вечер убитая готовилась к встрече с неким Юрием, художником из Одессы. То есть с вами, — Носов пристально посмотрел на Рузанцева. Тот безучастно продолжал изучать трещины на стене; все это он уже слышал не раз. — Судя по всему, свидание состоялось. Мы имеем сведения, что в квартире Зимовец примерно в час ее смерти находился еще один человек.

Юрий повернул голову в сторону оперативника и попытался осмыслить последнюю фразу.

— Возможно, вы не убивали Лилию, а именно тот посетитель и есть убийца. Поэтому вам придется вспомнить, не сталкивались ли вы с кем-либо, когда уходили от своей пассии?

— Я уже тысячу раз говорил, незнаком я с вашей Лилией и дома у нее никогда не был! — Рузанцев начал раздражаться, в его взгляде вспыхнул огонек гнева.

— Вы почему-то тщательно пытаетесь скрыть факт вашего знакомства. Однако улики против вас, и их слишком много. Чего стоит одна пуговица от вашего пиджака, явно выдранная. Как она могла оказаться в ее квартире?

— Не знаю. — Юрий насупился и отвернулся к стене. Его лицо опять начало приобретать обреченное выражение.

— Может, вы в тот вечер поссорились? — предположил оперативник.

Ответа не последовало.

Саша поднялся с места и стал ходить по кабинету. Такой поворот беседы ему не нравился. Нельзя сказать, что он к этому не был готов, но все же рассчитывал на благоразумие арестованного. Главное, Носов не понимал, почему тот запирается. Побродив еще немного от двери к столу, что-то обдумывая, Саша решил продолжить разговор, но подойти с другой стороны:

— Юрий Николаевич, как у вас возникла идея приехать в поселок? Насколько мне известно, вы никогда раньше ни в Репино, ни в Петербурге не бывали?

— Действительно, не бывал. Когда-то все происходит впервые, — философски заметил художник. Он опять стал говорить медленно, что-то вспоминая, будто бы сквозь сон.

Как недавно и как давно это с ним было — в той, другой жизни, которая осталась за стенами изолятора. Лучше бы он не поехал, и тогда ничего плохого с ним бы не случилось. Видно, это судьба, и ничего изменить нельзя. Каждый должен нести свой крест, и он, Юрий Рузанцев, должен смириться.

Голубей Наташа очень любила. Воробьи считались тоже ничего, только мяса в них было мало. Ящик ставился на палку, к палке привязывалась веревка. Получалось некое подобие мышеловки. Дорожка из хлеба вела к западне, под ящиком горстка крошек. Птицеловы выжидали в засаде, когда прилетит добыча. Готовили на костре, в овраге. Наташа с наслаждением ела птицу. Вкус не портила даже горечь желчи, что пропитывала мясо. Она никогда не была так счастлива: согретая жаром костра и при сытом желудке. Рядом сидел Шнырь, он подбрасывал сухие ветки в костер и докуривал подобранный окурок. Шнырь сильный, он все знает и умеет. Накормил, обогрел, разговаривает с ней на равных. Прозвище ласковое придумал — Дранка. Это от вкусного слова «драник», есть такое белорусское блюдо — картофельный блин. Кто ему она, девятилетняя девчонка, что Шнырь с ней возится, подкармливает? Пожалел ее, когда впервые в подъезде увидел, драником угостил, спать уложил в подвале на тряпках. Наташа смотрела на своего покровителя с обожанием и трепетом и очень боялась ему надоесть. Думала, однажды он ее бросит.