Рассвет над волнами (сборник) - Ион Арамэ

— Жду вас, — сказал мичман. — Я уж боялся, что вы о нас забыли.

Нуку засмеялся, с симпатией глядя на этого доброго человека, с которым он проработал более трех лет.

— Как же я могу вас забыть?

— Ну, кто его знает! — улыбнулся мичман. — В один прекрасный день вы ушли, и все. Я видел, как вы смотрели на корабля. Говорили, что однажды наступит день и… Как в море?

— Нормально. Со своими обязанностями справился. Как поживают ребята?

— Да знаете… немного огорчены. Как услышали, что на ваше место идет какой-то капитан из комендатуры… Посмотрели бы вы на их физиономии…

— Ничего, привыкнут, — успокоил его Нуку.

— Вы его, возможно, не знаете, а я так хорошо знаю. Он был командиром роты в учебном центре. Не покидал казарму от подъема до отбоя и не выпускал из рук дудку, словно футбольный судья. А он тогда был всего лишь лейтенантом.

— Со временем, наверное, успокоился.

— После стольких лет службы в комендатуре? — грустно усмехнулся мичман. — Да что это я пристаю к вам с нашими заботами! Я хотел доложить вам, что подготовил акт. Завтра придет комиссия. Может, вы пожелаете его прочитать…

— И заодно попрощаюсь с ребятами, — сказал Нуку.

— Это дело.

— Для меня это имеет большое значение.

— И для нас тоже, — тихо заметил мичман.

Нуку и мичман прошли в отделение технического обеспечения. Нуку окинул взглядом тесное здание со стеклянными стенами, отделявшими его от склада противолодочного вооружения, и почувствовал, что воспринимает все как-то по-иному. Три года изо дня в день приходил он сюда… Вот его стол, сделанный из пластика и алюминиевых трубок, алюминиевая, грубовато выполненная пепельница в виде фигурки лежащей девушки. Ее изготовил сержант Стойка. Он сделал несколько таких пепельниц и одну принес Нуку. Помнится, Нуку закатил из-за этой пепельницы целый скандал: обвинил сержанта в том, что он тратит время на безделушки… А сержант был человеком серьезным. Он даже разработал методику выпрямления стабилизаторов противолодочных бомб, которые нередко деформировались во время транспортировки. Рядом с пепельницей лежала видовая открытка с поздравлением.

— Папки разложены по порядку, — сказал мичман. — Мне помогал Кристя. Он пронумеровал все акты до сегодняшнего дня.

— А что он говорит о моем уходе?

— Расстроен, как и все. Помните, как пришла его мать и попросила: «Позаботьтесь о моем ребенке…»

— Он вначале и выглядел ребенком.

— С тех пор он очень изменился, — сказал мичман. — Стал настоящим мужчиной.

— Намекаете?

— Что вы! Не могу этого себе позволить, товарищ старший лейтенант.

— Вы думаете так, я же вижу. Да и я так думаю. Помню, как прибыл сюда свежеиспеченным лейтенантом с новехоньким чемоданчиком и растерялся, увидев горы имущества. Я тогда ничего не понимал в артикулах… И вы мне очень помогли.

— Спасибо, — сказал мичман, глядя куда-то в сторону.

Нуку вздохнул. Он снова увидел себя молоденьким лейтенантом. Мичман сопровождал его. Было начало осени. В помещении склада, куда они вошли, стояла духота. Он тогда поставил чемодан у двери и достал сигареты. А мичман вежливо объяснил ему, что курить здесь не следует, не то можно взлететь на воздух и превратиться в ангелочков. Нуку решил, что мичман конечно преувеличивает, чтобы произвести на него впечатление. Но тот пригласил его в кабинет и показал на массивную пепельницу, изготовленную из гильзы зенитного снаряда. Различать калибр и типы снарядов и имущества он научился позже. В толстых книгах учета он тоже не сразу научился ориентироваться…

— А вот и наш хлеб, — сказал ему мичман, извлекая из шкафа толстый, по формату напоминающий ватманский лист журнал учета в массивной обложке. Когда журнал открыли, он едва поместился на столе. — Сюда мы записываем все, что имеется в наличии. Ни один патрон, ни один снаряд нельзя выдать прежде, чем мы оформим на него акт и занесем в журнал.

Мичман научил Нуку содержать в порядке эти запутанные акты, фиксировать в основном журнале приход и расход материалов, разбираться в наименованиях, которые не имели ничего общего с военно-морскими терминами.

— Вот здесь опись, — сказал мичман, возвращая Нуку в сегодняшний день, и открыл третий журнал. — Мне жаль, что вы от нас ушли.

— И мне жаль расставаться с вами, — сказал Нуку.

— Подпишите здесь.

— Желаю вам хорошо сработаться с моим преемником…

— Я подчеркнул красным наличие на момент подписания акта, — пробормотал мичман, пропуская мимо ушей слова, сказанные Нуку, но через какое-то мгновение заметил: — Хоть бы он, ваш преемник, разбирался в работе…

— Можно подумать, что я в чем-то разбирался, когда пришел к вам. Научится. Имея такого опытного помощника, как вы, это нетрудно.

— Я думаю о ребятах. У нас здесь противопожарные средства. Помните, как вытек уайт-спирт из бидона?

— У меня тогда душа в пятки ушла. Если бы вы не выбили оконное стекло…

— Другого выхода не было. Достаточно было одной искры, и все взлетело бы на воздух. Странно, — заметил мичман, — столько разных случаев приходит на ум, а раньше я и не вспоминал о них. Помните, как вы вовремя подперли плечом ящик с динамитом, который чуть не соскользнул с электрокара. А тот водитель электрокара сразу и не понял, в чем дело.

— Плечо потом болело две недели.

— А помните тот ужасный ливень, когда вода попала в бункер. Мы целую ночь ведрами воду вычерпывали. Три года, товарищ старший лейтенант, и вот так внезапно уходите. Подпишите вот здесь. Это для отчетности: ведь завтра комиссия. Я бы попросил вас еще раз зайти, если позволят дела на корабле. А у нас все в порядке, поэтому никаких затруднений не будет, уверяю вас.

Пуку положил свою руку на руку мичмана, лежавшую на раскрытом журнале, и сказал:

— Я уверен, что никаких затруднений не будет.

Пуку пришел домой, когда Амалия должна была находиться в школе. Он сунул ключ в замочную скважину, но не успел повернуть его, как дверь распахнулась и Амалия, словно ребенок, бросилась ему на шею:

— Пуку, как хорошо, что ты вернулся!

Она обняла его как дорогого гостя, проводила в комнату, усадила в кресло и, опустившись на колени, принялась расшнуровывать ему ботинки.

— Амалия, ты что? — запротестовал Нуку.

Она на секунду подняла голову и, с нежностью заглядывая ему в глаза, сказала:

— Я имею на это право, мой любимый. Ты вернулся из плавания. Я так тосковала по тебе!

Она опять нагнулась, и он прижался губами к ее теплому; слегка загорелому, покрытому золотым пушком затылку.

— Не глупи. Имей терпение. Ох уж эти шнурки…

— Это потому, что ты не дала мне разуться в прихожей. Ты что, не идешь в школу? У тебя нет уроков?

— Почему нет? Есть. Я уже собиралась одеваться. Но теперь останусь с тобой. У Дойны Попеску окно, вот я и попрошу, чтобы она провела вместо моих уроков занятия по английскому. Сейчас позвоню директору и скажу, что у меня уважительная причина…

— Хорошо. Пока ты будешь звонить, я приму душ.

Он вошел в ванную и, раздеваясь, невольно услышал, как Амалия совершенно другим голосом разговаривала с директором школы. Нуку улыбнулся: «Ну и актриса она у меня!»

— …Да, товарищ директор. Прошу понять меня… Именно такое, что нельзя отложить…

Нуку включил душ. Холодные струи воды обрушились на грудь, на лицо, обгоревшее на солнце и пропитавшееся морской солью. На мгновение у него возникло ощущение, будто на него опрокинули бочку воды. Он зашатался в поисках точки опоры и вдруг осознал, что же такое морская служба.

Выйдя из ванной, он увидел, что Амалия сидит в кресле, ожидая его. Он опустил на окнах жалюзи. В комнате воцарился полумрак. Амалия протянула к нему руки, обняла его и прошептала:

— Я так соскучилась по тебе!

Нуку поднялся с дивана, включил магнитофон. Полифоничная оркестровая музыка, переходящая из одной тональности в другую, отгоняла сон. Нуку почувствовал себя бодрее. Он закурил и глубоко вздохнул, уловив в воздухе легкий аромат духов Амалии.

— Сделай потише! — крикнула она из ванной.

— Ты что там делаешь? — спросил он, выключив магнитофон.

Она появилась в дверях ванной уже одетая, готовая идти в школу — в голубом платье свободного покроя с короткими рукавами, стянутом в талии широким поясом. В руке она держала массажную щетку, которая у Нуку всегда вызывала смех.

— Пойду в школу. Я обещала провести два последних урока. Не хочу злоупотреблять добротой директора: он и так пошел навстречу…

Слегка наклоняя голову набок, она принялась расчесывать волосы.

— В твое отсутствие у меня было культурное мероприятие: мой коллега Джеорджеску-Салчия опубликовал рассказ и пригласил нас отпраздновать это событие.