Влюбленная. Гордая. Одинокая - Елена Левашова

Алиска смущенно топчется в прихожей, чувствуя вину за «хвостик» в лице Никиты Сергеевича.

– Ну что, Костян, давай, что ли, по рюмашке пропустим, пока Любаня собирается, – Никита Сергеевич потирает руки в предвкушении угощения. Папина вишневая наливка с давних пор пользуется у местных мужиков спросом.

Дед всучивает мне контейнер с теплыми пирожками и, покряхтывая, ступает на кухню. Папа семенит за ним следом, шаркая тапочками по полу.

Чувствуя мою растерянность и неловкость, Лисенок хватает меня за локоть и тянет в комнату.

– Любаша, ты не обиделась, что я деда Никиту привела? Разволновался старик… Жизнь у них теперь спокойная и неинтересная, остается только за нашими молодыми страстями наблюдать. – Алиса заправляет темную прядь за ухо и садится на диван.

– Нет, конечно, ты что? Спасибо за костюм.

Алиса достает из пакета новенькие утепленные штаны ярко-красного цвета и красную куртку с цветочным принтом и густой лисьей опушкой на капюшоне.

– И вот еще, – протягивает красную пушистую шапку, шарф и варежки в тон. – Хотела на Новый год подарить, но раз такое дело…

– Спасибо, Лисен.

– Хочу, чтобы ты у меня была там самой красивой, – Алиса улыбается и крепко прижимает меня к груди. – Любаша, я так счастлива за тебя. Ты не представляешь, какой Боголюбов ходил потерянный и несчастный. Богдан говорил, что никогда его таким не видел!

– Я боюсь, Алис, – голос дрожит, как электрические провода на ветру. – И не верю. Боюсь поверить, взлететь в небо, а потом камнем упасть на скалы и разбиться.

– Зачем ты так? Разве можно сразу о плохом думать? Давай-ка я тебе волосы лучше расчешу.

После душа волосы подсохли и струятся по спине в своем первобытном буйстве: густые, пышные, слегка завивающиеся на концах. Что бы там ни думал Боголюбов, ехать в горы с макияжем я не собираюсь. И красоваться перед ним тоже!

Входная дверь протяжно стонет, впуская порцию свежего воздуха. Неужели Мир решится зайти в мой дом? Знакомство с родителями – это нечто интимное, ведь так? Вскакиваю, как горная козочка, чтобы поскорее удовлетворить любопытство. Так и есть – Боголюбов… Красивый, румяный с мороза, вихрастый…

Мир никогда не видел меня такой: растрепанной, домашней, розовощекой. Уютной. Я читаю толстую книгу за день (привет курсам скорочтения), складываю в уме четырехзначные числа, пеку пирожки и с легкостью могу затопить баню, но владеть собой у меня не получается. Замираю на месте, пойманная в силки его прямого, направленного на меня взгляда, как маленькая глупая птичка. Он скользит по шелку длинных волос, обласкивая плечи, шею, прикипает взглядом к губам. В голове вспыхивает воспоминание о наших поцелуях – яркое, беспокойное, томительно-сладкое, мысли возвращаются в придуманный мной мир, в котором Боголюбову нужна только я. Всегда буду нужна…

– Привет, рыжик, – хрипловато произносит он. Хочется верить, что его дыхание сбивается, а сердце пропускает пару глухих ударов, потому что я почти не дышу…

Но прежде чем я успеваю ответить, из дверного проема выглядывает макушка папы Кости и доносится его беспокойный голос:

– А вот и гость пожаловал.

– Здравствуйте, я Мирослав, – парень протягивает руку моему застывшему от удивления папе. Да, тоже рыжий, как и я. И что?

– Константин Алексеевич, – прочистив горло, отвечает папа. – Я хотел поблагодарить вас за помощь. Любаша рассказала…

– Ах вот кто у нас кавалер?! – дед Никита, замешкавшийся на кухне, шустро выскакивает в прихожую, позабыв о хромоте. – Здорово, Мир! И труд, и май! Давно не виделись. Редко к другу стал заезжать, нехорошо…

– Дедушка! – шипит Лисенок. – Мир, проходи на кухню, пока Люба оденется, – подруга спешит разрядить обстановку.

– Выходит, вы знакомы? – папа переводит взгляд с Никиты Сергеевича на Боголюбова. – Спасибо вам, Мирослав, – папуля сухо жмет руку Боголюбову. Это что-то новенькое, потому что папа с легкостью может занять первое место в конкурсе обнимашек.

– Пожалуйста, – не менее официально отвечает Мир. – Дед Никита, рад вас видеть! Выглядите бодрым и веселым! Очевидно, вам на пользу жить с молодыми, – а это бросает старику, застывшему в проеме по стойке «смирно». Никита Сергеевич довольно улыбается и почесывает лысину. Лисенок строит Миру рожицу, принимая его шпильку про «проживание с молодыми».

Утепленные брюки меня ужасно полнят. Я торопливо заплетаю волосы в косу, надеваю куртку, обуваю сапожки с мембраной, припасенные для «особых случаев», и возвращаюсь в прихожую.

На меня разом устремляются три пары любопытных глаз. Угадав мое смущение, Боголюбов поднимается и забирает из напряженных рук спортивную сумку.

– Я не обижу вашу дочь, – произносит он твердо, смотря папе Косте в глаза.

Глава 14

Мирослав

Дорога сворачивает с трассы, истончаясь и петляя между каменистых склонов. Позади остаются снегиревские поля и городские высотки, взору открываются заснеженные хребты и горные речушки областной окраины. Люба отворачивается в окно, молча наблюдая за гуляющей от порывов ветра снежной крупой.

Мне хочется знать о ней больше, но собственные секреты слишком отталкивающие и темные, чтобы делиться ими в ответ. Мы болтаем о всякой ерунде, смеемся, старательно обходя запретные темы. Я хочу знать о ее родном отце, но прикусываю язык, оставив вопрос при себе.

Мне хорошо рядом с ней. Присутствие Любы наполняет пространство салона уютом и спокойствием. Я не готов к откровенности. Пока не готов. Угадав мое настроение, она молчит, наблюдая за зимним пейзажем, а потом засыпает…

Горный поселок Орловка пролегает в низине, между двумя высокими хребтами. Низенькие домики, ларьки с горячей выпечкой, изделия из шкур, вязаные носки – деревня славится народным промыслом и вежливыми экскурсоводами.

Сворачиваю с усеянной щебнем дороги в проулок, ведущий к гостиничному комплексу.

Любаша волнуется. Краснеет, смущенно отводит глаза, очевидно, гадая, исполню ли я обещание о двухкомнатном номере.

– Перепелкина, я снял номер с одной одноместной кроватью. Она узкая, всего сантиметров шестьдесят в ширину. Так что ты будешь спать на мне! – мне нравится ее поддразнивать, любоваться карими глазами со вспыхнувшими в них искорками, пятнами румянца, проступающими на ее гладких нежных щеках. Хочу ласкать, трогать, присваивать, метить ее собой. Сжимаю руль так, что белеют костяшки пальцев: видит бог, я никогда не проявлял раньше столько самообладания.

– Если это правда, я сброшу тебя с моста, Боголюбов!

Я улыбаюсь куда-то в сторону, оставляя девчонку наедине с тревожными мыслями.

Гостиница «Орловка» прячется на участке между высокими соснами. Прямо за ней, в низине, громко журчит горная река, а над ней тянется старинный мост с массивными светильниками по периметру. От поверхности реки ввысь устремляется белый морозный туман. Солнце клонится к закату, расцвечивая заснеженные верхушки деревьев малиново-оранжевым