Баллада судьбы - Вардван Варжапетян

— Давно в моем дворце не собиралось столько гостей. Мартин! — Вошел крестьянин с алебардой. — Проводи мессира в Родосский зал.

Родосский зал, куда вела винтовая лестница, помещался в башенке замка и представлял собой круглую маленькую комнату. Над каждой из трех бойниц висел щит с потускневшим пурпурным полем, украшенным золотой чашей и черным единорогом — гербом Марбуэ. Простенки завешаны пыльными коврами. На полукруглой лавке сложены подушки, напротив такая же лавка, но на локоть выше и с дверцами. Кресло с высокой прямой спинкой, над ним деревянное распятье — вот и все, если не считать медной лампы, висящей на серебряной цепи, и ночного горшка под лавкой. Лучи света, косо падавшие из бойниц, сходились точно под лампой, и свет был так причудлив, что, казалось, его можно зачерпнуть в ладони, как воду из реки.

— Мартин, и что мне здесь делать?

— Ждать, пока сеньор призовет вас к себе.

— Как ты думаешь, он не забудет это сделать?

— Он пришлет за вами Люка.

— Люка? — спросил Франсуа, но Мартин не счел нужным ответить.

Люк оказался рослым выпуклогрудым псом неизвестной породы. Янтарные глаза смотрели настороженно, складчатый загривок напрягся, когда Люк взял белыми клыками полу плаща и потянул Франсуа. Отпустил и снова потянул. Так, следуя за собакой, Франсуа пришел в зал, где под руку прохаживались две пары: племянница сеньора Марбуэ с кавалером и дама значительно старше с тщедушным мужчиной странного вида — на нем был камзол серого сукна, в густых черных волосах курчавилась стружка. Видно было, что свою спутницу он вовсе не слушает и даже делает какие-то странные движения рукой. Обе дамы были в длинных платьях, подвязанных под лифом шелковыми поясами, концы которых спускались до пола. Обе в высоких рогатых колпаках палевого шелка, но у младшей на плечи спадало черное кружевное покрывало, а у старшей — белая кисея. Вырезы лифа у обеих оторочены мехом. У пожилой на худой шее янтарные бусы в три ряда. Что касается жениха, то он был одет по парижской моде — в зеленый камзол с буфами, туго стянутый кушаком вишневого шелка, в коричневых штанах, обтягивающих стройные мускулистые ноги, и такого же цвета остроносых туфлях без задников. На голове красовалась крошечная голубая шляпка, перевязанная желтой лентой.

Люк подбежал к юной даме, дождался, пока его почешут за ушами, и улегся на кабанью шкуру, расстеленную перед громадным очагом, в котором горели сосновые чурбаки. На маленькой башенке в углу зала, под балками потолка, стоял мальчик-трубач; он часто зевал, но, как только раздались удары колокола, вскинул трубу и так пронзительно и мерзко затрубил, что Франсуа вздрогнул. После третьего душераздирающего сигнала послышался цокот копыт, и в зал на соловом кастильском жеребце въехал сеньор Марбуэ господин Гюго де Кайерак — в рыцарских доспехах, с копьем, опертым в стремя, опоясанный мечом. За ним шел латник с мечом и арбалетом. При каждом шаге коня, еле тащившегося под тяжестью ржавого железа, шарниры доспехов скрипели, но все равно картина была достаточно грозной. Рыцарь с грохотом спешился и, сотрясая пол тяжелыми шагами, прошел к столу. Оруженосец встал за креслом господина.

Справа от сеньора села дама постарше, слева — племянница. Мужчины сели за другой стол — сбоку, напротив резного поставца, заставленного тарелками, кувшинами, кубками. Лошадь потопталась и, повернувшись, ушла.

— Дамы и господа, это мэтр Франсуа Вийон, добрый знакомый господина де Лонэ, доблестного слуги короля. А вам, мэтр Вийон, я рад представить мою сестру Луизу Де Кайерак, мою племянницу Франсуазу дю Карден, господина Шарля де Моле и Гастона Пари, мастера. А это мой оруженосец Жильбер — я спас его от страшной смерти… гм… как, впрочем, и он меня.

Слуга обнес всех блюдом с жареным поросенком, обложенным печеными яблоками, расставил оловянные тарелки с молодой фасолью, запеченным в тесте карпом, рубленой бараниной, тушенной в виноградных листьях.

Первым кубок поднял господин де Кайерак.

— Богу — слава, королю — держава!

Захрустели поросячьи косточки и куриные крылышки, застучали ножи по тарелкам. Племянница подавала дяде вино, сестра кормила брата, кладя в открытый рот куски мяса. Жильбер вытирал чистой тряпкой жир и соус с губ господина.

Франсуа во все глаза смотрел на рыцаря, не заметив, как мастер придвинул к себе его тарелку, и листья винограда вместе с бараниной мигом исчезли в его редкозубом рту. Франсуа не огорчился — болезнь лишила его аппетита, но мучила жажда, и он никак не мог напиться.

— Дядя, каким занимательным рассказом вы нас сегодня развлечете?

— О Франсуаза, здесь так много молодых людей! Господин де Моле недавно вернулся из Лиссабона, а мэтр Вийон, я думаю, расскажет о Париже.

Франсуа хотел сказать, что уже почти четыре года не был в Париже, но придержал язык, — может, и доблестный де Лонэ уже покоится на кладбище.

— О, мэтр Вийон, должно быть, прочитал новый роман Антуана де Ла Саля «Маленький Жан из Сентре»?

— Увы, госпожа де Кайерак, я не читал этого достойного сочинителя.

— И правильно, мой друг! Если бы я рассказал вам, что мне пришлось пережить, вы бы поняли, какие небылицы выдумывают те, кто пишет романы. Они рассказывают о драконах и великанах, но мне довелось сражаться с чудовищем во сто крат страшнее. Представьте зверя с этот зал, с кожей толстой, как стена в два кирпича; его огнедышащая пасть унизана громадными клыками, каждый из которых длиннее моего меча. Увидев этого дракона, многие испустили крик ужаса и даже мой конь присел от страха. Но я даю ему шпоры и мчусь с копьем наперевес, вручив свою жизнь деве Марии и святому Георгию. Я налетаю, как ураган, и что же вы думаете? Копье ломается, как сухая ветка, а я чувствую, как пламя чудовища охватило мои доспехи адским огнем, и льняная рубаха от жары начинает тлеть, нестерпимо обжигая тело. И если бы не кусочек животворящего креста, вделанный в рукоять меча, не знаю, говорил бы я сейчас с вами. Я рубил чудовище, как дровосек рубит дуб в четыре обхвата, едва уворачиваясь от громадных клыков, пока оно не рухнуло, едва не проломив землю. Мой оруженосец еле поднял ухо этого дракона.

— Бедное животное! — сказал Гастон Пари.

Но господин де Кайерак не слышал этих слов, он пришел в такое волнение от собственного рассказа, что попытался вытащить меч из ножен — словно чудовище уже было в воротах замка и пожрало ненадежную охрану смердящим огнем. А племянницу пришлось обрызгать водой — так она побледнела.

— Признайтесь, мэтр Вийон, что вам не доводилось слышать ничего подобного?

— Что касается меня, — честно ответил Франсуа, — то я просто ошеломлен и, признаюсь, умер бы от страха при одном виде этого чудовища.

— Ну, мне-то доводилось одерживать и более славные победы. Верно, Жильбер?

— Да, господин.

— Мой милый брат, а нельзя было приручить дракона, чтобы он стерег наш замок от стражников барона?

— Не бойтесь, сестра, пока я сжимаю рукоять меча, вашей чести никто не угрожает.

Судя по тоскливому лицу дамуазель Луизы, морщины которой не мог скрыть даже толстый слой румян, ее чести вообще никто не угрожал. Другое дело племянница; когда она встала из-за стола, Франсуа увидел пушистую ложбинку на гибкой спине.

Дамы ушли вышивать, а мужчины остались, но вскоре господин де Кайерак захрапел, и гости вышли из зала.

— Сударь, — обратился Франсуа к мастеру, — нет ли здесь поблизости трактира?

— Есть — «Под зáмком», но вино там дрянь, и трактирщик вор. Если хотите, угощу вас отменной виноградной водкой.

Мастер жил в одной из башен, оставшихся от стены. Вокруг башни были свалены стволы сосен, громадные пни с переплетенными корневищами, доски. Тут же стоял широкий верстак, над которым свисали веревки блоков. Одно бревно было крепко врыто в землю, и Франсуа показалось, что оно напоминает человека. Да это и был человек — громадный, высотой в два роста, вырубленный топором и теслом, — он выступал из светло-желтого ствола, уже отчетливо виднелись воздетые руки и голова.

— Кто это? — спросил Франсуа.

— Святой Лука.

«Хорошо бы поселиться в этой башне», — подумал Вийон.

Глава 19

Гарь и смрад подняли в небо тысячи парижских ласточек, гнездившихся на колокольнях, башнях, под карнизами. Они стремительно кружились над городом, над морем черепичных, шиферных, свинцовых, медных крыш, не в силах отыскать в пожарах и дыму потерянные гнезда с осиротевшими голодными птенцами. С высоты птицам казалось, что дым окутал не только весь громадный город, но грозовой тучей расползается над бескрайней равниной, золотящейся полями, до деревушек Исси, Жантильи, Вожирар, Виль л’Эвек — до темно-зеленых округлых холмов, видневшихся на севере, до меловых откосов Монмартра, белевших на юге.