Дом ужасов - Дин Кунц

Вернулась на кухню, сварила кофе, налила себе кружку. Потом села за кухонный стол, чтобы дождаться возвращения матери.

Поздно вечером, ворочаясь в кровати, раздумывая над тем, как лучше всего признаться, она решила, что первой скажет матери. Если бы Эми усадила их рядком и одновременно рассказала о случившемся, мать могла отреагировать так, чтобы произвести впечатление не только на дочь, но и на мужа. Могла бы повести себя даже более жестко, чем при разговоре один на один. Эми также знала, что не может обратиться только к отцу. Выглядело бы это как попытка вбить клин между отцом и матерью, превратить его в союзника. Если бы мать восприняла ситуацию таким образом, уговорить ее пойти навстречу дочери стало бы в два раза сложнее. Но, сказав матери первой, выказав ей тем самым максимальное доверие, Эми надеялась повысить свои шансы получить разрешение на столь необходимый ей аборт.

Она допила кофе, налила себе вторую кружку, почти допила и ее.

Кухонные часы тикали все громче и громче, пока наконец не превратились в удары барабана, которые действовали ей на нервы.

Когда Эллен наконец-то вернулась из церкви и вошла на кухню через дверь в гараж, нервы Эми напоминали натянутые струны. Блузка на спине и под мышками увлажнилась от пота. Несмотря на выпитый горячий кофе, в желудке, похоже, лежал большой кусок льда.

—  Доброе утро, мама.

Мать в удивлении остановилась, даже не закрыв дверь.

—  Что ты здесь делаешь?

—  Я хочу...

—  Ты должна быть в школе.

—  Я осталась дома, чтобы...

—  Разве экзамены не на этой неделе?

—  Нет. На следующей. На этой неделе мы повторяем материалы для тестов.

—  Это тоже важно.

— Да, но сегодня я в школу не пойду.

Эллен закрыла дверь в гараж.

— А что такое? Ты заболела?

—  Не совсем. Я...

—  Что значит... не совсем? — спросила мать, ставя сумочку на столик у раковины. — Или ты больна, или нет. А если ты не больна, то должна быть в школе.

—  Мне нужно с тобой поговорить.

Эллен подошла к столу. Сверху вниз посмотрела на дочь.

—  Поговорить? О чем?

Эми не смогла встретиться с матерью взглядом. Отвела глаза, потом уставилась на холодную кофейную жижу на дне кружки.

—  Ну? — спросила мать.

Хотя Эми выпила много кофе, во рту у нее так пересохло, что язык прилип к нёбу. Она шумно сглотнула, облизнула губы, откашлялась.

—  Я должна взять часть денег с моего банковского счета.

—  Что ты такое говоришь?

—  Мне нужны... четыреста долларов.

—  Это нелепо.

—  Они мне действительно нужны, мама.

—  Зачем?

— Я бы не хотела говорить.

На лице матери отразилось изумление.

—  Ты бы не хотела говорить?

—  Совершенно верно.

Изумление перешло в недоумение.

—  Ты хочешь взять четыреста долларов, предназначенных для оплаты твоего обучения в колледже, и ты не хочешь сказать, что собираешься делать с этими деньгами?

—  Мама, пожалуйста. В конце концов, я их заработала.

Недоумение уступило место злости.

—  А теперь слушай меня, и слушай внимательно, юная леди. Твой отец зарабатывает неплохо своей адвокатской практикой, но не так, чтобы очень много. Он — не Эф Ли Бейли. Ты хочешь пойти в колледж. А обучение в колледже нынче стоит дорого. И тебе придется поучаствовать в оплате своего обучения. Собственно, тебе придется оплатить большую часть. Разумеется, мы позволим тебе жить здесь, и мы заплатим за твою еду, твою одежду, за обращения к врачам, пока ты будешь учиться в колледже, но за обучение тебе придется платить самой. А когда через несколько лет ты продолжишь учебу в университете, мы будем посылать тебе деньги на жизнь, но обучение, опять же, ты оплатишь сама. Большее нам просто не под силу. Это все, на что ты можешь рассчитывать.

«Если бы ты не тратила столько денег, стараясь произвести впечатление своей набожностью на отца О'Хару из церкви Святой Марии, если бы ты и папа не отдавали пятнадцать процентов своих доходов, чтобы показать, какие вы хорошие люди, тогда, возможно, вы смогли бы сделать побольше и для собственных детей, — подумала Эми. — Благотворительность начинается дома, мама. Не об этом ли говорится в Библии? А кроме того, если бы ты не заставляла меня отдавать десятую часть заработанных мною денег церкви Святой Марии, у меня были бы те самые лишние четыреста долларов, которые мне так необходимы».

Мысли эти, конечно же, остались невысказанными. Эми не хотела окончательно настроить против себя мать до первого упоминания о беременности. Да и потом, в какие бы слова ни облекла она эти мысли, прозвучали бы они так, словно она — законченная эгоистка.

А ведь она не была эгоисткой, черт побери.

Она знала, что жертвовать деньги церкви — это хорошо, но до разумных пределов. И деньги нужно отдавать не корысти ради, а из благих побуждений. Иначе они ничего не значили. Эми иногда подозревала, что ее мать надеялась купить место на небесах, а вот это никак не могло считаться благим побуждением.

Эми заставила себя взглянуть на мать и улыбнуться.

— Мама, я уже получила небольшую стипендию на следующий год. Если я буду хорошо учиться, то мне будут давать стипендию каждый год, пусть и маленькую. И я буду работать в «Погребке» летом и по выходным. С тем, что я заработаю, плюс те деньги, которые уже лежат на моем счету, мне с лихвой хватит на оплату обучения в колледже. К тому времени, когда я поеду в университет Огайо, мне не придется просить тебя и папу о финансовой помощи, даже на каждодневные расходы. Я могу позволить себе потратить четыреста долларов прямо сейчас, мама. Безо всяких проблем.

—  Нет, — покачала головой Эллен. — И не думай, что ты сможешь снять деньги без моего ведома. Моя фамилия тоже упомянута на этом счете. Ты еще несовершеннолетняя, не забывай. А пока это в моих силах, я буду оберегать тебя от тебя самой. Не позволю тратить деньги, отложенные на твое обучение, на новую одежду, которая тебе не нужна, или на какие-то вещицы, которые приглянулись тебе в магазинной витрине.

—  Мне нужна не новая одежда, мама.

—  Не важно. Я не позволю...

—  И вещицы мне не нужны.

—  Мне все равно, на что нужны...

—  Они мне нужны на аборт.

Мать вылупилась на нее.

—  На что?

Страх послужил пусковым механизмом потока слов, вырвавшихся из Эми:

—  Меня тошнит по утрам, ко мне не пришли месячные, я точно беременна, знаю, что беременна, меня накачал Джерри Гэллоуэй, я не хотела, чтобы так вышло, мне очень жаль, что так вышло, очень, очень жаль, я просто ненавижу себя, но мне нужно сделать аборт, я должна сделать аборт, пожалуйста, пожалуйста, я должна его сделать.

Внезапно лицо матери побледнело, стало белым как мел. Кровь отлила даже от губ.

—  Мама? Ты понимаешь, что я не могу оставить этого ребенка? Не могу его рожать, мама.

Эллен закрыла глаза. Покачнулась, казалось, она вот-вот грохнется в обморок.

—  Я знаю, что вела себя плохо, мама, — Эми начала плакать. — Я чувствую себя так, будто вывалялась в грязи. Не знаю, смогу ли я когда-ни- будь отмыться от этой грязи. Я ненавижу себя. И я знаю, что аборт — еще худший грех по сравнению с тем, что я сделала. Я это знаю и боюсь за свою душу. Но еще больше я боюсь оставить ребенка. У меня есть жизнь, которую я должна прожить, мама. Я хочу прожить свою жизнь!

Эллен открыла глаза. Посмотрела на Эми, попыталась что-то сказать, но потрясение было столь велико, что дар речи к ней еще не вернулся. Губы двигались, но с них не слетало ни звука.

—  Мама?

С невероятной скоростью Эллен вскинула руку и влепила дочери пощечину. Потом вторую, третью.

Эми вскрикнула от боли и удивления, подняла руку, чтобы защититься.

Эллен схватила ее за блузку и рывком, демонстрируя невероятную силу, поставила на ноги.

Стул отлетел назад.

Мать тряхнула дочь, как мешок с тряпками.

—  Мама, пожалуйста, не бей меня! — в испуге заверещала Эми. — Прости меня, мама. Пожалуйста.

—  Грязная, мерзкая, неблагодарная маленькая сучка!

—  Мама...

—  Ты глупа, глупа, чертовски глупа! — кричала Эллен, слюна, горячая и жгучая, как змеиный яд, летела на лицо дочери. — Ты невежественная девчонка, глупая маленькая шлюшка! Ты не знаешь, что может случиться. Не имеешь ни малейшего представления. Ничего не понимаешь. Ты не знаешь, что ты можешь родить. Не знаешь!

Эми не хотела, да и не могла защищаться. Эллен дергала ее, толкала, а потом начала трясти и трясла, пока у девушки не застучали зубы и не разорвалась блузка.

—  Ты не знаешь, что может появиться из тебя на свет Божий! — кричала Эллен. — Только Богу известно, что это может быть!

«О чем это она?» — гадала Эми. Создавалось ощущение, будто мать услышала проклятье Джерри и поверила в его силу. В чем же дело? Что с ней было не так?

А ярость Эллен только нарастала. Честно говоря, Эми не верила, что мать может ее убить. Да, она сказала Лиз, что мать ее убьет, но, конечно же, преувеличивала. Во всяком случае, тогда думала, что преувеличивала. Теперь же, когда Эллен продолжала крыть ее последними словами и трясти, Эми испугалась, что мать может серьезно покалечить ее, и попыталась вырваться.