Партизанка Лара - Надежда Надеждина

У каждой воинской части свой номер полевой почты. По номерам на конвертах узнали, что две венгерские дивизии переброшены с Карельского фронта в наши леса.

Миша, мне объявили благодарность. Ну, как? Ты доволен своей сестрой?…

А другая большая радость: Раю, Фросю и меня приняли в комсомол. Знаешь, до чего было здорово! Как в настоящем райкоме. Стол застелили красной материей. Красный цвет – мой самый любимый, потому что это наш цвет, боевой.

Кто-то спросил: «Это те самые девочки, которые спрятались в лесу, чтобы их не отправили на самолете?»

Уж теперь, думаю, нас с Фросей не отправят: мы теперь – комсомол.

Сейчас я ни Фроси, ни Раи не вижу. Меня перевели в 21-ю бригаду. Командира ты хорошо знаешь, и я тоже. Это капитан Ахременков. Его бригаде нужны были разведчики, и решили, что я пригожусь.

Здесь я не только хожу в разведку, я помогала минировать шоссе. На наших минах подорвались четыре немецкие машины. Так им и надо! Пусть не ездят по нашей земле.

В 21-й бригаде люди тоже очень хорошие и смелые. Но уж очень я привыкла к Фросе и Рае, все скучаю без них. Один раз встретила Раю и Фросю в лесу: они пошли вправо, а мне надо было идти влево. Иду и реву, иду и реву…

И по тебе, Миша, тоже скучаю.

Помнишь, как мы договорились: когда война кончится, ты приедешь к нам в Ленинград. Я тогда тебе покажу свой карандашик. Я его не потеряла и тебя не забыла. И ты не забывай боевых друзей.

А вернуться из госпиталя сюда, в штаб, ты, пожалуй, уже не успеешь: воевать осталось недолго. Скоро наши партизанские бригады соединятся с Красной Армией.

Победа будет наша. Как я жду этот день, как жду…»

На тычке плетня была надета крынка с отбитым краешком.

– Видишь крынку? – Лара повернулась к девушке, которая шла с ней рядом. – Это наш условный сигнал. Значит, в деревне спокойно, можно зайти отдохнуть с дороги, погреться. Здесь, в Игнатове, есть у нас такой дом.

Мальчик лет девяти гонял по улице жестянку. Но видно было, что он делает это без всякой охоты, просто чтоб не замерзнуть.

– Сторожишь? – поравнявшись с мальчиком, сказала Лара. – Значит, у вас гости. Верно я говорю?

Мальчик неопределенно пожал плечами: он не знал Лариной спутницы – коренастой, румяной девушки в клетчатом платке.

– Моя новая боевая подруга Валя, – представила ее девочка. – Беги, скажи матери, что идут свои.

И мальчишка со всех ног помчался домой.

В избе оказались два молодых партизана с автоматами. Они назвали свои имена: Геннадий и Николай. Поздоровавшись с девочками, они снова сели на лавку, не снимая с себя автоматы.

Хозяйка хлопотала у печки. За ней хвостом ходила девочка-малышка, цепко держась за материнский подол.

У всех оживились лица, когда хозяйка вынула из печки и поставила на стол сковородку с запеченной, заправленной молоком картошкой.

– Мамка! А я? – простонал топтавшийся на пороге мальчик. – Мне опять сторожить?

– Ладно. Садись и ты. Немцы вчера были, сегодня небось не заглянут.

Мальчик уселся рядом с Геннадием, с восхищением глядя на его автомат.

– Ну прямо пирог! – усердно хвалила угощение голодная Валя. – Вот мы и встретили праздник. Ведь сегодня уже четвертое ноября.

– Я не согласен, – улыбнулся Геннадий, – еще три дня до праздника. А наши войска так близко, что, я надеюсь, мы встретим праздник вместе.

– Что вы сказали? – встрепенулась Лара. – Уже? Через три дня?!

Она так долго ждала этого дня, что даже растерялась, узнав, что он уже близко.

– Мы-то еще повоюем, – продолжал Геннадий, – до самого Берлина надо дойти. А вы, девчата, – вы днями вернетесь домой.

Домой! Чем-то маминым, теплым повеяло на Лару от этого слова. Да, теперь, когда возвращаются наши, она согласна, она поедет домой.

Домой! Даже чудно! Она уже так давно не была дома, что многое трудно вспомнить. На каком трамвае ехать с Витебского на Выборгскую? Какие у этого трамвая разноцветные огоньки?

Ведь в Ленинграде трамваи разноглазые, и каждый можно отличить издали по его огонькам.

А может, сейчас, в войну, трамваи не ходят? Не важно. Она пойдет по Ленинграду пешком.

Она будет ходить долго-долго, слушая шум большого города – шорох шин, шаги пешеходов, гудки буксиров, крики чаек над Невой. Она будет вдыхать запах бензина, асфальта и заводского дыма с такой жадностью, словно это запах цветов.

На площади стоит бронзовый Ленин. Она ему поклонится, поздоровается с ним.

И каменным львам на набережной, и заводским трубам, и золотым шпилям, и волнам Невы, и каждому камню на мостовой она скажет: «Здравствуйте, мои дорогие! Это я! Я тоже вас защищала, а сейчас я вернулась домой».

Домой! Он небольшой, этот двухэтажный дом на Выборгской. Там мама, которую эти годы она видела только во сне. Она взбежит по деревянной лестнице…

– Мама! – громко сказала Лара и смутилась, потому что все на нее посмотрели, и глаза у всех были ласковые.

– Конечно, – вздохнула хозяйка, – мамин пирог всего слаще, а пока нашей картошки поешь.

Но девочка позабыла о том, что голодна. Она украдкой под столом рассматривала свои руки. Неужели они опять будут в чернилах после того, как она напишет свой первый в 1943 году диктант?!

В каком же она будет классе? Опять в пятом? Мальчишки станут дразниться: «Такая дылда – и в пятом!» Но разве она виновата, что не училась в войну! А возьмут ли ее снова в балетный кружок?

Отодвинув свою миску с картошкой, Лара вылезла из-за стола.

– Ты куда? – удивилась хозяйка.

– Хочу посмотреть в окошко: нет ли кого на улице?

На самом деле Лара хотела проверить: может ли она, как раньше, встать по-балетному на носочки. Так как обувь сейчас у девочки была грубая, неудобная, то пришлось опереться о подоконник.

Лара приподнялась на носки и сейчас же опустилась, отпрянула от окна. Она увидела: по улице движутся солдатские каски.

– Немцы! – крикнула девочка. – Сюда идут немцы!

Ступив на берег озера Язно, партизанский разведчик мог считать себя дома. Но в этот вечер Рая и Фрося, вернувшись с задания, нашли партизанскую переправу разгромленной: ни плота, ни часовых.

Двое парней, Сеня и Анатолий, доламывали стоявшую на берегу сторожку. Они сказали девочкам, что, по слухам, немцы сегодня ворвались в партизанский край и партизаны отступили глубже в леса.

– Сделаем из стены плот, – сказал Анатолий, – будем догонять своих. А ну, налегайте, девчата!

Вчетвером они дотащили бревенчатую стену до озера и спихнули ее в воду. Кое-где по кромке виднелся лед, бесцветный и сахаристый, как ломтики незрелого арбуза.

– Да выдержит ли этот плот четверых? – забеспокоилась Фрося.

– Пятерых должен выдержать. Еще к нам бежит кто-то!

Продираясь сквозь кусты, на берег выбежала девушка. Клетчатый платок сбился на затылок. Валя держалась руками за горло, будто ее что-то душило.

– Лару взяли! – крикнула она.

– Где взяли? Почему ты ее оставила? Говори!

И, давясь слезами, Валя стала рассказывать, что дом окружили, оба партизана в перестрелке были убиты, и Лара, подобрав автомат, стреляла по немцам из окна, пока не кончились патроны.

Немцы ворвались в избу. Хозяйка пыталась спасти девочек, пробовала выдать разведчиц за своих дочек. Говорила, что стреляли парни, которых она не знает и только потому пустила в дом, что они грозили оружием.

Сперва немцы как будто ей поверили, но с ними был один человек – предатель. Он, показывая на Лару, сказал офицеру: «Партизанка», и Лару увели.

– Может, еще убежит… – Фросе не хотелось верить: ведь она убегала не раз.

– Ой, не убежит… – простонала Валя. – Немцы злые, чуют, что их власти конец. И потом, у нее граната. Уже слышно было, что немцы в сенях, и вдруг я вспомнила, что у меня под ватником на поясе висит граната. Спрашиваю Лару: «Что делать?» Лара говорит: «Дай ее мне».

И я дала.

– Ну, если у нее была граната… – замигала глазами Рая и отвернулась.

– Нет, нет, – протестовала Фрося, – не верю, не хочу, не буду верить, пока все не узнаю сама!..

7 ноября 1943 года 6-я Калининская партизанская бригада соединилась с частями Красной Армии. Рая и Фрося вновь стали мирными жителями. Не по заданию, а сами, по зову сердца, они пришли в освобожденное Игнатово.

И там им рассказали о Ларе.

– Взять ее! – приказал офицер, и солдаты окружили Лару.

– Не трогайте меня! – быстро сказала девочка. – Я пойду сама.

Ей было отвратительно их прикосновение, а главное, она боялась, что они обнаружат гранату, спрятанную в рукаве.

Что ж, если ее рукам не придется больше носить книги в школу, то бросить гранату они сумеют. Только, конечно, не здесь. Здесь Валя, хозяйка, дети… Она не погубит своих.

Лара простилась с ними молча, одними глазами. Застывший у двери мальчик своими вихрами напомнил ей Мишку. Проходя мимо, она украдкой погладила его по голове.

Офицер сказал, что надо обыскать арестованную, и конвой отвел девочку в соседнюю избу.