Кремль 2222. Юго-Восток - Виталий Сертаков

— Ладно, — сказал я. — Пойду, что ли.

Поглядел еще раз с крыши на хозяйство механиков. Клепаную стену они вместе с нами строили, но тоже не доделали маленько, дыр еще много. Труб у механиков много не нашлось, как у нас. Но они умные, ага, вагоны к себе с Гаражей подтащили, повалили, из них вторую стену смастерили. Это еще давно было, старики только помнят. Дорога к Факелу охранялась с двух сторон. Костры жгли, поверх дороги на столбах сеть колючую чинили.

— Славка, погоди… — Рыжий догнал меня внизу. — Ты видал, как первый био сбежал?

— Ага. Маленько видал.

— А в небе над Асфальтом ничего такого не видал?

— В небе? — Я на рыжего поглядел внимательно. Может, и вправду шестеренки у него слипаются?

Голова поковырял в носу. Он, когда в носу ковыряет, стесняется, значит, шибко. Мы когда с ним девок водили… ну это, малину смотреть, так Голова всю дорогу в носу ковырял.

— Славка… Наши тогось, рукокрыла видели, здорового такого, коня утащит.

— Не может быть. Какой рукокрыл при свете, да еще на стрельбу полетит?

— Вот и я так подумал, — рыжий глядел как-то странно.

— Ты чо темнишь? Говори как есть!

— Я и грю как есть. Славка, ты тока не тогось, не злись. Все же знают, кто могильщика поджег. Но тута дело такое… я видал рукокрыла. Он низко летел, над Асфальтом. А потом био назад пошел.

— И чо? Думаешь, могильщик мыши испугался, что ли?

Голова опять поглядел странно.

— Славка, еще двое кроме меня кое-что видели. Только не здесь, а на краю Пепла. Теперь им никто не верит, смеются. Но био не просто так сбежал. Ему точно это… приказали.

Мне от его слов маленько не по себе стало.

— Почему смеются? Почему не верят?

— Те двое наших на краю Пепла не только рукокрыла видали. С ним человек был. Человек эту тварь с рук кормил.

12

ПЕПЕЛ

— Твердослав, закрой дверь. Все собрались?

— Все, дьякон.

— Тогда слушайте, — отец поглядел тяжко. — Вчера на сходе все поняли?

— Понять-то поняли, — вздохнул Федор Большой. — Что же получается, дьякон? Лучших парней, охотников — в свинопасы?

Накануне на Факеле общий сход был. После похорон. Чо Любаха мне пошептала — так оно и есть. Инженер Прохор сперва умно про нефть толковал. Что ее много, но потом кончится, ага, может, при внуках наших. А если мы только нефтью торговать будем, да еще продавать, что охотники найдут, так жопа всему Факелу настанет. Дык, ясное дело, одной торговлей не протянешь. Прохор не так сказал, но я умные слова повторять не мастак. И что надо ферму втрое больше строить, и под хлебушек свое поле чистить, и самим ткацкий станок ставить, на маркитантов не надеяться. Потом берегиня Ольга говорила. Про то, сколько больных детишек народилось. Про тех, кого вылечить не могут. Про тех, кто в патрулях и на охоте погиб. Ну чо, ешкин медь, невесело получилось. Получилось — Факел через охотников богатеет, но мертвых-то никто оценить не может. А погибло много наших, особенно на Лужах и на Пепле. Дьякон Назар сказал — два раза мы для пасечников должны в Пепел сходить, принести им чо заказано. Еще для Химиков три похода обещаны, но это ерунда, в Гаражи да маленько южнее. На этом пока все, сказал батя. Двадцать два охотника схоронили, и всего за пять лет. И все, ешкин медь, молодые. Факелу по такой цене никакие заречные дали не нужны. Никакие билитеки волшебные. И дальше Пасеки нашим людям делать нечего. Маркитантам продадим те пластиковые трубы, на которые они который год облизываются. За трубы возьмем коров еще, свиней, тура с Пасеки пригоним на племя. Самый ближний отстойник осушить надо, канаву до реки прорыть. После заразу всю на дне повыжгем, чистую воду подведем, рыбу выпустим, уток прикормим. Все свободные мужики будут новую стену строить, вдоль теплотрассы. И мортиры большие, картечные, в два раза мощнее прежних.

Вроде верно сказал, работы всем охотникам хватит.

Верно сказал, да только… чо-то грустно мне стало. Зря, что ли, восемь лет я по канавам ползал, ешкин медь, вонючек стрелял, с обезьянами дрался? Зря, что ли, Федор Большой меня учил? Мы же новую карту промзоны вместе нарисовали, а до нас никто толком и не знал, что дальше Химиков творится. А товаров всяких сколько мы из жилых кварталов натащили!

Но это вчера было, ага. А нынче с утра дьякон приказал ротному собрать у него в щитовой лучшую десятку. Ну чо, лучшая десятка — это мы. Правда, десятка нынче не набирается. Кто женился, кто погиб. Кудря вон оклемался почти после раны, рвется в бой. Быка забинтовали, тоже лежать не хочет.

— Плохие новости, — начал дьякон. — Про то, что сейчас скажу, мало кто знает, и вы не болтайте. Как отсюда выйдете — рты на замок, ясно? Так вот… У нас в изоляторе четверо больных, еще пятеро недужат. Кушать не могут, лихорадит их. Все они на юге вал вдоль теплотрассы ровняли, новые заграждения ставили. Берегини пока вылечить не могут, грешат на воду. Я дал команду воду свежую со всех баков спустить и колодцы закрыть. Сейчас пьем ту воду, что до прихода могильщиков закачали…

Тут все как зашумят!

— Дьякон, неужто био поганый нам колодцы отравил?

— Добить их надо, мины заложить вдоль Асфальта!

— Что же мы пить будем?

— Тихо все, — рыкнул отец. — Непонятно пока, от био зараза пошла или паук его постарался. Патрульные видали одного на ближнем отстойнике. Наших заметил — и убежал. Если их работа, тогда худо. Прежде они до такой пакости умом не доходили… Мы со всех баков воду химикам отослали, может, разберутся. А вам надо три телеги с бочками взять и на Пасеку сходить. К ближним колодцам не ходите, на нео нарветесь. Пойдете к северным, дальним. Пасечникам гостинца свезете. Как вы, с тремя телегами справитесь или пару патрульных в помощь дать?

— Справимся, дьякон Назар!

— Ну, храни вас Факел.

Ну чо, выкатили мы три длинных повозки с люминевыми баками, туров впрягли, покатили. Работка не сложная, ага, хотя три бака полных долго заливать, может, за два дня не управимся. Такое уже случалось, после сильных дождей вода на Факеле портилась. Пока заразу выводили, привозной водой спасались. Дык у пасечников вода завсегда вкуснее! Тут одна закавыка… к северным колодцам чтоб попасть, вдоль Пепла придется ехать, в обход леса чтоб. А это не шибко хорошо…

Поехали, ага.

— Твердислав, может, срежем по горелой просеке? — предложил Бык.

Бык — он смелый, как на Пасеку идет, завсегда с собой переводчика таскает. Кувалда называется, ага. Почему-то с кувалдой обезьяны лучше понимают.

— Нет, — сказал я, — один так срезал. До сих пор башкой трясет.

Обогнули мы базар, нарочно большой крюк по пустоши дали, нечего любопытным на нас глазеть. Втянулись в Чагинскую улицу, так уж эта просека до Последней войны называлась. Слева Пепел уже показался, не к ночи его поминать. На краю папоротник рос, лишайник серый. Много домов, бомбами побитых, встречались и большие, но кусками. Сразу было видно, где бомбили, где био прошел, а где ракеты кидали. Там где ракета влетела, домов не было, ага, одни головешки. Зато сохранилась пара углов, как-то до сих пор держатся. На них, ежели постараться, можно прочесть — Чагинская улица. Справа — Пасека, заросли сплошные, зелень да птицы орут.

С километр спокойно проехали, до Белых высоток. Агроменные домища, этажей по двадцать и боле, всякий раз глядю и диву даюсь, как люди могли в таком жить и не заплутаться. Тут не все упали, иные до сих пор держатся или друг на дружку маленько завалились. Только заросли дрянью до самой крыши, плесенью, лишаем. Птицы поверху живут, из окошек порхают, а засрали дома так, ну будто сосульки висят. Мы туда как-то вместе с пасечниками лазили, этот самый птичий помет собирали. Ну чо, пасечники — они умные, говорят, на помете у них огурцы всякие, укропы быстрее растут. Еще мы там каруселю детскую из пепла откопали, было дело. К домам-то когда подходишь, этажа два нижних золой засыпаны да затрамбованы давно. Бык железяку в золе нашел, антиресно ему стало, ну копал-копал, и каруселю выкопал. С конями и птицами, ага. Утащить ее на Факел не вышло, рассыпалась. Так чаще всего и бывает, найдешь чо ценное, а оно в руках обсыпается…

— Десятник, ногам горячо!

— Тсс. Не галдеть.

— Вроде дождик начинается…

— Только этого не хватало.

Я присел, рожей к земле нагнулся. Дык твердый я, жара долго не чую, разве что носом и губами. Так и есть, дядька Степан не ошибся. Снизу жарило, ешкин медь, еще как жарило. Но пока что в сапогах было нормально. И чо там гореть может, когда слева пепел и так вон глубиной с полметра? Руку сунь — всюду зола.

Только руку никуда лучше не совать. Дык возле Пепла вообще надо очень осторожно. Тут и глазам верить нельзя. Вот справа Пасека, лес зеленый шумит, елки, березки всякие… а налево за обочиной земля лысыми серыми горами стелется. Это тоже плохо, что горы. Далеко не видать, ешкин медь, кто к тебе крадется. Только горы не настоящие, не как в журналах. Это мусор когда-то был, да весь выгорел. Батя говорит, а ему еще дед говорил, что до войны тут строили большой мусорный завод, и отовсюду к нему дерьмо всякое повезли. Вот оно и горело. Годами без продыху горело, ага, даже зимой.