Русская эмиграция в Париже. От династии Романовых до Второй мировой войны - Хелен Раппапорт
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
* * *
Летом и осенью 1917 года те аристократы, у кого была такая возможность, – особенно придворные, жившие в Царском Селе, – а также чиновники царских гражданских учреждений и провинциальное дворянство массово покидали Россию. У многих из них было собственное жилье или родственники в Париже или на Ривьере, поэтому они стремились во Францию. У них было два варианта: по железной дороге в Петроград, на север через Карелию до Финляндии, а оттуда до шведской границы, чтобы сесть на корабль в Европу. Можно было поехать на юг, через территории, контролируемые враждебными большевиками, до Черного моря. Никаких других путей не существовало, хотя кому-то удавалось бежать по транссибирской магистрали в Харбин или Манчжурию либо добраться до Владивостока и на корабле плыть в Японию или Калифорнию. Оба последних варианта исчезли с началом в Сибири гражданской войны, когда железная дорога стала объектом ожесточенных боев.
После конца Первой мировой войны, в ноябре 1918 года, германские войска, оккупировавшие Украину и Крым – и тем самым обеспечившие некоторую защиту Романовым, – покинули страну, и положение стало еще более угрожающим. Местные политические фракции регулярно подвергали задержавшихся там Романовых обыскам и арестам. Недавно сформированная Троцким Красная армия, состоявшая в основном из добровольцев, быстро подступала к Крыму, тесня белогвардейцев – контрреволюционеров – к южным окраинам России, и в конце 1918 года стало ясно, что Романовым надо бежать в более безопасные страны: по морю через Мальту во Францию или Англию.
* * *
Вскоре после большевистского переворота в ноябре великий князь Павел был арестован в своем дворце в Царском Селе по подозрению в монархистском заговоре. Большевики трое суток продержали его в Смольном – бывшем институте для дворянских дочерей, где ныне располагался штаб ленинского правительства. Его предлагали то немедленно отправить в Петропавловскую крепость на Неве, то посадить в тюрьму в Кронштадте. Тем временем большевики, охранявшие Павла, сильно робея в присутствии высокопоставленного заключенного, обращались к нему «товарищ Высочество». Они отыскали для него потрепанное кресло, усадили туда и «просили читать им газеты и объяснять, что там написано», так как сами были неграмотными. «Наверное, это было очень странно, – писал французский дипломат Луи де Робьен, – когда Романов в генеральской форме, с Георгиевским крестом[18], с его величественной внешностью и безупречными манерами, читал “Правду” четверым неграмотным матросам»17.
Пока Павел сносил свое положение с невероятной выдержкой, если не безмятежностью, как многие утверждали, Ольга, его жена, развела активную деятельность. Она немедленно помчалась в Петроградский совет, где «с характерной для нее энергичностью и настойчивостью добилась того, чтобы приказ был отменен», как вспоминала ее падчерица Мария Павловна18. Ольге удалось заручиться поддержкой врача, который подтвердил, что Павел страдает от язвы и у него слабые легкие, после чего его выпустили с условием не покидать Петроград без разрешения властей19. Павел вернулся домой в Царское Село, где стал свидетелем разграбления и уничтожения большевиками большей части его бесценной коллекции вин20.
В августе 1917 года Павел уже запрашивал разрешение на выезд в Швецию – ближайшую нейтральную страну, предлагавшую ему убежище, до которой было каких-то двенадцать часов на пароходе из Петрограда, – вероятно, чтобы потом перебраться в Париж21. Пока война была в разгаре, он не мог ехать по железной дороге в Европу напрямую. Чтобы сэкономить, они с Ольгой выехали из своего дворца[19], который не могли больше отапливать, и поселились на маленькой даче, на территории виллы в английском стиле, принадлежавшей великому князю Борису22. Вскоре у них конфисковали все три автомобиля, привезенные из Парижа23. Тем не менее Павел и Ольга радовались, что они по-прежнему вместе; сдержанный и строгий Павел всегда казался «последним человеком на земле, от которого ждешь столь романтического брака», однако супруги обожали друг друга24. Когда Луи де Робьен навещал их в Царском Селе в феврале 1918 года, практически вся их прислуга, составлявшая шестьдесят четыре человека, была отпущена. Они ужинали скромным пайком черного хлеба, запивая его одной из последних бутылок «Мутон-Ротшильда». У них нет денег, сказали они Робьену, и приходится продавать свои фарфоры и картины, но Павел, как отметил дипломат, «выносил все это с редким величием духа. Он не утратил оптимизма и надежды; говорил, что даже из избытка зла однажды может родиться нечто доброе»25.
Надежды Павла развеялись в марте 1918 года, когда правительство Ленина приказало всем членам императорской семьи явиться для регистрации во Всероссийскую чрезвычайную комиссию по борьбе с контрреволюцией и саботажем – известную как ЧК – в Петрограде. Большевики собирались отправить всех Романовых в бессрочную ссылку – по различным данным в Вологду, Вятку или Пермь, – пока не примут решения, что с ними делать26. Явившись на регистрацию, сын Павла и Ольги, князь Палей, получил предложение отречься от отца, но Владимир отказался и был сослан в Вятку, несмотря на протесты матери, что он Палей, а не Романов. Однако ей удалось, по крайней мере, спасти от ссылки Павла, для чего она снова прибегла к врачебным свидетельствам, потрясая ими перед работниками ЧК27. Павел, тем не менее, понимал, что его дни сочтены. Он много и откровенно беседовал с дочерями, Ириной и Натальей, гуляя с ними в саду: «Он рассказывал нам о том, сколь многим обязан нашей матери, – вспоминала Ирина, – что она открыла ему жизнь, которой он никогда не знал, и обо всем, чем она стала для него»28. Вскоре после этого Павлу поступило предложение о помощи для выезда за пределы России, но он отказался.
В том же месяце брат царя, великий князь Михаил Александрович, отказавшийся взойти на престол после отречения Николая, был арестован и отправлен на вечную ссылку в Пермь[20]. В первые три месяца там он пользовался определенной степенью свободы. Далее, без предупреждения, в ночь с
