Семиклассницы - Мария Прилежаева

— Теперь у Жени осталась только бабушка и мы.

XV

Поезд подошел к перрону московского вокзала в 9.30. Он подошел медленно, и паровоз шумно пыхтел, словно переводя дыхание после длинного и утомительного пути. Из вагонов выходили люди, таща за собой чемоданы и тюки, и кричали женщинам в белых фартуках:

— Носильщик! Носильщик!

Некоторых встречали; звонкие поцелуи и восклицания слышались здесь и там.

Девочку в белых деревенских валенках, желтой дубленой шубе и цветастом полушалке, повязанном назад, концами, никто не встречал. Девочка сошла на платформу, поправила на спине мешок и огляделась по сторонам, разыскивая дяденьку попутчика, на которого в дороге была вся надежда. Однако дяденька попутчик давно уже взвалил чемодан на плечи и смешался с толпой.

Девочка в цветастом полушалке была Феня.

Она стояла у вагона, беспомощно озираясь. Ее толкали. Она пятилась назад, ее все равно толкали. «Батюшки, — думала Феня, — народу кругом! И все чужие». Потом она заметила лужи на деревянной платформе. «Трое суток ехали, все зима была, а в Москву приехали — зима кончилась».

Феня привыкла делиться с кем-нибудь своими мыслями и впечатлениями, но никому не было до нее дела, и она почувствовала себя одинокой. Феня хорошо помнила, что нужно сразу идти в метро. Она энергично поправила мешок на спине и затопала по платформе, старательно обходя лужи. Она шла вместе с людьми и незаметно для себя тоже стала спешить, словно ей нужно было кого-то догнать или перегнать. Она увидела над дверьми надпись «Метро», и ожидание небывалых чудес прибавило ей бодрости. «Сейчас поедет», подумала она, став на ступеньку лестницы, но лестница не ехала, хотя Феня постояла немного, ожидая — а вдруг поедет.

«Вот и наврали интернатские! — с досадой и разочарованием подумала Феня. — С ними по-хорошему, а им бы только озоровать да пересмеивать. Увижусь — скажу».

В метро люди, бежали еще шибче. Все обгоняли Феню и не обращали на нее никакого внимания. Только некоторые барышни оглядывались на нее. На барышнях надеты были шапочки, такие маленькие, что едва закрывали половину головы. Феня знала, почему барышни оглядываются. Собирая ее в Москву, мамка открыла сундук. Сундук был старинный, дедовский, и отпирался со звоном. В нем хранилась мамкина девичья сряда, полотенца, расшитые петухами, и кружева своей вязки. Мамка достала со дна самый красивый полушалок бордового цвета, с разводами и золотыми цветами. Феня повязала полушалок и не могла оторваться от зеркала, любуясь собой.

— Не осрамись там перед людьми, — сказала мамка.

Но Феня и не собиралась срамиться. Уж если приехала в Москву, как-никак, а доберется до Леньки.

Проверяя билеты, контролёрша в форменной тужурке с блестящими пуговицами тронула Фенин мешок и закричала:

— Картошка? Нельзя! Обратно!

— Какая картошка? — закричала Феня в ответ. — Да нешто я повезу из Нечаевки картошку!

— Нельзя! Нельзя! — повторила контролерша. — Здесь тебе не трамвай.

Феня вцепилась в рукав контролерши и принялась умолять, стараясь подбирать вежливые выражения:

— Барышня, миленькая! Пощупай — нет там никакой картошки, там лепешки одни, мамка для Леньки напекла. Я и дорогу-то одну только через метро знаю. Что же мне пропадать теперь? Ах ты, беда какая!

Контролерша сжалилась, и Феня пустилась бежать что есть духу, чтоб не повернули обратно. Она испугалась, что вот с ней чуть было не случилась беда какая, и не могла успокоиться. К платформе сразу подлетели два поезда, с той и другой стороны, оба блестящие, без паровозов, с яркими фонарями. Феня кинулась к одному, но поезд тронулся и умчался; Феня подбежала к другому, но перед самым носом у нее дверцы вдруг сами захлопнулись, и этот поезд тоже умчался.

Феня, тяжело дыша, прислонилась к каменной колонне. Беспокойство овладело ею. «Ну, как полдня теперь прождешь поезда, а то и до ночи? Да и сходить где, не знаю. Батюшки, а ехать-то в какую сторону, тоже не знаю». Феня подумала, что чуть было не уехала неизвестно куда, и снова у нее заныло сердце. Рядом остановился военный в очках и развернул газету. Фене показалось чудно: чего это он на народе читать принялся, словно дома не начитается! Но все же она осмелилась обратиться с вопросом:

— Дяденька, мне к Кропоткинским воротам где садиться?

Военный промычал что-то, не поднимая от газеты глаз, и кивнул головой:

— Здесь!

— Дяденька, — снова спросила Феня, — а вам куда ехать?

Военный оторвался от газеты и молча через очки посмотрел на Феню.

— Может, нам по дороге, — объяснила Феня.

В это время подлетел поезд.

— Пойдем, — сказал военный и легонько подтолкнул Феню в вагон.

Едва он сам вошел, а дверцы — дж-жик! — закрылись. Теперь это очень понравилось Фене. К ней снова вернулось хорошее расположение духа и захотелось поделиться мыслями с этим военным, который хоть и молчит, а видно, что добрый.

— Дяденька, — спросила она, — вы на фронте бывали?

Некоторые в вагоне с любопытством оглянулись на Феню. Военный посмотрел на нее сначала молча, потом ответил:

— Бывал.

— И наш Ленька тоже на фронте был! — оживленно сказала Феня. — Михеев Ленька, братишка мой. Два года воевал. Не знаю уж, дали ему награду какую или не заслужил. Теперь без ноги. А мамка говорит — голова на плечах и хорошо. Он, говорит, и в конторе работу найдет со своей головой. Мамка сразу оживела, как от Леньки вести пришли. А нашли его, Леньку-то нашего, девчата интернатские. Он в госпитале был и переживал, и от переживаний ничего не писал нам.

Военный молча слушал и строго смотрел на Феню, а по том вдруг спохватился и отдал Фене честь.

— Мне сходить, — сказал он, — вам на следующей. Досадно…

Что досадно, он не успел договорить, потому что дверь за ним захлопнулась и поезд полетел дальше.

«Сейчас увидимся», подумала Феня, внутри у нее запело от счастья.

«Как он мне честь-то отдал, — вспомнила она про военного. — Задумчивый, а вежливый».

Поезд остановился, и Феня скорее выскочила.

Она оглянулась по сторонам — широко, просторно, везде торит свет, все белое, на стене надпись «Дворец Советов».

«Батюшки! Заехала-то куда! — изумилась Феня. — В самый дворец. Краса какая! Цветов бы еще насадить. Ну, Москва!»

Но ей было некогда разглядывать красоту дворца, и она поспешила за людьми и спрашивала всех:

— Как мне к Кропоткинским воротам выйти?

И все отвечали:

— Сюда, сюда!

Она вышла на улицу, и сразу ее смелость пропала: на улице звякали трамваи, гудели автомобили, передвигались какие-то диковинные машины, а люди бежали с разных сторон — все куда-то неслось, мчалось и кружилось перед Фениными глазами.

Феня разжала кулак и прочитала на бумажке адрес: «Кропоткинские ворота, Левшинский переулок».

— Дяденька, где здесь Кропоткинские ворота? — спросила она проходившего мимо военного, потому что уважала военных. Он не остановился, и она побежала за ним.

— Это и есть Кропоткинские ворота, — на ходу ответил военный и скрылся в толпе.

Феня огляделась. Была большая площадь, сзади росли в два ряда деревья, с другой стороны площади тянулся дощатый забор и всюду стояли каменные дома, но ворот не было.

Прямо на Феню шла девочка лет тринадцати, в синей шапочке. Девочка подпрыгивала, разбивала каблуком ледяную корку на лужах и размахивала сумкой с книгами.

— Девочка, где тут Кропоткинские ворота? — спросила Феня.

— Вот они, — ответила девочка. — Ты на самодеятельность приехала? А она давно уже кончилась.

Феня остановилась ошеломленная. «Сговорились они смеяться надо мной? — с гневом подумала она. — Что это она болтала? Батюшки, да может, и нет нигде Кропоткинских ворот, вот они все и смеются? А может были, да бомбой сшибло? И спросить некого, боязно, как в чужом лесу».

Мамка, провожая Феню в дорогу, причитала: «Страсти какие! Сроду нигде не бывала, и на тебе — сразу в Москву. В Москве-то долго ли заблудиться!» И девчата говорили: «Не найти тебе Леньку! Москвы за день не обойдешь, а как стемнеет, никто переночевать не пустит».

Феня ничего не боялась. Но сейчас ее охватил такой непреодолимый страх и так стало жалко себя и так обидно, что вот до Москвы доехала, а в Москве заблудилась, и Леньку не найдет, и домой дороги не знает.

Губы задрожали у Фени, она вытирала варежкой глаза, комкая в кулаке бумажку с адресом, которому теперь уже не верила. Пожилая женщина с книгами подмышкой оглянулась и пошла своей дорогой, потом оглянулась снова и остановилась. Девочка в желтом полушубке и красном цветастом платке плакала, вытирая варежкой глаза и круглый веснушчатый нос. Женщина подошла к девочке.

— О чем? — спросила она.

Феня заплакала сильнее.

— Ну, говори, о чем, а то уйду, — нетерпеливо повторила женщина.