Хазары, или Таинственный след в русской истории - Вячеслав Геннадьевич Манягин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Если же, а это бывало все дни, вытаскиванию лодки предшествовали два-три часа под палящим солнцем и 40–60 минут в воде и под водой, то даже мои крепкие и выносливые сотрудники, войдя в отведенную нам комнату, ложились и лежали 5–6 часов, будучи не в силах добраться до столовой в городе и пообедать.
Зато когда наступал вечер и пляж пустел, мы выносили наши тюфяки наружу, стелили их у моря и, перед тем как заснуть, смотрели на яркие южные звезды, слушая непрекращающийся гул волн. В эти часы мои товарищи забывали все невзгоды и то, что вместо легкой работы на раскопках я заставил их нырять и плавать, и то, что я кричал при малейшей задержке в работе, и то, о чем будет рассказано в описании следующих дней. Да! Несмотря ни на что, дербентская эпопея — это одно из самых любимых наших воспоминаний.
Третий день в Дербенте (понедельник, 7 августа). С утра, прежде чем мы успели позавтракать, поднялся ветер. В этот день мы установили, что надо выходить в море не позже 5 часов утра, потому что уже к 8–9 часам волнение загонит нас на берег. А тут мы задержались и в половине седьмого вынуждены были констатировать, что пробиться через волны прибоя нам не под силу. Делать нечего, пришлось ограничиться прогулкой по берегу, но она оказалась тоже весьма полезной. На самом урезе воды, в нескольких метрах южнее створа северной стены, мы увидели большой развал диковинных плит, совершенно не похожих на сасанидские, тянувшийся вдоль берега перпендикулярно стене. Вытесанные из серого известняка, длиной 1,9 м, шириной 0,4 м, толщиной 0,2 м, они были украшены полуцилиндрами, представлявшими вместе с плитой монолит. Длина полуцилиндров колебалась от 1,2 до 1,7 м, а высота — от 0,3 до 0,5 м. Было их довольно много, и они были перемешаны с обломками сасанидских плит. Установить, что они собой представляли и как сюда попали, не было никакой возможности.
Волнение на море усиливалось, и мы решили подняться к крепости, чтобы не терять времени даром. Мы прошли сначала через русский город, раскинувшийся около железной дороги, шумный, веселый, деятельный; затем поднялись по широкой улице, полной магазинов, где смуглые еврейские дети выбегали из всех переулков; потом мы оказались в районе базара и удивились молчанию и покою, царившим в таком, казалось бы, оживленном месте. Горцы-мусульмане сидели группами в тени земляных стен, курили и молчали. Женщины и дети находились где-то за стенами и не нарушали тишины. Здесь кончился живой город Дербент и начиналась лестница в город-музей, цитадель дербентской крепости. Я не в силах передать впечатление от величия сасанидских стен, огромные плиты которых стоят века без капли известкового раствора; сквозь бойницы видны и море и горы; в глубоких каменных подвалах мерцает вода, а кусты и деревья силой жизни, заключенной в их крохотных семенах, высятся на культурном слое VI–XII веков.
Нет, бессильны слова! Идем из крепости на горный склон, на котором видны могилы «богатырей», живших и похороненных еще до Мухаммеда, как объяснили нам сотрудники местного музея.
Мы подошли к надгробиям и узнали в них те самые плиты, которые в беспорядке валялись на морском берегу. Очевидно, когда-то потребовался материал для ремонта конца стены и кто-то бесцеремонно воспользовался готовыми плитами. Тут невольно вспомнился эпизод, случившийся здесь в 1587 году. Шедший однажды с севера караван остановился у стены на ночлег, чтобы утром, когда откроют ворота, идти дальше через город. Однако утром привратники убедились, что каравана нет — верблюды обошли стену в воде. После этого шах Аббас I приказал соорудить в море, «там, где глубины достаточны, чтобы их не могли пройти верблюды, большую башню и соединить ее с берегом стеной»{2}. Самое простое для строителей было взять плиты уже неохраняемых могил и перетащить их на место работ. Таким образом, мы истолковали совпадение наших утренней и вечерней находок, заодно отметив абсолютную отметку башни Аббаса — минус 28,5 м.
Четвертый день в Дербенте (вторник, 8 августа). Будто назло нам, буря усиливалась. О том, чтобы выйти в море, не могло быть и речи. Поэтому мы поставили опыт наблюдения с водонапорной башни. С вершины этого неуклюжего деревянного сооружения берег просматривался на расстояние, значительно превышавшее то, которое нас интересовало. Зеленые волны в глубоких местах казались рябью, но, сталкиваясь с прибрежными скалами, находившимися на глубине 2–3 м, они вспенивались и превращались в белых барашков. И вот мы ясно увидели, что на прямой линии в створе стены образуются точно такие же барашки, как у берега. Значит, волны нижними концами задевали о препятствие, которым могли быть только камни стены. Применив наши нехитрые измерительные приборы, мы отметили точки наибольших волнений, т. е. наибольшие скопления строительных остатков. Самая далекая находилась в 300 м от берега и самая близкая — в 100–150 м. Между ними был небольшой перерыв, где море было чуть спокойнее. Таким образом, мы определили пункты, на которые следовало обратить наибольшее внимание. Для их первичного исследования требовалось всего два-три дня тихой погоды, а ее не было. Наш хозяин, Василий Васильевич, лукаво улыбаясь, говорил нам: «Море не хочет выдавать свои тайны», и в тот момент мы были готовы поверить, что он прав. Но я помнил, что небольшой циклон проходил в течение трех дней, а в том, что это был именно циклон, легко было убедиться по направлению ветра. Поэтому мы не теряли уверенности, что завтра выйдем в море. Время, освободившееся по вине погоды, мы использовали на осмотр северной стены. Было просто удивительно, как точно и четко чувствовали иранские архитекторы VI
