Мой полицейский - Бетан Робертс
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Разве тебе не пора домой?
Я вскочила. Джулия Харкорт стояла в дверях и смотрела на часы.
– Тебя же могут запереть, будь осторожна. Не знаю, как ты, но мне бы не доставила наслаждения ночь, проведенная со школьной доской.
– Я уже собираюсь уходить. Просто доделаю несколько вещей.
Я была готова к ее возражению: «Разве сегодня не вечер пятницы? Ты не должна подготовиться к фотосессии со своим парнем?».
Но вместо этого она кивнула и сказала:
– Холодно, не так ли?
Я вспомнила о шляпе с полосками, и моя рука взметнулась к голове.
– Ты молодец, – продолжила Джулия. – Зимой здесь как в морозилке. Иногда я прячу грелку под подушку стула.
Она улыбнулась. Я отложила ручку. Ей явно хотелось поговорить.
Джулия была в привилегированном положении, у нее было собственное кресло в учительской; она всем нравилась, но я заметила, что, как и я, она обычно обедала в одиночестве, ее глаза редко отрывались от книги, когда она осторожно откусывала кусочек яблока. Не то чтобы она была застенчивой; она смотрела учителям-мужчинам – даже мистеру Коппарду – в глаза, когда говорила, и также отвечала за организацию школьных экскурсий. Была известна тем, что ходила гулять с учениками на многие мили без остановок и убеждала их, что это самое лучшее развлечение в любую погоду.
Я начала собирать свои рабочие листы в стопку.
– Я совсем потеряла счет времени, – сказала я. – Лучше пойду.
– Где ты живешь? – спросила она, как будто я уже упоминала об этом раньше.
– Недалеко.
Она улыбнулась и вошла в класс. На ней была ярко-зеленая шерстяная накидка, а в руках она держала дорогой на вид портфель из мягкой кожи, и я подумала, насколько он лучше моей корзины.
– Прогуляемся вместе?
– Так как у тебя дела? – спросила Джулия, пока мы быстро шли по Квинс-Парк-роуд. – Я не была уверена, справишься ли ты в тот первый день. Ты выглядела совершенно растерянной.
– Так и есть, – сказала я. – Я думала, что меня вырвет прямо на твои туфли.
Она остановилась и без улыбки посмотрела мне в глаза. Я подумала, что она пожелает мне спокойной ночи и отправится в другую сторону, но вместо этого она подошла ближе и серьезно сказала:
– Это была бы катастрофа. Это мои лучшие школьные туфли. Я прикрепила металлические пластины к каблукам, чтобы дети знали, что я иду. Я называю их своими копытцами.
На мгновение я растерялась, не зная, что ответить. Но потом Джулия запрокинула голову и громко зарычала, показав ровные зубы, и я поняла, что можно смеяться.
– Они работают? – спросила я.
– Что?
– Копытца.
– Всегда работают. К тому времени, как я добираюсь до класса, все уже молчат как рыбы.
– Я могла бы обзавестись парой таких.
– Тебя достают, не так ли?
– Не совсем. – Я сделала паузу. – Элис Рамбольд, маленькая…
– Засранка?
Глаза Джулии заблестели и сузились. Она снова вынуждала меня засмеяться. Так я и сделала.
– Тебе определенно нужны копытца для Элис, – заключила она. Когда мы дошли до угла моей улицы, Джулия сжала мою руку и сказала: – Давай как-нибудь повторим.
С приближением весны я начала терять терпение. Том поцеловал меня в щеку и держал меня за руку, и каждую неделю мы виделись хотя бы раз, обычно в твоем присутствии. Но этого было недостаточно. Мама напомнила, что для меня еще не очень поздно. Пока нет.
Я не знала, когда именно должен наступить этот ужасный момент, момент, когда женщину начинают считать «старой девой». Каждый раз, когда я думала об этом, вспоминала о древних часах, отсчитывающих дни жизни. Многие девушки, с которыми я училась в школе, уже были замужем. Я знала, что у меня еще есть несколько лет в запасе, но если не буду осторожна, другие учителя будут смотреть на меня так, как они смотрели на Джулию – женщину, которой приходится работать, чтобы зарабатывать себе на жизнь, читающую слишком много книг и которую в субботу можно встретить с тележкой в магазине вместо детской коляски или с ребенком на руках, в брюках и, очевидно, не спешащую домой. Собственно, никуда не спешащую.
Конечно, сейчас это кажется невероятным, наверняка я и тогда слышала что-то о существовании этого фантастического зверя – деловой женщины (бога ради, это был почти 1960 год), но я также уверена, что меньше всего хотела бы быть одной из этих женщин. Так что я все больше паниковала, стоя перед классом и рассказывая им о приключениях Персефоны в подземном мире. Я попросила их нарисовать Деметру, несущую вместе со своей дочерью весну, посмотрела на голые деревья на детской площадке, их ветви, похожие на жилки, черные на фоне серого неба, и подумала: хватит ждать.
А потом все изменилось.
Был субботний вечер, и Том шел по направлению к дому, чтобы забрать меня. Это было первое изменение. Обычно мы встречались в галерее или в театре, но в эту субботу он обещал, что зайдет за мной. Я не сказала об этом маме и папе, потому что знала, что случится, если я это произнесу: мама будет весь день заниматься уборкой, готовить бутерброды, решать, какое из своих лучших платьев надеть, а папа – постоянно молчать, размышляя, какие вопросы задать Тому.
Весь день я делала вид, что читаю в своей комнате. Я повесила бледно-голубое платье из искусственного шелка на заднюю часть двери, готовая быстренько его надеть, и выглядело оно многообещающе. К нему очень подходил маленький синий кардиган из ангоры; это была самая мягкая
