Тьма чернее ночи - Майкл Коннелли

Маккалеба это тоже мучило. В день, когда агент ФБР должен был давать показания на втором этапе процесса, он обедал с Босхом и заметил, что на наклейках папок по делу написано какое-то имя.

– Что это? – возбужденно спросил Маккалеб. – Ты опознал ее?

Босх опустил глаза, увидел имя на наклейках и перевернул папки.

– Нет, пока нет.

– Ну, а это что?

– Просто имя. Я вроде как дал ей имя.

Босх казался смущенным. Маккалеб протянул руку и перевернул папки, чтобы прочитать имя.

– Сьело Асул?

– Ну да. Она была испанкой, и я дал ей испанское имя.

– Это значит «голубое небо», верно?

– Угу, голубое небо. Я… э-э…

Маккалеб ждал. Ничего.

– Что?

– Ну… я не так уж религиозен… Ты понимаешь, о чем я?

– Да.

– Я вроде как подумал, что если никому здесь она не нужна, то, будем надеяться… может быть, кто-нибудь там, наверху…

Босх пожал плечами и опустил взгляд. Маккалеб видел, как у него вспыхнули щеки.

– Трудно отыскать промысел Божий в том, что мы делаем. В том, что мы видим.

Босх просто кивнул, и больше они об этом не говорили.

Маккалеб перевернул последнюю страницу в папке, помеченной «Сьело Асул», и посмотрел на внутреннюю сторону обложки. За время работы в Бюро у него вошло в привычку делать заметки на обложке, где они не сразу бросаются в глаза из-за прикрепленных страниц. Эти заметки касались следователей, которые обращались за составлением психологических портретов. Маккалеб пришел к выводу, что понимание следователя иногда не менее важно, чем информация по делу. Ибо именно глазами следователя Маккалеб сначала смотрел на многие аспекты преступления.

С Босхом они работали более десяти лет назад, до того, как он начал составлять более подробные портреты не только подозреваемых, но и следователей. На этой папке было написано имя Босха, а ниже всего четыре слова.

Скрупулезный – Умный – М. – A.M.

Теперь Маккалеб смотрел на две последних пометки. Обычно для сохранения конфиденциальности он, делая заметки, использовал сокращения и стенографию. Два последних сокращения выражали его представление о том, что движет Босхом. Маккалеб пришел к выводу, что детективы, занимающиеся расследованием убийств, копы до мозга костей, обращаются к глубинным внутренним чувствам и мотивациям, чтобы принимать и выполнять свою всегда трудную работу. Обычно копы бывали двух видов: те, кто считал свою работу искусством или ремеслом, и те, кто считал ее миссией. Десять лет назад Маккалеб отнес Босха к последнему классу. Гарри Босх был миссионером.

Эту мотивацию можно было классифицировать на основании того, что давало им это ощущение предназначения, или миссии. Для некоторых работа казалась почти игрой; у них был какой-то внутренний комплекс, отчего им все время хотелось доказывать, что они лучше, умнее и хитрее своей добычи. Их жизнь была постоянным циклом самоутверждения: отправляя пойманного убийцу за решетку, они как бы унижали его. Другие тоже воображали себя мстителями.

Существовали священные узы между жертвой и копом, которые формировались на месте преступления и не могли быть разорваны. Именно это в конечном счете бросало полицейских в погоню и давало возможность преодолеть все преграды на пути. Маккалеб называл таких копов «ангелами мщения». По его опыту копы-«ангелы» были лучшими следователями, с какими ему случалось работать. Еще он пришел к выводу, что они ближе всего подходят к тому невидимому краю, за которым разверзается бездна.

Десять лет назад Маккалеб отнес Гарри Босха к «ангелам мщения». Теперь ему пришлось задуматься, не подошел ли детектив слишком близко к краю.

Маккалеб закрыл папку и вытащил из сумки две книги по искусству. Обе назывались просто: «Босх». Ту, что побольше – с цветными репродукциями, – написали Р. Х. Марийниссен и П. Руиффелаэре. Автором второй книги, в которой основное место отводилось комментариям к картинам, был Эрик Ларсен.

Маккалеб взял книгу поменьше и начал бегло просматривать комментарии. Он быстро узнал, что, как и сказала Пенелопа Фицджералд, существует множество различных и даже соперничающих мнений об Иеронимусе Босхе. Ларсен приводил цитаты из работ разных ученых; некоторые называли Босха гуманистом, а один считал его членом еретической группы, которая верила, что земля – это настоящий ад, где правит Сатана. Среди ученых велись споры об изначальном смысле некоторых картин, о том, можно ли вообще некоторые картины приписывать Босху, о том, бывал ли художник в Италии и видел ли творения титанов Возрождения, своих современников.

В конце концов Маккалеб закрыл книгу, поняв, что для его целей не так уж важно, что думают исследователи. Если творчество художника является темой разнообразных интерпретаций, то важна единственная интерпретация – человека, который убил Эдварда Ганна. Важно только, что этот человек увидел и усвоил из картин Иеронимуса Босха.

Маккалеб открыл вторую книгу и начал медленно изучать репродукции. В Центре Гетти он торопился, к тому же ему мешало, что он не один.

Маккалеб положил блокнот на подлокотник кушетки, планируя записывать, сколько сов он увидит на картинах, а также описание каждой птицы. Однако быстро понял: на картинах столько мелких деталей, что легко пропустить что-то значительное. Он спустился в переднюю каюту за лупой, которую, когда работал в Бюро, всегда держал в столе для изучения фотографий мест преступлений.

Наклонившись над ящиком, заполненным канцелярскими принадлежностями, Маккалеб почувствовал легкий толчок о борт яхты и выпрямился. «Зодиак» привязан к кормовому подзору, так что лодка тут ни при чем. Затем Маккалеб ощутил движение яхты вверх-вниз, указывающее, что кто-то шагнул на борт. Его разум сосредоточился на двери салона. Он был уверен, что оставил ее незапертой.

Маккалеб заглянул в ящик, в котором только что рылся, и схватил нож для бумаги.

Поднимаясь по ступенькам в камбуз, он оглядел салон. Смотреть мешало отражение в раздвижной двери, но в свете уличных фонарей на кокпите вырисовывался мужской силуэт. Мужчина стоял спиной к салону, словно любуясь городскими огнями на склоне холма.

Маккалеб быстро подошел к раздвижной двери и открыл ее. Нож для бумаги он держал лезвием вверх. Мужчина, стоящий в кокпите, обернулся и уставился на него широко открытыми глазами.

– Мистер Маккалеб, я…

– Все в порядке, Чарли, я просто не знал, кто это.

Чарли был ночным сторожем в канцелярии порта и частенько заглядывал к Бадди Локриджу, когда тот ночевал на яхте. Видимо, Бадди всегда был рад скоротать с ним ночку за пивом. Потому Чарли и приплыл на яхту.

– Я увидел свет и подумал, что Бадди здесь, – сказал он. – Просто хотел заглянуть.

– Нет, Бадди сегодня в Городе. И наверное, не вернется до пятницы.

– Ну и ладно. Я пойду. У вас все в порядке? Это ведь не миссис отправила вас спать на яхту, а?

– Нет, Чарли, все хорошо. Просто надо поработать.

Маккалеб показал ножик, словно это объясняло, чем он занимается.

– Ну и хорошо. Я тогда возвращаюсь.

– Спокойной ночи, Чарли. Спасибо, что заглянул.

Маккалеб вернулся в кабинет. Лупа с подсветкой нашлась на дне ящика.

Следующие два часа он работал с альбомом. Зловещие пейзажи, фантасмагорические демоны, обступающие жертв-людей, снова захватили его. Изучая репродукции, Маккалеб отмечал каждую находку вроде сов закладками, чтобы к ним можно было легко вернуться.

Получился список из шестнадцати изображений сов и еще дюжины совоподобных существ или конструкций. Совы были темного цвета и таились на всех картинах, подобно стражам наказания и рока. Маккалеб смотрел на них и не мог не думать о сходстве совы с детективом. Оба ночные существа, оба стражи и охотники – непосредственные наблюдатели за злом и болью, которые люди и животные причиняют друг другу.

Но самой значительной находкой, которую Маккалеб сделал, изучая картины, оказалась не сова. Скорее это была человеческая фигура. Открытие он совершил, рассматривая с подсвеченной лупой центральную часть триптиха «Страшный суд». Перед изображением адской печи, куда бросали грешников, несколько связанных жертв ожидали, когда их расчленят и сожгут. Среди этой группы Маккалеб нашел изображение обнаженного мужчины со связанными за спиной руками и ногами. Конечности грешника были стянуты в вывернутое положение эмбриона – очень похожее на то, что он видел на видеокассете и фотографиях с места преступления.

Маккалеб пометил находку закладкой и закрыл книгу. Зачирикал лежащий рядом на кушетке сотовый телефон.

Звонила Грасиела.

– Уже полночь. Я думала, ты сегодня вернешься.

– Да-да. Я как раз закончил и собираюсь.

– Хорошо, скоро увидимся.

– Да, скоро.

Маккалеб решил оставить все на яхте, посчитав, что нужно прочистить мозги перед завтрашним днем. Если тащить папки и огромные книги с собой, тяжелые мысли, преследовавшие его весь день, не дадут отдыха. Маккалеб запер яхту и повел «Зодиак» к лодочной пристани. В конце пирса он забрался в тележку для гольфа, проехал через безлюдный деловой район и поднялся по склону холма к дому. Несмотря на попытки отвлечься, мысли сосредоточились на бездне, где существа с острыми клювами, когтями и ножами вечно мучили падших.