Операция «Эрзац» - Нисон Ходза

Едва увели Куликова, как в кабинет вошёл озабоченный Ломов. Он приехал из госпиталя.

— Ну? — нетерпеливо спросил Лозин. — Докладывайте быстрее! Остаются уже не часы — минуты!

— Телефон у начальника эвакогоспиталя переводной. Звонок к секретарю. Попасть к начальнику можно только через секретаря.

— И этот секретарь — женщина! — воскликнул Лозин.

— У этой женщины усы не меньше ваших.

— Значит, около телефона сидит машинистка.

— Кроме секретаря в комнате никого нет.

— Фамилия секретаря?

— Виноградов Иван Петрович.

— Давно он работает секретарём?

Ломов замялся:

— Это я… не выяснил.

— Да ты что? — возмутился Лозин. — Это же элементарно!

Он заглянул в блокнот, крутанул диск телефона и соединился с отделом кадров эвакогоспиталя.

То, что Лозин узнал, заставило его немедленно отправиться в госпиталь. Оказалось, что секретарь начальника госпиталя Шилова три дня назад была направлена на операцию в больницу.

Комиссар госпиталя, пожилой человек с недоуменно встревоженным лицом, встретил Лозина в проходной и повёл в кабинет начальника. В маленькой приёмной стоял только один стол, за которым сидел усатый военный в ватнике, вставший по стойке «смирно» при появлении комиссара и незнакомого капитана.

Начальник госпиталя, военврач I ранга, был встревожен визитом Лозина не менее комиссара.

— В какой больнице находится Шилова? — спросил Лозин.

— Вот направление, — начальник протянул Лозину, очевидно, заранее приготовленную копию.

Лозин прочёл:

«Председателю

Куйбышевского райсовета.

Эвакогоспиталь № 1171 просит Вашего

содействия в отношении помещения

в больницу нашей сотрудницы

гр. Шиловой К. П.

по поводу операции горла.

— Значит, Шилова находится сейчас в Куйбышевской больнице?

— Да. Она звонила двадцатого и сообщила, что операция назначена на двадцать четвёртое, то есть на послезавтра.

— Кто-нибудь из работников госпиталя навещал её за эти дни?

Комиссар виновато развёл руками:

— Знаете, у всех столько дел… Да и она сама просила не беспокоиться…

— Я пройду сейчас в отдел кадров, а вас прошу немедленно связаться с Куйбышевской больницей и узнать, как себя чувствует ваша сотрудница.

В отделе кадров Лозин взял личное дело Шиловой и вернулся в кабинет начальника.

— Её нет в больнице. — Испуг и удивление застыли на одутловатом лице начальника… — Она к ним не поступала.

— Я могу вам сказать больше: Шилова и не думала обращаться в Куйбышевский райсовет.

— Точно… Мы проверили, — пробормотал комиссар. — Куда же она делась? Что всё это значит?

Не отвечая, Лозин соединился по телефону с Ломовым и приказал ему немедленно разыскать Шилову.

— Начинайте поиски с её домашнего адреса: Невский семьдесят один, квартира восемь…

Из госпиталя Лозин поспешил к начальнику контрразведки Ленфронта.

— Я убеждён, — докладывал Лозин, — что Шилова — немецкий резидент. Именно от неё должен был получить мину Куликов, от неё же получит мину Климова, если только она уже её не получила. Неослабное наблюдение за Климовой приведёт нас к Шиловой.

— Вы убеждены, что диверсию должна осуществить Климова?

— За это говорит многое. Правда, насколько нам известно, мины на заводе ещё нет, во всяком случае её нет в печном отделении.

— Откуда такая уверенность?

— Сержант Малова следит за нею, не спуская глаз. Климова со вчерашнего дня не отлучалась с завода.

— Если мины нет у Климовой, значит, она у Шиловой. Шилову надо брать немедленно. У вас есть другой план?

Ответ Лозина прервал телефонный звонок. Старший майор взял трубку:

— Да? У меня. Передаю. — Он протянул трубку Лозину. — Это Ломов.

Донесение Ломова было кратким: Шилова не проживает в своей комнате с начала декабря. Найти её пока не удалось.

15. Решающий день

Очередная встреча Лозина с Маловой состоялась в парткоме хлебозавода. Ничего нового Малова сообщить не могла.

— Вчера Климова ненадолго отлучалась с завода. Ушла в двенадцать десять, пришла в четырнадцать тридцать.

— Вам известно, где она была?

— Только с её слов. Сказала, что идёт к старику Стопину узнать, нет ли новостей об Игоре.

— Предусмотрительная особа. Сказала заранее, чтобы избавиться от ваших вопросов…

— Она сказала неправду?

— Думаю, что это полуправда. А полуправда — лучшее прикрытие лжи. Она действительно ходила к Стопину, а что касается цели визита, то… Полагаю, что сведения о муже она получает из более верного источника, а старик мог её интересовать и по другой причине. Вы уверены, что и на этот раз ей не удалось пронести на завод мину? Напоминаю: мина может быть совсем небольшая, плоская, размером с десертную тарелку. Такую штуку можно незаметно пронести под одеждой…

— Товарищ капитан, все ваши указания были выполнены полностью. Я встретила Климову около общежития и сообщила ей о новом приказе директора: пропускать в цех только имеющих справки о посещении душа. До нашей смены оставалось чуть больше часа. Климова начала ругаться, кричать, почему не предупредили заранее, что теперь она не успеет поесть перед работой и так далее. Я сказала: «Ничего не случится, если не выйдешь сегодня на работу, обойдёмся и без тебя».

— Так, так, интересно, что она сказала на это?

— Стала на меня кричать, чтобы я не совалась не в своё дело. Такой злой я ещё её не видела. Я ей говорю: «Через полчаса душ закроют, идём скорее». И сразу же, не заходя в общежитие, мы пошли в заводскую душевую. Пока мы там мылись, вещи её были проверены. Ничего не обнаружено.

— Это мне известно. Но я не знал, что она до душевой не успела побывать в общежитии. Не спускайте с неё глаз! Сегодня мина должна оказаться на заводе. Вы помните, какое сегодня число?

— Двадцать второе. День, назначенный для диверсии.

— Точнее — ночь. Для диверсии намечен не день, ночь. С кем Климова дружит на заводе?

— По-моему, ни с кем. Говорят, дружила раньше с Кормановой.

— Почему Корманова вдруг ушла из общежития?

— Климова мне говорила, что ей удалось приобрести времянку и достать дрова. За хлеб, конечно.

— Добавьте, — за краденый. Итак, вы должны превратиться в тень Климовой. Каждая минута её жизни на заводе должна быть вам известна. Наружное наблюдение проводится по-прежнему без вашего участия. Руководство завода получило от нас нужные указания.

— Они знают о Климовой?

— Что именно?

— Что она готовит диверсию.

— Товарищ сержант, этого не знаем и мы. — Заметив удивлённый взгляд Маловой, Лозин добавил: — Знать и предполагать — не одно и то же. И, боже вас сохрани, отожествлять в нашей работе эти два понятия!

В печном отделении, как всегда, было жарко. Липкий керосиновый чад застойно висел в воздухе. Несколько работниц ожесточённо выбивали из металлических форм буханки тяжёлого хлеба. Непрерывный грохот заглушал ритмичные удары радиометронома.

Корманова и Климова работали в паре. Стоя у большой чаши с соляркой, Корманова старательно протирала тряпкой чёрные хлебопекарные формы и подталкивала их к Климовой. Заученным движением, не глядя, Климова загружала смазанные формы разделанными кусками тёмного теста.

Разговаривать в таком шуме было трудно, но почему-то сегодня Корманова была разговорчива, как никогда.

— В этом джазе и сирены не услышишь! — прокричала она Климовой.

— А зачем тебе её слышать? Мы же всё равно не можем бросать работу по тревоге.

На других заводах чуть тревога — рабочие в бомбоубежище, а мы? — Корманова вытерла рукавом белой рубахи потный лоб. — Знаешь, кто мы? Гимнасты без лонжи под куполом цирка. Смертники мы, вот кто!

— А что будешь делать? Такой завод стоять не может, а бомбят день и ночь… То бомбы, то снаряды…

Но именно в этот вечер фашистская артиллерия потревожила район только один раз. В девять вечера где-то рядом грохнул снаряд и завод вздрогнул от фундамента до крыши. Но взрыва не последовало.

— Совсем близко, — сказала Малова. — Хорошо, что не взорвался.

— Рано или поздно, а наш завод фриц нащупает, — сказала Корманова.

— Точно, — подхватила Климова. — И тогда блокадникам труба! Тысяч сто за одну неделю! — Климова сжала кулак и выразительно ткнула оттопыренным большим пальцем в сторону пола. — Все там будем!

— А первые мы, — сказала Корманова. — Мы ведь вроде на цепи, в бомбоубежище хода нам нет…

— Может, и пронесёт. Главное — не падать духом.

— Глупости болтаешь, Малова. — Корманова остервенело тёрла жестяную форму. — «Не падать духом!» — хмыкнула она. — Нет, курочка, главное на войне не это.