Рождественское убийство - Агата Кристи

— Со своим поверенным, кажется?

— Да, он просил мистера… не помню его имени, кажется, Чарльтон… заехать к нему после рождества, так как он хочет сделать новое завещание. Прежнее его завещание, сказал он, давно устарело.

— Скажите, пожалуйста, мадам, как по-вашему, ваш свекор умышленно делал так, чтобы вы услышали его разговор с юристом, или же это произошло случайно?

— Я почти уверена, что он делал это специально.

— С целью заставить вас волноваться и мучиться в догадках?

— Да.

— Так что он, собственно, мог и не иметь намерения изменять свое завещание?

— Нет, — колеблясь произнесла Хильда, — я думаю, он действительно хотел так поступить. Просто… просто ему хотелось еще нас подразнить.

— Мадам, — заявил Пуаро, — я не официальное лицо, и многие из моих вопросов, как вы понимаете, не мог бы задать ни один английский слуга закона, но мне бы очень хотелось знать ваше мнение о том, каким могло быть по содержанию новое завещание. Я вас спрашиваю, как, надеюсь, вы понимаете, не о том, что вы знаете, а о том, что вы думаете. Les femmes[9], они ведь никогда не медлят составить свое собственное мнение, Dieu merci[10]

— Что же, — улыбнулась Хильда, — я не против того, чтобы высказать вам свое мнение. Сестра моего мужа Дженнифер вышла замуж за испанца Хуана Эстравадоса. Их дочь Пилар на днях приехала сюда. Очень красивая девушка — и к тому же единственный представитель третьего поколения в семье. Старый мистер Ли был просто очарован ею и, по-моему, собирался в своем новом завещании оставить ей значительную сумму. Я думаю, что в старом завещании ее доля была значительно меньше или же о ней даже вообще не упоминалось.

— Вы были знакомы со своей золовкой?

— Нет, я никогда ее не встречала. Ее муж умер при трагических обстоятельствах, кажется, через год после женитьбы. Сама Дженнифер умерла около года назад. Пилар осталась сиротой. Вот почему мистер Ли написал ей и пригласил в Англию.

— А как отнеслись к ее появлению другие члены cемьи?

— Думаю, она всем понравилась, — спокойно ответила Хильда. — Очень приятно иметь в доме такое юное и живое существо.

— Ей здесь нравится?

— Не знаю. Для девушки, выросшей на юге, здешние места могут показаться холодными и даже чужими.

— Сейчас в Испании не очень-то приятно, — заметил Джонсон. — Хорошо, миссис Ли, мы просим вас продолжить рассказ о той сцене в спальне вашего свекра.

— Прошу прощения, — пробормотал Пуаро. — Я отклонился от темы.

— Закончив разговор, — продолжала Хильда, — мой свекор оглядел нас, засмеялся и заметил, что мы выглядим очень хмуро. Затем он сказал, что очень устал и хотел бы лечь спать пораньше, поэтому никто не должен тревожить его вечером. Он сказал, что должен быть в хорошей форме к Рождеству. Затем, — она сдвинула брови, стараясь вспомнить поточнее, — мне кажется, он упомянул о том, что Рождество всегда лучше встречать в большой семье. Потом он заговорил о деньгах, заметив, что в будущем его расходы на этот дом возрастут, и объявил Джорджу, что собирается урезать ему содержание. Он сказал, что Джорджу и Магдалене придется теперь экономить, и посоветовал Магдалене самой шить себе платья. Довольно сумасбродная мысль, по-моему. Неудивительно, что Магдалена была раздражена. При этом он вспомнил свою жену, которая хорошо умела шить.

— Больше он о ней ничего не говорил? — тихо опросил Пуаро.

Хильда покраснела.

— Он не очень лестно отозвался о ее умственных способностях. Мой муж был очень привязан к своей матери, и, естественно, это его сильно оскорбило. А затем, совершенно неожиданно, мистер Ли обрушился на всех нас. Он взвинтил себя до такой степени, что пришел в дикую ярость. Впрочем, его чувства можно понять…

— О каких чувствах вы говорите? — мягко перебил ее Пуаро.

Она обратила на него спокойные глаза.

— Ну, прежде всего, он был очень разочарован. У него не было ни одного внука, я имею в виду, ни одного Ли, чтобы продолжить род. Я полагаю, что это очень долгое время угнетало его. И вот сегодня эта душевная ярость выплеснулась, наконец, наружу. Он вовсю поносил своих сыновей, назвал их компанией сентиментальных старух, или что-то вроде этого. И тогда мне стало его жаль, ибо я поняла, как была уязвлена его гордость.

— А затем?

— Затем мы все вышли, — медленно произнесла Хильда.

— И больше вы не видели своего свекра?

Она отрицательно покачала головой.

— Где вы были в момент совершения преступления?

— Сидела с мужем в музыкальной комнате. Он играл мне.

— А потом?

— Мы услышали, как наверху рушится мебель и бьется стекло, как там идет какая-то ужасная борьба. Потом раздался этот дикий вопль…

— Вы хорошо его слышали, мадам? — спросил Пуаро. — Скажите, был ли он похож… — он сделал паузу, — на крик души в аду?

— Это было еще хуже, — сказала Хильда.

— Хуже? Что вы имеете в виду, мадам?

— Это было похоже на крик кого-то, у кого вообще не было души… Это был не человеческий, а звериный крик…

— Так вот как вы расценили его, мадам, — печально пробормотал Пуаро.

Лицо Хильды выразило страдание. Она опустила взгляд.

XIV

Пилар осторожно проскользнула в комнату с видом зверька, чувствующего западню. Она опасливо оглядывалась по сторонам и казалась не столько испуганной, сколько настороженной.

Полковник Джонсон встал и предложил ей стул.

— Я полагаю, — произнес он, — вы говорите по-английски, мисс Эстравадос.

Пилар широко раскрыла глаза.

— Конечно. Моя мать была англичанкой, да и я сама настоящая англичанка.

При этих словах легкая улыбка появилась на лице полковника Джонсона, уже успевшего отметить жгуче-черный цвет волос Пилар, ее гордые темные глаза и коралловые губы. Самая настоящая англичанка! Совершенно неподходящее определение для Пилар Эстравадос.

— Мистер Ли был вашим дедом, — констатировал полковник. — Он пригласил вас сюда из Испании. И вы приехали несколько дней назад. Это так?

Пилар кивнула.

— Да, все правильно. По дороге из Испании у меня была масса приключений! В нашу машину попала бомба, шофера убило. Вся голова у него была в крови! А я не умею водить машину, и мне пришлось долго идти пешком. Я не люблю ходить пешком, я совсем стерла себе ноги…

Полковник Джонсон улыбнулся.

— Так или иначе, вы приехали сюда. Ваша мать много рассказывала вам о своем отце?

— О да, — Пилар весело кивнула, — она называла его старым дьяволом.

— А какое мнение о нем сложилось у вас самой, мадемуазель? — с улыбкой спросил Пуаро.

— Ну… конечно, он был очень, очень старым. Он все время сидел в кресле, и лицо у него было высохшее, но мне он все равно нравился. Мне кажется, когда он был еще молодым человеком, он был, наверное, красив, очень красив — как вы, — неожиданно обратилась Пилар к суперинтенданту Сагдену, без всякого стеснения и с удовольствием разглядывая его красивое лицо, густо покрасневшее при этом внезапном комплименте.

Полковник Джонсон с трудом сдержал смех. Не так уж часто ему доводилось видеть бесстрастного суперинтенданта столь ошеломленным.

— Но, конечно, — с сожалением продолжала Пилар, — он никогда не был таким крупным человеком, как вы.

Эркюль Пуаро вздохнул.

— Значит, вам нравятся крупные мужчины, сеньорита? — спросил он.

— О да, — с энтузиазмом согласилась Пилар. — Мне нравятся мужчины высокие, широкоплечие и очень, очень сильные.

Полковник Джонсон резко возвратился к прерванной теме.

— Вы часто виделись с вашим дедушкой в последние дни?

— О да, — ответила Пилар. — Я почти все время проводила в его обществе. Он много мне рассказывал о своих приключениях в Южной Африке и о том, каким безнравственным человеком он когда-то был.

— Он когда-нибудь говорил вам, что у него в сейфе хранятся алмазы?

— Да, он даже показывал их мне, но только они совсем не похожи на настоящие алмазы — такие маленькие, невзрачные камешки.

— Значит, он показывал их вам? — отрывисто спросил Сагден.

— Да.

— И ни одного из них он вам не подарил?

— Нет, — Пилар покачала головой. — Я, однако, надеялась, что он когда-нибудь это сделает, если только я буду с ним очень мила и часто буду его навещать. Старые джентльмены всегда ужасно любят общество молодых девушек.

— Вам известно, что эти алмазы похищены? — спросил Джонсон.

— Похищены? — Глаза Пилар округлились.

— Да. Вы не знаете, кто мог это сделать?

— О да! — воскликнула она. — Это Хорбери.

— Хорбери? Вы говорите о камердинере?

— Да.

— Почему вы так считаете?

— Потому что у него лицо вора! Его глаза все время бегают, сам он ступает неслышно и подслушивает под дверью. Он как кот. А все коты — воры.