Таинственный сад - Фрэнсис Бёрнетт

Доктор Крэвен с укоризной поглядел на миссис Медлок.

— О, сэр, — начала она, задыхаясь, — я не знаю, как это случилось. В доме нет ни одного слуги, который осмелился бы говорить об этом, — им всем отдано приказание…

— Ей никто не говорил, — сказал Колин. — Она услышала, как я плакал, и сама отыскала меня. Я рад, что она пришла. Не будьте же глупы, Медлок.

Мери видела, что доктор Крэвен не особенно доволен, но, очевидно, не осмеливался противоречить своему пациенту. Он сел возле Колина и пощупал его пульс.

— Я боюсь, что ты слишком много волновался. А волнение вредно тебе, мой мальчик, — сказал он.

— Я буду волноваться, если она перестанет приходить, — ответил Колин, в глазах которого появился зловещий блеск. — Мне гораздо лучше! Мне лучше, потому что она здесь. Пусть сиделка принесет нам обоим чаю; мы будем пить чай вместе.

Миссис Медлок и доктор Крэвен тревожно переглянулись; но делать, очевидно, было нечего.

— Он выглядит гораздо лучше, сэр, — осмелилась заметить миссис Медлок. — Но… — она остановилась, как бы обдумывая что-то, — он выглядел гораздо лучше сегодня утром, прежде чем она забралась в эту комнату.

— Она пришла сюда вчера ночью. Она долго сидела у меня. Она пела мне индусские песни и убаюкала меня, — сказал Колин. — Когда я проснулся, мне было лучше, я захотел завтракать. А теперь я хочу чаю… Скажите сиделке, Медлок!

Доктор Крэвен оставался недолго. Он несколько минут поговорил с сиделкой, когда она вошла в комнату, и потом сказал несколько слов Колину, в виде предостережения, что он не должен слишком много говорить, не должен забывать, что он болен, не должен забывать, что очень скоро утомляется. Мери подумала, что Колину приходится не забывать о множестве неудобств.

У Колина был капризный вид, и его странные глаза с черными ресницами были устремлены на лицо доктора Крэвена.

— Я хочу забыть обо всем этом, — сказал он, наконец. — Она заставляет меня забыть об этом… Поэтому-то я и хочу, чтобы она приходила!

Вид у доктора Крэвена был не особенно довольный, когда он вышел из комнаты, и он с недоумением посмотрел на Мери, сидевшую на большом табурете. Когда он вошел, она снова превратилась в чопорную, молчаливую девочку, и он никак не мог понять, что в ней так привлекло Колина. У мальчика действительно был более оживленный вид, и доктор тяжело вздохнул, идя по коридору.

— Они вечно заставляют меня есть, когда я не хочу, — сказал Колин, когда сиделка принесла чай и поставила его на стол возле дивана. — А теперь, если ты будешь есть, я тоже буду. А булки такие славные и горячие… Ну, расскажи мне про раджей…

Глава XV

После целой недели дождя снова открылся высокий голубой свод неба и ярко засветило солнце. Хотя Мери не имела возможности повидать ни таинственный сад, ни Дикона, ей было очень весело, и неделя вовсе не показалась ей долгой. Она по нескольку часов в день проводила в комнате Колина, рассказывая ему про раджей, про сад, про Дикона и коттедж в степи. Они рассматривали великолепные книги и рисунки; иногда Мери читала вслух Колину, а иногда он читал ей. Когда его что-нибудь забавляло или интересовало, он, как казалось Мери, вовсе не был похож на больного, только лицо его было очень бледно и он всегда лежал на диване.

— И хитрая же ты: подслушала, встала с постели и отправилась на розыски тогда ночью, — сказала однажды миссис Медлок. — Но нельзя не сказать, что это благословение для всех нас… У него не было ни припадков, ни капризов с тех пор, как вы подружились. Сиделка уже собиралась отказаться от места, потому что он ей надоел, а теперь она говорит, что останется, если ты с нею дежуришь, — добавила она со смехом.

Во время своих разговоров с Колином Мери старалась быть очень осторожной и не упоминать о таинственном саде. Ей очень хотелось выпытать кое-что у Колина, но она понимала, что не следовало задавать ему прямых вопросов. Во-первых, так как ей было приятно быть с Колином, ей хотелось узнать, можно ли ему доверить тайну. Он ничуть не походил на Дикона, но ему так нравилась мысль о саде, про который никто не знал, что, по ее мнению, ему можно было доверить. Но, с другой стороны, она недостаточно хорошо знала его, чтобы быть уверенной в этом. Во-вторых, ей хотелось узнать следующее: если ему действительно можно было доверить тайну, можно ли было как-нибудь взять его в сад, но так, чтобы никто этого не заметил. Быть может, если бы Колин был побольше на открытом воздухе, познакомился бы с Диконом, видел бы, как все вокруг растет, он бы, пожалуй, не думал столько о смерти.

За последнее время Мери иногда видела свое лицо в зеркале и сразу заметила, что у нее совершенно другой вид, чем был у той девочки, которая только что приехала из Индии.

— Почему ты всегда сердишься, когда на тебя смотрят? — спросила она однажды Колина.

— Я всегда терпеть не мог этого, — ответил он, — даже когда был маленький. Когда меня взяли на морской берег и я, бывало, лежал в своей колясочке, все смотрели на меня, а дамы даже останавливались и разговаривали с моей нянькой… Потом они начинали шептать, и я уже знал: они говорили, что я никогда не вырасту большим и умру. А иногда дамы гладили меня по щеке и говорили: «Бедное дитя». Однажды, когда одна дама сделала это, я громко закричал и укусил ее за руку. Она так испугалась, что убежала прочь.

— Она думала, что ты взбесился, как собака, — сказала Мери, ничуть не удивившись.

— Мне все равно, что б она ни думала, — нахмурившись, ответил Колин.

— Я удивляюсь, что ты не закричал и не укусил меня, когда я вошла к тебе в комнату, — сказала Мери; на лице ее медленно появилась улыбка.

— Я думал, что ты призрак или сон, — сказал он. — А призрак или сон нельзя укусить, и если закричать, то им все равно.

— А тебе бы очень не понравилось… если б на тебя посмотрел один мальчик? — неуверенно спросила Мери.

Он откинулся на подушки и задумался.

— Есть такой мальчик, — сказал он медленно, точно обдумывая каждое слово, — есть один мальчик, которому я, пожалуй, позволил бы. Это мальчик, который знает, где живут лисицы, — Дикон.

— Я уверена, что ты позволил бы ему, — сказала Мери.

— Птицы позволяют ему глядеть на них… и другие звери, — сказал он, все еще обдумывая что-то, — поэтому, может быть, и мне следует позволить. Он ведь как будто чародей, а я… мальчик-зверь.

Он рассмеялся, и она тоже — такой смешной им показалась мысль о мальчике-звере, который прячется в своей норе.

После этого Мери уже была уверена, что ей не надо бояться за Дикона.

В первое ясное утро Мери проснулась очень рано. Косые лучи солнца пробирались сквозь ставни, и Мери соскочила с постели и подбежала к окну. Когда она подняла штору и открыла окно, ее обдало свежим благоухающим воздухом. Степь была голубая; там и сям раздавались нежные мелодичные звуки, как будто множество птиц готовилось к концерту. Мери высунула руку из окна и подставила ее солнцу.

— Как тепло… тепло! — сказала она. — Должно быть, еще очень рано. Никто еще не встал. Даже мальчиков на конюшне еще не слышно.

Внезапно пришедшая ей в голову мысль заставила ее вскочить.

— Я не могу ждать… Пойду посмотрю сад.

К этому времени она уже научилась одеваться сама и оделась в пять минут. Она знала, где находилась маленькая боковая дверь, которую она сама могла отпереть, и она сбежала вниз в одних чулках, надев башмаки в коридоре.

Когда она добралась до того места, где находилась скрытая плющом калитка, странный громкий звук заставил ее вздрогнуть. Это было карканье вороны, и раздавалось оно с самого верха стены. Когда Мери взглянула вверх, она увидела сидевшую там большую иссиня-черную птицу с блестящими перьями, которая смотрела вниз, прямо на нее. Мери никогда прежде не видела ворона так близко и немного испугалась; но птица вдруг расправила крылья и понеслась над садом. Мери толкнула калитку, надеясь, что птица не останется в саду, и боясь найти ее там. Когда она вошла в сад, то увидела, что птица, очевидно, решила остаться там, потому что уселась на низкорослой яблоне; под этой яблоней лежало маленькое рыжеватое животное с пушистым хвостом, и оба они глядели на согнувшегося рыжеголового Дикона, который усердно работал, стоя на коленях в траве.

Мери подбежала к нему.

— О, Дикон, — крикнула она, — как ты мог добраться сюда так рано! Ведь солнце только что встало!

Он тоже встал, улыбающийся, оживленный, растрепанный, с глазами, похожими на клочки неба.

— О, я встал гораздо раньше солнца! — сказал он. — Разве я мог оставаться в постели! Все вокруг трудится, жужжит, поет, вьет гнезда — так и хочется выйти, вместо того чтоб лежать на боку. А когда солнце поднялось над степью, я выбежал и стал кричать и петь… Я прибежал прямо сюда!.. Никак не мог удержаться. Ведь здесь меня ждал сад…