Единственная женщина на свете - Татьяна Полякова

– Да-да, я поняла, – кивнула я. – И за пять лет он здесь ни разу не появился?

– Ни разу. Я его предупредила: если явится озорничать, опять ментам сдам.

– Кроме вас, родственники у него есть?

– Близких нет. А из дальней родни половина поселка. Только никто его здесь не ждет.

– А нет ли среди родственников пожилого мужчины по имени Яков Иванович?

Женщина задумалась.

– Нет, такого не помню. Я думала, Юрка у какой-нибудь бабы пристроился. Так?

– Мне об этом ничего не известно.

– Как же, ведь вас сюда он прислал?

– Мы разыскиваем его совсем по другому делу. Он снимал дом в областном центре, по крайней мере, паспортные данные в договоре его. Задолжал денег и скрылся.

– Очень на Юрку похоже. Он тут всем должен, а я ведь говорила: не давайте, все равно не вернет. Но у нас такой народ, сначала дадут, чтоб отстал, потом ко мне с претензиями. А я что, за него платить буду?

– Вполне может быть, что его паспортом кто-то воспользовался.

– Ну, уж не знаю. Может, и так. Говорю, сгинул он. Если б помер, то сообщили бы, а в тюрьму попал, так сам бы написал, чтоб было кому передачи слать. Мы хоть и разругались, но он знает, что сердце у меня доброе, не бросила б я дурака, все ж таки брат, хоть и непутевый.

– А фотография его у вас есть?

Женщина тяжело поднялась и прошла в переднюю, откуда вернулась со стареньким фотоальбомом. Положила его на стол, полистала и протянула мне фотографию. Мужчина лет тридцати, волосы темные, коротко стриженные, лицо довольно симпатичное. На фотографию в паспорте мало кто обращает внимание, а неизвестный племянник производил самое приятное впечатление, причем не только на женщин, но и на мужчин, если верить словам Льва Григорьевича. Так что подозревать его в чем-то вряд ли пришло кому-то в голову. Легкого сходства с фотографией в паспорте вполне достаточно.

– Можно я ее с собой возьму? – спросила я.

Женщина посмотрела как-то неуверенно и кивнула. Я убрала фотографию в сумку и поднялась.

– Чего теперь будет-то? – спросила она, наблюдая за мной. – Посадят его?

– Да вроде не за что. Если он вдруг объявится, позвоните мне. – Я записала номер на листке бумаги и оставила на столе.

Клетчатый вышел из дома вместе со мной, покосился на дверь и зашептал:

– Видели его прошлым летом. Димка Фомин видел, сын соседки. В областной центр ездил в командировку. Там и встретил в пивной у вокзала. Юрка хвастал, что живет припеваючи, точно сыр в масле катается. Димка-то решил, что врет, за выпивку ему пришлось платить, но одет, говорит, чисто. Видно, у бабы какой-то прижился.

– Возле какого вокзала встретились, Димка не говорил?

– У железнодорожного. Зря он на нас обиделся, Людка-то права, мать он забросил, а она четыре года за ней, точно за дитем малым. И ни разу голос не повысила, хоть она крикливая вообще-то.

Точно в подтверждение этих слов из дома донесся грозный рык:

– Лешка, ты куда, скотина, подевался? Кто порося-то кормить будет?

Мужик поспешно ретировался, а я направилась к машине. Немногочисленные прохожие разглядывали меня с повышенным интересом. Я решила, что виной всему Агаткин костюм, и торопливо загрузилась в свое транспортное средство.

Всю обратную дорогу я вновь размышляла. Племянник, скорее всего, воспользовался чужим паспортом. Люди с годами, конечно, меняются, но вряд ли до такой степени, что неведомого Юрку с его дурными склонностями стали бы именовать интересным мужчиной, да еще интеллигентом. Где сейчас Юрка, остается лишь гадать. Но если его паспорт оказался у «племянника», то где-то судьба их свела. Есть еще вариант. Юрка хвалился соседу, что отлично устроился. Может, речь вовсе не о бабе, а о некой афере, в результате которой он надеялся разжиться деньгами. В любом случае очень бы хотелось с ним встретиться.

Вернувшись в город, я не удержалась и отправилась к железнодорожному вокзалу. Обследовала местность и убедилась, что по соседству есть ресторан, два кафе, несколько палаток, в которых торгуют сосисками, и один пивной бар. Притулился он в тупике возле котельной и выглядел так паршиво, что заходить в него не хотелось. Однако я зашла. Прокуренное помещение с плиточным полом и столами вдоль стен. Возле них пристроились человек десять мужиков. Вроде бы не бомжи, но близко к тому. За стойкой стояла рыжая тетка с таким злющим лицом, что стало ясно: моя экспедиция предпринята напрасно. Скорее из упрямства я направилась к ней.

– Ты кого ищешь? – сурово спросила она, таращась на мой костюм. Я достала фотографию и протянула ей. – На что он тебе? – спросила она с недоумением. – Неужто на такого козла запала?

– Вы его знаете? – обрадовалась я.

– Чего его знать-то? Вон они… сильный пол… – Тут она добавила несколько непечатных выражений. – С утра уже навеселе, к обеду пьяней пьяного.

– Разделяю ваше возмущение. Так вы его знаете?

– Звать Юркой. Толкался тут… только зря ты его ищешь. Мужики говорят, посадили его.

– Давно?

– Да уж недели две.

– А где он жил, знаете?

– Где-то поблизости, одно время приходил чуть не каждый день. Потом пропал. Потом опять явился. Ну, а потом по пьяни башку мужику проломил, его и сцапали. Таким, как он, одна дорога…

– Ага. Нашел свое место в жизни, – пробормотала я и, сказав «спасибо», пошла к двери.

– Ты тут поаккуратней, – крикнула мне тетка вдогонку. – Полно всякой шпаны болтается.

На следующий день я заглянула к сестрице, чтобы отдать фотографию. Агатка была занята, с вопросами не лезла, кивнула и сунула фотографию в ящик стола. Несмотря на пренебрежительное отношение, я знала: сестрица сделает все возможное, чтобы отыскать Паринова.

Этот день и весь следующий ушли на бесплодные попытки узнать хоть что-нибудь о залетном Милкином любовнике по имени Миша. Долгие разговоры с подругами ничего не дали. Никто о нем ничего не слышал. Это не удивило: мне самой о нем она тоже не рассказывала до тех самых пор, пока вдруг не объявился шантажист. Однако совершенно бесполезными разговоры все-таки не были. Картина вырисовывалась следующая: узнав об измене Берсеньева, Милка ходила сама не своя (это я прекрасно помнила), грозилась то наглотаться таблеток, то лишить жизни изменника. Ни то, ни другое всерьез никто не воспринял. Милка девка эмоциональная, но с головой у нее все в порядке. Однако где-то в апреле ее поведение изменилось. Милка заметно успокоилась (так уж вышло, что в тот момент мы встречались с ней нечасто, и мне пришлось всецело положиться на чужое мнение. По мне, успокоиться следовало значительно раньше). Девчонки дружно решили, что именно тогда Мишка и появился. Помог пережить тяжелые времена, Милка поняла, что на ее Берсеньеве свет клином не сошелся. Но если честно, ее нежелание сообщить о радостных переменах в жизни слегка удивило. Поговорить Милка любила, а тут такой повод. Девчонки сделали вывод: парень был женат, оттого подруга и помалкивала, потому что выходило: она опять дурака сваляла, променяв одну головную боль на другую. Берсеньев ежедневно мозолил ей глаза в офисе, и забыть его не получалось. И тогда она придумала эту поездку в Венесуэлу. Как долго они встречались с предполагаемым любовником, неясно, возможно, до самого путешествия с Берсеньевым. Если так, то становится понятно ее дальнейшее поведение. Былая любовь вернулась, но обида осталась. Милка встречается с Мишкой, чтобы дать ему отставку, они решают напоследок заняться любовью и… появляются компрометирующие фотографии. Если я права, вряд ли к ним имеет отношение Чухонка. Михаил возник в тот момент, когда девушке беспокоиться было не о чем, а если и был повод (старая любовь долго не забывается), комбинация чересчур сложная. Хотя… допустим, девушка с фантазией и решает поставить жирную точку в отношениях недавних любовников. Просит кого-то из знакомых обаять Милку, что тот и делает. А когда из Венесуэлы Милка с Берсеньевым возвращаются с намерением связать свою судьбу, девушке ничего не остается, как прибегнуть к шантажу. И убийству? На первый взгляд – опасная глупость. Но мне ли не знать, на что способны влюбленные женщины. Михаил, узнав об убийстве, задумался о возможных последствиях, оттого к следователям не спешит. Предположим, к убийству он отношения не имеет, но ситуация все равно не из приятных. Ко всему прочему у него может быть личный интерес. Убитый горем Берсеньев найдет опору в Чухонке, женится, и она станет богатой женщиной. На миллионы Мишка вряд ли сможет рассчитывать, но кое-что за молчание ему перепадет. Если так, то искать его надо среди знакомых Чухонки. Берсеньев подарил Милке квартиру в новом доме, сделать ремонт в ней она так и не удосужилась и жила с матерью. Слова Эммы Григорьевны о том, что, поссорившись с Берсеньевым, дочь сидела дома безвылазно, критики не выдерживали. Милка, пытаясь развеять грусть-тоску, предпочитала родному дому ночные клубы. По крайней мере, раз пять они с Юлькой отрывались по полной программе. После долгих размышлений выходило, что подозреваемая номер один – Чухонка. У нее был мотив.