Сияние базальтовых гор - Федор Кабарин

— Намечена обширная программа испытаний, — сказал генерал Прозоров. — В одном из морских доков закончено оборудование океанского лайнера. Сейчас на двигателях монтируются гнёзда для установки баллонов. В недалёком будущем можно начинать заводские испытания… Выделено 20 автомашин различных марок и десять мощных тракторов-тягачей. Идёт проверка качества монтажа двигателей… Готовы водители, намечены маршруты.

Члены комиссии беседовали о подготовке к большим производственным испытаниям, а Вахрушев, прислушиваясь к их разговорам, мысленно уносился в недалёкое будущее. Он со всей ясностью представлял работу теплоцентралей, не выбрасывающих из своих труб дыма и пепла, бесшумный бег автомобилей, не оставляющих за собой выхлопных газов и бензиновых паров. Он мысленно старался представить, какой экономический эффект принесёт кругосветное плавание судов без захода в порты и какие это вызовет толки в среде торговцев углем и нефтью на больших морских дорогах.

— Довольно успешно, — как бы подкрепляя мысль Вахрушева, говорил Прозоров, — готовятся к испытанию нового горючего пять городских ТЭЦ, различных по мощности.

— Следовало бы, — заметил Кремлёв, — посмотреть всё это в работе.

— Испытания лайнера, профессор, должны начаться при вас. Вам поручено перерезать ленту, соединяющую корабль с берегом.

— Прекрасно. Обязательно буду.

— Хороши игрушки! — Дмитрий Дмитриевич похлопал ладонью по баллону. — Поставил одну такую на речной теплоход и гуляй всю навигацию. Ни дров тебе, ни угля, ни кочегаров…

— Да, — подтвердил профессор, — ёмкость баллона всего 50 литров. Но тем не менее не за горами то время, когда в трюмах судов исчезнут угольные ямы, дровяные и нефтяные отсеки, когда место бензиновых баков на самолётах займут пассажирские кресла.

— Красота! — оживился Вахрушев. — Представьте: стоит океанский пароход у причала. К его борту подходит грузовой автомобиль. Опускается трос судовой лебёдки. Шофёр цепляет на крюк контейнер. Поднимается в этом контейнере вот таких 20 баллонов на палубу. А там механик ставит 18 из них в сейф, а два — под стальной герметический кожух на двигатели. Включает регулирующие механизмы и… свободен на пять тысяч миль. Два баллона — пять тысяч миль. Один контейнер горючего на всю навигацию.

— Фантазия!..

— Нет, это уже не фантазия, а ясная перспектива, уважаемые гости, — пояснил Прозоров. — Вот она, смотрите. Хотя и не вечный, но бесспорно долговечный двигатель, ломающий все прежние представления о движении не только на земле и воде, но и под водой, и в стратосфере.

— Пётр Кузьмич, а как же всё-таки с дождями? — улыбаясь, спросил Дмитрий Дмитриевич. — Я не моряк и не лётчик. Моя стихия — грешная земля. Дождик меня интересует. Дождик. Тысячи, сотни тысяч хлеборобов степных районов мечтают об этом. Дождей ждут пески пустынь. Вы запустили в небеса, кажется, 18 снарядов…

— Три из них взорвались над самой землёй, — уточнил Споряну.

— Да, да, три снаряда, — подтвердил профессор. — Риск, большой риск…

— Хорошо. Но 15 или даже пусть 5 поднялись в стратосферу. Значит, есть надежда — полетят все, сколько нужно и куда нужно. Эх, вот бы запустить туда не 15, а 150 или, если нужно, и все 1500. Представьте себе, профессор, — плывут кучевые облака, а на земле ни росинки. Всё сохнет: хлеба, сады, травы. И вот вы, главнокомандующий небесной артиллерией, отдаёте приказ: «Расстрелять облака, встряхнуть их так, чтобы ливнем упали на землю».

— Опыт, продемонстрированный сегодня, — вставил генерал Прозоров, — эту идею превращает в реальность.

— Правильно, — заметил Дмитрий Дмитриевич, — значит, поведём наступление на природу развёрнутым фронтом.

— Идея искусственного дождевания, её значение для страны…

— Для всего мира, профессор…

— Допустим, и для всего мира, мне понятна. Но двигатель… — он взглянул на Споряну. — Я в нём ещё не уверен. Рискованно… опасно, тем более в размерах, которые вы предлагаете. Ведь достаточно взорваться близко от земли всего 10—15 снарядам из 150 — и…

— А я уже вижу, профессор, — мечтательно сказал Дмитрий Дмитриевич, — как цветут в пустынях сады, слышу, как колышется бескрайнее зелёное море высоких трав среди песков…

— Идея благородная, жизнеутверждающая.

— Значит, профессор, вы согласны повторить опыты?

— Попробуем, непременно попробуем, но…

— Нет уж без всяких «но». Дайте вашу руку, великий поливальщик — Илья Пророк, сошедший на бренную землю.

— Хорошо. Опыты повторим. Буду торопить инженера Споряну. От него зависит успех этой проблемы. Без него, да ещё в зонах населённых пунктов, я с этими «игрушками» экспериментировать не решусь. Правда, здесь, над дебрями леса можно попробовать…

Он повернулся к дежурному инженеру, что-то сказал полушёпотом; потом весело продолжал:

— Ну, а теперь, друзья мои, наверх. Там обменяемся мнениями и по русскому обычаю — к столу.

— Профессор, я тороплюсь…

— Дмитрий Дмитриевич! Прошу не возражать. Вы в моём монастыре, стало быть, придерживайтесь моих уставов. Тем более, что есть повод поднять бокалы. — Пётр Кузьмич намекал на новое назначение Вахрушева.

— Какой повод? — полюбопытствовал один из членов комиссии.

— Пётр Кузьмич, — шутливо погрозил профессору Вахрушев, — не разглашайте под землёй доверенную вам тайну. Место здесь ненадёжное.

Пётр Кузьмич предложил всем войти в глубокую нишу. Когда люди разместились, по стене скользнул пучок света ручного фонарика и раздался щелчок включаемого рубильника. Площадка ниши начала медленно разворачиваться. Сделав пол-оборота, она чуть вздрогнула и бесшумно поползла вверх.

ГЛАВА VII

В ЗАМКЕ ФРАУ ФОН БРЕТТ

Новые хозяева замка фрау фон Бретт часто задерживались до утра. Трижды из-за этого Иржи Томмах не мог выйти к воротам на свидание с внуком. Он встретился с ним только спустя недели две.

Однажды, любуясь садом, Иржи Томмах услышал знакомый голос у ворот замка. Он ещё издали узнал голос внука и испуганно замахал руками, прося, чтобы тот замолчал. Оглядываясь по сторонам, он рассказал вкратце внуку историю своего заточения. Условившись о часах встречи у ворот по ночам, они распрощались.

Через несколько дней Энрике принёс старому Томмаху пару голубей и, ничего не спрашивая, сказал коротко:

— Если нужно будет, пошли известие с голубем. Так просили наши…

Когда дед опомнился, внука уже не было. «Так просили наши», — мысленно повторял Иржи Томмах, осторожно ступая по дорожке, чтобы не выдать себя, и прижимая к груди тёплых дрожащих голубей. Молча поднялся на балкон второго этажа, спрятал в старой пустой клетке голубей и, вернувшись в свою комнату, лёг в постель. Но уснуть долго не мог. «Так просили наши», — звучало у него в ушах.

Вскоре голуби настолько привыкли к старику, что он решил выпустить их на волю. Они долго кружили около замка, наслаждаясь свободой, потом вернулись на террасу. Томмах насыпал им зерна и ушёл. Утром голуби снова оказались на террасе. Через неделю они привели ещё несколько пар домашних голубей. А позднее, достаточно было старику выйти на один из балконов, как голуби атаковали его со всех сторон. От внука он узнал и о том, что первая пара голубей часто прилетает домой и уводит с собой остальных. Дед ещё заботливее стал ухаживать за своими пернатыми друзьями.

С тех пор Иржи Томмах часто пользовался услугами голубей для пересылки «новостей» замка, которых он узнавал с каждым днём всё больше и больше. Но он не знал, какую службу сослужили голуби друзьям его внука, вынося на своих крыльях тайны старого замка.

Новые хозяева попросту не замечали старого сторожа. Иржи не мог выйти из замка, потому что ключи от всех выходов были в руках ночных обитателей. Прогнать старика или уничтожить его они не могли, потому что он один знал все тайники замка и был им нужен. Посвящать в тайны замка новое лицо было куда рискованней.

Старик молчал и наблюдал. Молчал, но не одобрял того, что начал понимать. Однажды, проводив ночных обитателей замка в лабиринт подземного выхода и опустив тяжёлую чугунную плиту, он вернулся в зал и долго стоял в раздумье посреди только что покинутого зала. «…Базальтовые горы… инженер Споряну». — повторял он услышанные обрывки фраз, стараясь понять их смысл, сопоставить с тем, что слышал от внука, но так и не смог связать их воедино.

— Будь оно проклято, это гнездо злодеев, — сказал он сердито, махнул безнадёжно рукой и пошёл в свою комнату.

Он долго лежал с закрытыми глазами на старой, продавленной и потёртой кушетке, мысленно перебирая в памяти всё, что запомнил из слышанного. Его тревожило слово «Москва», которое так часто сегодня повторялось в разговоре. Иржи Томмах очнулся от раздумий, когда из пустого зала полилась полночная мелодия боя старинных часов. Он открыл глаза, прислушиваясь к давно знакомым звукам, широко улыбнулся и бодро поднялся с кушетки, хлопая по бёдрам руками и приговаривая: