Поручик Ржевский или Дуэль с Наполеоном - Ульев Сергей

Потом поручик Бекетов взял в руки гитару. И девушки запели.

В низенькой светелке огонек горит

Молодая пряха у окна сидит.

Молода, красива, карие глаза,

По плечам развита русая коса.

Русая головка, думы без конца.

Ты о чем вздыхаешь, пряха ты моя?..

Девушки затихли, словно о чем — то задумавшись.

Ржевский подкрутил ус.

— А продолжение сей песни знаете?

— Какое? Спойте, пожалуйста! — оживились они.

— Дмитрий, а-ну подыграй!

И поручик запел:

Русая головка, думы без конца.

Вот она ласкает старого вдовца.

Стар, но что ж такого? Пусть осудит мир.

Он гусар, к тому же ротный командир.

Он красотку — пряху в Питер отвезет,

Для красотки — пряхи бельэтаж наймет.

Он наймет карету и наймет ей слуг,

Ознакомит с пряхой благородный люд.

Он научит пряху танцам и балам,

И из пряхи выйдет хоть куда мадам.

— Вот так — то, любезные мои, — допев последний куплет, подмигнул Ржевский девушкам. — А сказать по правде, молодой поручик во сто крат лучше старого ротмистра!

Девушки смущенно захихикали.

Агнеса Харитоновна, подойдя к Ржевскому, прошептала ему на ухо.

— Помните, поручик, вы говорили, что сделаете для меня все, что я захочу?

— В любое время дня и ночи. — Он живо огляделся. — Вон за тем кустарником должно быть укромное местечко и мягкий мох. Идемте скорее, милая.

— Дайте же договорить! — Она топнула ногой. — Доверьте мне этого французского лейтенанта.

— То есть как? Зачем?

— Я его расстреляю.

Ржевский подергал себя за ус.

— Он, конечно, нахал. Но убивать пленных не в наших правилах.

— Поручик, вы обещали. Я настаиваю!

— Хорошо, только спрошу у Дениса, нужен ли ему язык.

Девушку передернуло.

— Неужели вы верите, что язык казненного приносит счастье?

— Я не про тот язык, которым лижут, а в военном смысле. Может, ваш француз знает что — то важное.

— Скорее, поручик!

Ржевский отозвал в сторонку своего командира.

— Денис, нашей Агнесе так хочется драгунского лейтенанта расстрелять, аж вспотела.

— Ну, коли она такая кровожадная… — пожал плечами Давыдов, попыхивая трубкой. — Значит, так тому и быть.

Ржевский привел французского лейтенанта к Агнесе. Лоб пленника был перевязан, но глаза по — прежнему веселы.

— Сударыня, теперь он ваш!

— Спасибо, сударь. Одолжите, пожалуйста, мне свой пистолет.

— Может, сразу два? Чтоб уж наверняка.

— Поручик, прекратите!

— Не понимаю, за что вы его так невзлюбили?

— Это та самая переодетая гувернантка, я вам рассказывала.

— Ба! Сражен наповал!

Ржевский подал ей пистолет.

— Погибнуть от женской руки — счастье для француза, — сказал он пленнику. — Не правда ли, месье? Парлэ ву рюс?

Француз слегка побледнел. Его взгляд заметался между Ржевским и молодой дворянкой.

— Што она будет с меня делать? — выговорил он по — русски.

— О-о, как вы скверно выражаетесь. Немудрено, что вы могли научить ее только всяким пакостям.

— Я учить? Кого?

— Молитесь, горничная. — Ржевский потуже затянул узлы на его связанных за спиной руках. — Вас узнали.

— Это не я. Сэ нё жё!

— Вы! И будьте любезны говорить по — русски. Гундосить будете на том свете.

— Сам лапоть щи хлебать! — огрызнулся француз.

— А-ну, молчать, парижский осел! — рявкнул Ржевский.

— Я не мочь быть паришский осел! Я народился в Марселе.

— А умрешь в Тмутаракани!

Ржевский, выхватив нож, свободной рукой подцепил француза за штаны.

— Одно движение — и ты евнух!

— Позвольте мне умереть мужчиной, — посинел от ужаса несчастный.

— Тогда не дергайся, — сказал Ржевский, срезая ему пуговицы. — От судьбы не убежишь, а от Агнесы и подавно.

Молодая дворянка раздула ноздри, как кобылица.

— Благодарю, поручик, — сурово произнесла она и, взяв француза за локоть, повела его по тропинке в чащу.

Пленник шел, понурив голову и придерживая спадающие штаны.

Вскоре они исчезли за деревьями.

Ржевский присел на пенек перемотать портянки. Подошел Давыдов с трубкой в зубах.

— Ну что?

— Увела. Сейчас прихлопнет.

И только он это сказал, как в отдалении прогремел выстрел! В листве деревьев испуганно закричали птицы.

— Готов, — по — будничному сказал Ржевский. — Моя ученица не промахнется.

Прошло еще минут пять, а Агнеса все не возвращалась.

— Что — то тут не так, — нахмурился Ржевский.

— Наверно, рука дрогнула, — сказал Давыдов, выбивая погасшую трубку об сапог. — Не так — то это просто человека убить.

— Давай посмотрим.

Они быстро пошли по тропинке.

И тут им навстречу показалась Агнеса, под руку с живым и невредимым французом.

— Простите, Денис Васильевич, я передумала, — виновато улыбнулась девушка и, посмотрев на поручика, добавила: — Мы объяснились с Мишелем. Он хороший!

— Да-а, — протянул Ржевский, — видно, зря я ему пуговицы — то срезал…

— При чем здесь пуговицы? Поймите, он не такой, как другие…

— Кто ж тогда пальнул?

— Ох, вы не представляете! На нас выбежал дикий кабан. Я сразу выстрелила, как вы учили, но не попала.

— А я бы этого кабана хлопнул за милую душу, — сказал Ржевский, с неприязнью глядя на француза. — Жаль, не пошли вам впрок мои уроки.

— Я устала воевать, поручик…

К вечеру Ржевский крепко напился и все твердил друзьям, мотая головой:

— Она же хотела его убить. И вдруг такой пассаж!

— Бедняга, что ты понимаешь в женском коварстве… — вздохнул Лебедев — Кобылин.

— Я знаю женщин, как свои портянки!

— Неужто ты до сих пор не понял, что Агнеса и не собиралась никого убивать?

— Да у нее глаза горели как у кошки!

— Вот именно, от дикой страсти. И ей нужен был предлог, чтобы уединиться с пленником.

— Три тысячи чертей! Да я его… по морде и к барьеру!

— Не горячись, братец, — сказал Давыдов. — Что проку с раненного француза и капризной барышни? Ты вспомни, сколько мы сегодня отбили фуража!

На следующий день ахтырцы прощались с Агнесой Харитоновной и ее крепостными девушками, отправлявшимися на двух колясках к ее тетушке, в Пензу. Молодая дворянка ехала со своим французским лейтенантом, которому Давыдов даровал свободу под обещание никогда впредь не драться против России.

Перед тем, как сесть в двуколку, Агнеса всем улыбалась, позволяла офицерам целовать себе ручку, а рядовым гусарам — своих крепостных девушек. Наконец, чмокнув Дениса Давыдова в бакенбарды, она подошла к Ржевскому.

— Прощайте, поручик. Я никогда вас не забуду.

— Я тоже, — буркнул Ржевский. — Ни вас, ни вашего бесценного француза.

На ее губах расцвела улыбка.

— Поймите, это был мой первый учитель.

— Как не понять. Когда я был мальчишкой, я тоже был не промах. Но мне не пришло в голову жениться на первой попавшейся…

— Прачке? — рассмеялась она.

— Служанке.

— Я почти угадала. А Мишель все — таки из буржуа.

— Agnes, mon ange, идешь ли ты? — донеслось из коляски.

Она протянула ему руку.

— Вспоминайте хоть иногда.

— Стало быть, навоевались, Агнеса Харитоновна?

— Лучше на перепелок охотиться, чем на людей.

— Я полагал, у нас с вами любовь-с, — пожурил Ржевский, поцеловав ей руку.

— Вы просто душка! Не вините меня, пожалуйста. Пусть Мишель мой первый учитель, зато вы мой первый мужчина.

— А я всегда первый!

— До свидания, хвастунишка!

Она села в двуколку, и лошади тронулись в путь.

— Из Агнесы выйдет хоть куда мадам, — буркнул Ржевский, глядя вслед удалявшейся коляске.

— Не печалься, братец, — сказал Давыдов, набивая трубку табаком. — Туда им и дорога — от греха подальше. Не женское это дело — война.

Лебедев — Кобылин обнял своих друзей за плечи:

— Пошли — ка, братцы, водку пить. Она нам никогда не изменит!

Глава 23. Неприятный сюрприз

9 июля Барклай со своей армией пришел в Витебск, расположившись лагерем. Он хотел дождаться здесь Багратиона, чтобы обсудить некоторые неразборчивые выражения из адресованных ему пылким генералом писем. От русской грамматики с грузинским почерком у Барклая рябило в глазах, а его штабные писари подозрительно конфузились и запинались, когда он просил помочь ему с переводом.