Райское Местечко - Михаил Ардин

На этот раз, слава богу, для мышки все закончилось хорошо.

– Я хотел бы умыться и вообще прийти в себя.

– Конечно, Алекс. Здесь есть ванная, прошу.

Дверью в ванную комнату оказалась, как и следовало ожидать, одна из деревянных панелей в стене кабинета. Ванная была большой и удобной, разве что бассейна там не наблюдалось. Я склонился над умывальником и долго держал голову под прохладной струей. Потом взял с полки чистое полотенце, стал вытирать волосы, и мой взгляд упал на полочку над умывальником, на которой располагался обычный для ванной набор со щетками, баночками, тюбиками и прочими мелочами. Я с нежностью подумал, что до каждой вещи дотрагивалась Мелисса, и мне тоже захотелось прикоснуться к ним.

В общем, было очевидно, что для меня ничего не закончилось. Мои чувства к Мелиссе никуда не исчезли. И я никогда не смогу опять загнать их в какой-нибудь глухой угол своего сознания. Я не хотел этой любви, но она жила во мне, она была частью меня, она пульсировала в каждой клетке моего существа.

Я понимал, что воздействие газа я пережил сравнительно легко лишь потому, что большую часть своей жизни я подавлял усилиями разума не столько животные инстинкты, сколько свою любовь к Мелиссе. Я подумал, что даже хорошо, что испытал на себе это подлое оружие, потому что оно освободило мое сознание от мной же установленных запретов, и я обнаружил в себе любовь. Теперь я понял, почему с женщинами у меня никогда не получалось ничего хорошего и почему расставания с ними я переживал так легко. Просто сердце мое было уже занято, только я не позволял себе признаться в этом. Я любил Мелиссу!

Мой разум опять пытался взять вырвавшиеся из-под запрета чувства под контроль: «Она так легко рисковала твоей жизнью!» А чувства сопротивлялись: «А может, она спасала мою жизнь?»

Разум говорил: «Эта любовь безумна, Мелисса невообразимо старше тебя, она – монстр. В любую минуту она может превратиться хоть в крокодила, хоть в астероид». Но теперь я знал, что буду нежно любить ее, даже стань она тарбозавром.

Разум твердил, что любовь к селферу смертельна, расплата за нее – годы жизни. Но я готов был заплатить всей оставшейся жизнью за одно мгновение счастья с ней.

Наконец, разум выдвинул главный аргумент: «Твоя любовь безнадежна, у Мелиссы есть Майкл». Да, мне выпало счастье несчастной любви. В нашем мире свободных союзов селферы меняют партнеров не реже, чем обычные люди, но изредка селферы образуют особый союз, союз очень прочный. Я не знаю, в чем причина таких постоянств, но известно, что разрушить подобную связь невозможно. И у Мелиссы с Майклом была именно такая связь, длящаяся уже полторы тысячи лет.

Все доводы разума были бессильны. Я просто знал, что мое место в жизни – там, где она. Это, как в детской игре «холодно-горячо». Всю жизнь было «холодно», а сегодня было очень «тепло». Я был рядом с Мелиссой,- я был на своем месте. Сейчас я просто не понимал, как я мог всего час назад размышлять, не стоит ли мне отказаться от перспективы стать селфером, и задумывался о цене, которую надо заплатить за жизнь рядом с Мелиссой.

Но тут из какого-то дальнего угла моего сознания выбрался маленький человечек, который ухитрился там затаиться и спрятаться от газа «РЛ-46». Этот человечек распрямился, взглянул мне в глаза из зеркала над умывальником и вкрадчиво спросил: «А как же Надя?» Да, Надя. Оказывается, ее образ никуда не исчез, несмотря на любовь к Мелиссе.

Я перестал понимать себя, я запутался в самом себе. Во мне разум боролся с чувствами, и чувства не были однозначны. Я болел безумной бессмысленной безнадежной двойной любовью.

Боже, как все это было нелепо! Умом я понимал, что меня мучает какой-то воображаемый выбор, которого на самом деле не было и быть не могло. Для Мелиссы я только объект работы, а Надя вообще не знает о моем существовании. Но очевидная глупость страданий не делала мои терзания менее реальными. Это была реальность моего внутреннего мира, который, в отличие от мира внешнего, весь и состоит из подобных терзаний и фантазий, из мук и надежд. Именно внутренний мир и является истинной реальностью каждого человека.

Запутавшись в противоречивых мыслях и чувствах, я стоял, опершись руками о раковину, и разглядывал себя в зеркале. Надо было как-то подводить итоги сегодняшнего дня. Еще утром я осознавал себя героем-капитаном одного из самых больших земных космических кораблей, человеком цельным, спокойным, сдержанным, уверенным в себе, так сказать, в меру циничным, знающим жизнь оптимистом без особых проблем. Все, произошедшее в последние часы, поставило под сомнение мои представления о мире, в котором я прожил полвека. Более того, как оказалось, я не знал самого себя. Во мне тайно зрели зерна иного разума, а я не подозревал об этом. Во мне скрывались сильные чувства, я считал себя холодным и бесстрастным.

Из зеркала на меня смотрел новый человек, и он отменил мою прежнюю жизнь. Теперь у меня были другие цели и другой смысл жизни.

Но я впервые осознал, насколько я уязвим и как бесконечно одинок. Безнадежно одинок в родном мире, внезапно ставшем непонятным и чужим.

И теперь я не чувствовал себя единым целым. Мой внутренний мир был расколот на части, а в сердце застыл ледяной стержень, холодный клинок.

Я вспомнил древнюю притчу о мальчике Кае, которому Снежная Королева вонзила в сердце осколок ледяного зеркала, а добрая девочка Герда растопила, этот лед своей любовью. Мне стало так жалко себя, что на глаза навернулись слезы. Несчастье Кая заключалось в том, что, получив осколок в сердце, он потерял способность любить, а мое несчастье состояло в том, что я приобрел такую способность. А главное, у меня была Снежная Королева, но не было любящей Герды.

Я еще немного пожалел себя, умылся и расчесал волосы щеткой, ее щеткой. Надо было жить дальше.

Я вышел из ванной. В кабинете было пусто. На крыльце в потоке солнечных лучей стояла Мелисса. Нет, не Мелисса. Женщина, стоявшая ко мне спиной, была одета в длинную просторную блузу из живых лепестков белых маков и белые брюки. Это был последний писк моды, с которым я ознакомился лишь потому, что так была одета Надя, когда ее снимали для выпуска Новостей. Мама потом объяснила мне, что лепестки цветов покрывают очень тонкими специальными пленками, после чего из них собирают одежду, соединяя лепестки в цветы и целые букеты.

Блуза на женщине была точно такой же, как на Наде, это я точно помнил, поскольку много раз прокручивал тот короткий сюжет Новостей. Солнце било мне в глаза, я щурился и пытался рассмотреть женщину.

Женщина повернулась и шагнула на веранду. Это была Надя.

Я решил, что в результате пережитых волнений сошел с ума, и на всякий случай впал в уже привычное для меня состояние столбняка.