Рассказы - Максим Макаренков

Я бегу рядом со своей волчицей. Метель заносит следы стаи. Вожак мчится впереди, огромными летящими скачками. Все ближе темная стена леса.

Самосвал

Веселый праздник Новый Год! В этот раз сумасшедшая и пьяная новогодняя ночь бурлила и чуть не лопалась от угарного веселья. В квартире орал телевизор, пора шампанского уже прошла, и народ в полный рост потреблял водку. Уже обвивался вокруг унитаза длинный и вечно сутулый Ваня Сорин, на лице его застыла мучительная гримаса, а конец шикарного галстука ручной работы плавал в его же блевотине. С бодро воющим нечто радостное и новогоднее телевизором соревновался музыкальный центр надрывно выводящий: «Ах какая женщина, мне б такую». Какую «такую» мужская часть гостей понимала уже слабо, но на прижимающиеся в танце бюсты еще реагировала. Кое-кто уже перебрался в спальню хозяев и оттуда доносились тяжелые вздохи. Впрочем, на них никто не обращал особого внимания, праздник шел своим, уже привычным, чередом и не требовал постороннего вмешательства. Да и не могли уже вмешаться ни хозяин, блаженно посапывавший, уронив голову на стол и выпустивший детскую струйку слюны из уголка рта, ни хозяйка, разбитная вечно двадцатилетняя девица лет тридцати, чьи вздохи и повизгивания как раз и доносились из спальни. Словом, все были счастливы.

За одним исключением. Это исключение спало сейчас в своей комнате, свернувшись калачиком и обиженно хлюпая носом. Подушка и рукав пижамы намокли от слез и соплей, которые пятилетний Глеб размазывал, тихо и горько рыдая от обиды, после того как в одиннадцать часов вечера мама, с блестящими от первых бокалов шампанского глазами, чмокнула его в щеку, оставив яркий мазок помады на ней и сунула подарок «от Деда Мороза». Плюшевый медведь тупо таращился на Глеба, неловко свешивая лапы, а первые крупные слезинки недоумения и обиды закипали в уголках глаз.

«Ммммаммма… а машинка? А как же машинка??» — этот здоровенный самосвал Глеб присмотрел еще месяца два назад и каждый раз, проходя мимо Детского мира, волок маму или папу смотреть на это огромное голубое с красным чудо. Правда, ни мама ни папа не реагировали на то, что ребенок каждый раз надолго замирал возле витрины и явно не реагировал на происходящее вокруг. Только один раз папа, не глядя на Глеба обронил: «Ага… Деду Морозу напиши…»

Глеб так и сделал, высунув кончик языка и пачкая фломастером пальцы. Воспитательница Татьяна Николаевна присела около его стола и диктовала буквы. Большинство из них он уже знал, а остальные тетя Таня рисовала на отдельном листе, а Глеб выводил, сопя от натуги в своем письме. Слова складывались трудно, буква «я» норовила расползтись во все стороны, но желание получить самосвал помогало.

Вечером Глеб показал письмо маме, та прочитала, сказала «угу» и отложила его на стопку модных журналов.

Глеб уже распланировал, где он будет держать самосвал и, засыпая, каждый вечер представлял, как будет катать его по дачному участку. Самосвал стал ему сниться, он разговаривал с Глебом, пластмассовый бампер расплывался в улыбке и грузовик начинал, словно веселый щенок, носиться вокруг мальчика, легонько толкая его под коленки. По утрам Глеб просыпался с улыбкой.

И вот теперь, глядя на неуклюжего плюшевого медведя непонятного цвета, Глеб чувствовал, как перехватывает у него дыхание… «Мама, а где же самосвал?? Я же написал письмо!»

Мама пожала плечами и, взъерошив сыну волосу, предположила: «Ну, у Деда Мороза писем очень много. Может, не успел прочитать…»

И все пошли за стол.

Пробираясь мимо журнального столика, Глеб задел стопку журналов, и они мягко скользнули на пол. Из-под них выпал листок с детскими неровными каракулями. Это было последней каплей и Глеб зарыдал в голос: «Ты не отправила! Ты его не отправила!»

Захлебывающегося слезами Глеба уложили спать и, скоро веселье набрало темп…

К четырем часам утра даже наиболее стойкие питухи начали ломаться, и скоро народ начал подремывать везде, где их настигал сон…

Только на кухне, глупо улыбаясь своему отражению, покуривал слегка проспавшийся хозяин квартиры, кивая в такт заплетающейся речи своего приятеля. На звонок в дверь он отреагировал не сразу, потом прислушался и на заплетающихся ногах пошел открывать.

В дверях стоял… Дед Мороз. Пьяный хозяин не сразу понял, что показалось ему странным. Медленно оглядывая гостя с ног до головы, он подмечал запах овчины, стоптанные валенки, но до отупевшего от «Северного сияния» мозга это не доходило. Расплывшись в улыбке, хозяин протянул руку и дернул Деда Мороза за бороду: «А ты не нааасатааящийййййййй…..» Борода не сдвинулась ни на миллиметр, а Дед Мороз схватил хозяина за горло, приподнял и внес в прихожую.

Хмель выветрился из головы, и он начал задыхаться от нечеловеческой хватки огромной пятерни. Нежданный гость приблизил свое лицо к перекошенной багровой физиономии и прошептал гулким басом: «А письмо-то я прочитал». Потом хозяин увидел только стремительно надвигающийся кулак, и осколки носа вошли ему в мозг. Вышедшего на шум из кухни приятеля Дед Мороз шибанул об стенку так, что затылок хрустнул, приятель икнул и кучкой тряпья сполз на пол.

Потом Дед Мороз закрыл входную дверь, поправил пустой мешок, перекинутый на веревке через плечо, и прошел в комнату.

Во сне Глебу показалось, что в соседней комнате, где гуляли взрослые, кто-то вскрикнул, но он только тяжело вздохнул и поплотнее закутался в одеяло. Дверь детской тихонько открылась и, неслышно ступая, вошел Дед Мороз. Он присел на край кровати и протянул руку, чтобы погладить взъерошенные волосы мальчишки. Отдернул руку, заметив, что она испачкана чем-то темным и блестящим, торопливо вытер о шубу и погладил волосы Глеба. Тот сладко зачмокал губами и на губах появилась легкая улыбка. Ему снился летний день и неподаренный самосвал, полный чистого золотистого песка.

Посидев немного, Дед Мороз встал и запустил руку в свой мешок. Он нащупал в пустом мешке что-то и потянул наружу. Мешок приобрел угловатые очертания и из него показался ярко-голубой пластмассовый бампер.

Выходя из комнаты, Дед Мороз оглянулся, посмотрел на мальчишку, на огромный самосвал около кровати и тихо закрыл за собой дверь.

Проходя через большую комнату, нагнулся, откинул тело, валяющееся на полу, и быстро поднял листок, пока до него не добралась растекающаяся лужа крови. Расправил листок, улыбнулся детским каракулям и аккуратно сунул листок за пазуху. Потом быстро вышел из квартиры, где пахло разлитой водкой, мандаринами и кровью.

Символ королевства