Бельгийская новелла - Констан Бюрньо

— Пометьте у себя, Кош. Написать в солидное туристическое агентство через генерального консула в Лос-Анджелесе с оплатой ответа по чеку. Пока все.

— Отец, — сказала мадемуазель Ариадна, — вам надо полежать. Мы снова займемся атласом после того, как вы отдохнете.

— Я не хочу спать. Мы можем теперь снова проследить маршрут, найти недостающие звенья…

Почтовые открытки были разложены по датам, и г-н Амбер с лупой в руках мастерски отыскивал в атласе дорогу, по которой они ехали, и места стоянок. Однако в горном районе возникла загвоздка: в одном месте, на высоте Альбукерке, обнаружился непонятный пробел Истории — любитель вскоре выдвинул свою гипотезу.

На каком-то этапе пути Дезире просто ничего не написала, ведь в среду, 3-го числа, в то утро, когда пришла телеграмма от Гарри Джорджа, в почте не было открытки, а затем они стали приходить только по одной ежедневно. Разве это не означает, что в какой-то день молодожены заночевали, наверное, в стороне от больших дорог, в таком затерянном и отдаленном углу, где невозможно было найти открыток с видами? И, перейдя от географии к анализу текстов, г-н Амбер обнаружил в первой из двух открыток с изображением Долины Смерти слова, объясняющие загадку: мы можем позволить себе еще один день отдыха… Тогда как со времени отъезда из Нью-Йорка послания следовали одно за другим, от пункта к пункту, без какого-либо намека на малейший крюк для прогулок. Еще одна прогулка, разве это не означало, что одна из них уже состоялась и что она могла быть только в том месте маршрута, где обрывалась прямая линия, что, между прочим, совпадало с перерывом в ежедневных посланиях. Даты на марках часто были неразборчивы, их невозможно было разглядеть даже в лупу; разумеется, это создавало дополнительную трудность. Но, по всей видимости, ни на одной из них не значилось 29 мая, и это 29 мая наступило как раз вслед за тем днем, когда путешественники, по-видимому, отклонились от своего обычного пути, соблазнившись, наверное, прогулкой в горы.

— Дезире объяснила бы в следующей открытке, почему не написала накануне, — предположила мадемуазель Амбер.

— Дезире писала наспех и редко что-нибудь уточняла, — прошептал г-н Кош, не очень охотно склоняясь к версии патрона. Г-н Амбер был удовлетворен: эта небольшая работа по восстановлению событий его возбуждала, и одновременно ему казалось, что он обогатил своего директора подлинным интересом к жизни.

Он отложил открытки, постучал по столу краем этой плотной колодой.

— Поверьте мне, мосье Кош, у вас здесь достаточно данных, чтобы день за днем и даже час за часом воссоздать последние недели жизни Дезире. Мы только начали эту работу, и еще остается сделать сотню вещей, которые мы будем открывать одну за другой. Да вот, например, что мне в голову пришло: в американских газетах за этот период мы найдем ежедневную сводку погоды и через них же узнаем, не происходило ли в тех районах или городах, которые они проезжали, какого-нибудь заметного события, мимо которого не могли пройти даже двое юных новобрачных, — большого пожара, бури, массовой забастовки. Вы можете пометить у себя, что нужно заказать нашему пресс-агенту серию вырезок из двух-трех ежедневных газет, выходящих в каждом из штатов, где они побывали. Таким образом, по каждому дню мы составим представление о погоде, о происшествиях, которыми мог быть отмечен тот или иной этап пути.

Да, поверьте мне, — продолжал он, — вполне можно пережить в уме (и г-н Кош невольно подумал, что мадемуазель Ариадна сказала бы: в душе) то, что другие переживают в прошлом. Человеческий мозг — хороший инструмент, от него можно добиться многого. К несчастью, мы осознаем это чаще всего только тогда, когда инструмент уже состарился… Что ж, наши старые мозги таковы, каковы есть, и мы должны довольствоваться тем, что имеем. И они помогут нам до конца восстановить этот переезд через Америку с помощью материалов, которые мы найдем, и тех, что мы уже имеем.

Он продолжал постукивать по столу колодой голубых открыток, присланных из США. Г-н Кош смотрел на эти открытки, на маленький кирпичик в руке историка-любителя: то одна, то другая особенно характерная орфографическая ошибка приходила ему на память, и он почувствовал, что сейчас заплачет. Его удержала злая мысль — злость останавливает слезы. Он подумал, что по логике вещей, организуя эту работу по воссозданию последних недель жизни Дезире, г-н Амбер должен был бы ратовать за расследование на месте, за то, чтобы кто-то повторил день за днем трансамериканский автопробег супружеской пары, чтобы этот следопыт прошел за ними по пятам, в каждом из отелей отыскивая их следы по регистрационным книгам: для выполнения этого плана патрон должен был бы напомнить о предложении, сделанном г-ну Кошу в первое же утро, о совете уехать немедленно. Но с той поры возникло дело Ле, и г-н Кош был очень нужен для операций, связанных с присоединением фирмы. Отметив про себя, что для патрона интересы фирмы все же были превыше всего, в том числе и расположения к нему, и что этого седобородого старца можно обвинить в душевной скаредности, г-н Кош испытал тихую радость, но сразу же упрекнул себя за это.

— …Материалы, которые у нас уже есть, а мы уже располагаем богатейшим источником сведений, мосье Кош… Что вы нам говорите о прерванной переписке, об умолкнувших сигналах! Вы и отдаленно не представляете себе их истинный смысл: эти открытки будут и впредь излучать радиацию новостей, нужно только помочь им в этом, дополнив их краткое содержание соответствующим документальным материалом, и вы увидите, что таких материалов — горы. Впереди у нас много работы, мосье Кош.

И г-н Амбер направился к обтянутому эластичной тканью металлическому креслу, в котором ежедневно отдыхал после обеда; это больничное кресло пятном выделялось на фоне стремянок светлого дерева и груды старых книг, наваленных на большом столе времен Луи-Филиппа. Он мгновенно переключился на отдых, словно начал другую работу, закрыл одно досье и открыл другое. Погрузившись в сон, он заулыбался в свою белую бороду, несомненно от удовольствия, что обнаружил пятнышко в истории и заставил г-на Кош сделать нечто вроде целительного упражнения по ментальной гигиене. Г-н Амбер испытывал удовлетворение оттого что оставлял мадемуазель Ариадну наедине с вдовцом. Он прекрасно знал, в какое, не имеющее ничего общего с исторической реконструкцией, русло, к каким более таинственным способам, необходимым, чтобы «оживить» Дезире, повернет разговор спиритка; сам-то он вовсе не верил в астральное тело, хотя и не пренебрег возможностью порасспросить Карла Смелого и Госсена де Стрееля о ночном нападении франшимонцев: нельзя ведь упускать ни одного шанса. К тому же на любое совместное дело его дочери с директором фирмы он взирал не без удовольствия; у него по этому поводу были свои полуосознанные мысли, которые он втайне лелеял после смерти Мадден.

Хозяин заснул, мадемуазель Ариадна и г-н Кош сидели друг против друга за овальным столом, а между ними лежала выпуклая стопка глянцевых, аккуратно положенных одна на другую открыток Дезире. Г-н Кош приготовился к испытанию, боялся и все же чувствовал, что ждет его, с надеждой, как больной — хирургическую операцию. Он уже преодолел страх перед каннибализмом спиритки, обратившим его в бегство в первый день траура, когда ему почудилось, будто на бледном лице старой девы написана жажда общения с мертвой, которая наконец-то оказалась ей ближе, чем герцоги Бургундские. Четыре прошедших дня надломили его, как долгая осада. Новостей от Дезире теперь ждать не приходилось, и что бы там ни говорил г-н Амбер, жизненные токи приостановились, источник иссяк: и бесконечным перечитыванием нескольких строк на обороте небесно-голубых открыток не удалось бы надолго заполнить существование, из которого не исчезала Дезире, поскольку в течение трех дней каждое утро он продолжал что-то узнавать о ней, как узнают что-то о ком-то, видя или слушая его. Именно это означает для вас, что человек жив, вы его видите, слышите, читаете его письма и представляете себе в тот момент по-новому, хотя для него самого асе это уже в прошлом. Звезда, которую вы видите, жива для вас, даже если она мертва уже тысячу лет. Но когда ее сияющие лучи перестанут доходить, именно в этот момент она перестанет существовать для вас А если мадемуазель Ариадна действительно способна вступить в контакт с мертвой Дезире? Теперь не осталось другой надежды, и перебирать почтовые открытки, и восстанавливать дни по метеорологическим сводкам — эти суетные занятия представлялись ему слишком тщетным утешением; г-н Кош смотрел на лицо затворницы и спрашивал себя, видели ли эти глаза под опушенными сейчас веками душу Дезире.

— Вы будете запрашивать материалы из прессы? — спросила она вполголоса, чтобы не потревожить сон отца.