Крылом к крылу - Василий Барсуков

А через некоторое время Николай Свитченок вел тяжелый бой с вражескими истребителями. В этом бою он был ранен в обе руки, в ногу и в бок. Пришлось покинуть самолет, воспользовавшись парашютом. После лечения вернулся в строй в 523-й истребительный полк.

В это время летчики 523-го полка летали уже над логовом врага — Восточной Пруссией, ежедневно пробиваясь сквозь заградительный огонь к узлам вражеской обороны.

Фотографирование огневых средств и позиций противника на переднем крае считалось очень сложным и опасным делом. Да так оно и было. Ведь нужно пройти над головами гитлеровских войск, не реагируя на интенсивный зенитный и автоматно-пулеметный огонь. Такие задания обычно поручались Ануфриеву, Сычеву, Разяпкину, Суслову, Затоне. Они привозили отличные снимки, на которых во всех деталях воссоздавалась панорама переднего края. Когда требовалось фотографировать объекты в глубоком тылу врага, большие аэродромы, крупные железнодорожные станции, то лучшие летчики полка шли на такие задания в одиночку. Здесь особенно выделялся Николай Свитченок, и, пожалуй, никто не мог соперничать с ним. Человек нашел себя, это было его призванием, главным делом боевой жизни. Попав в истребительный разведывательный полк, он как будто переродился. Широкое поле деятельности, личная инициатива и изобретательность для выполнения задания по воздушной разведке оказались его стихией.

Став воздушным разведчиком, он создал свой особый почерк, выделявший его в числе лучших летчиков полка. Свитченок почти никогда не повторял одного приема дважды. Он творил в воздухе. Был смел и хитер. Даже многоопытные товарищи, которые сами не раз лезли к черту на рога, удивлялись его умению проникнуть в самые труднодоступные районы. Он обладал поразительным чутьем на вражеские зенитки, которых больше чем достаточно у объекта съемки.

Свитченку, как и другим летчикам полка, приходилось вести и воздушные бои в глубоком тылу врага, хотя его главная задача — разведка. В этих боях он добивался победы, добавляя к своей репутации славного разведчика репутацию умелого истребителя.

Однажды Свитченок в паре с Рыжовым получил задание сфотографировать крупный вражеский аэродром, К объекту они подошли на большой высоте. Под собой заметили, что над аэродромом ходят парами «мессершмитты». Чтобы произвести съемку, разведчикам необходимо было снизиться. Но обстановка сложилась явно не в их пользу. Даже Свитченок затруднялся что-либо предпринять. Над аэродромом противника и на небольшой высоте принимать бой с «мессерами», когда моментально могут взлететь еще несколько пар, — прямое безумие. И тут, к своему удивлению, Рыжов увидел, что Свитченок дал две ракеты… Перчатка брошена. Если раньше, благодаря большой высоте, они могли оставаться незамеченными, то теперь о внезапности и говорить нечего. Свитченок сделал все, чтобы гитлеровцы им заинтересовались как с земли, так и с самолетов, находящихся в воздухе.

— Ты что, Фомич?! — с изумлением крикнул по радио Рыжов.

— Так надо, — недовольно буркнул в ответ Свитченок. — Следуй за мной да помалкивай, — спокойно передал он и пошел со снижением, не торопясь.

Рыжов не понимал, что происходит. Свитченок снижается в сторону врагов, словно «мессершмитты» его давние закадычные друзья… Фашисты не кинулись на них. Свитченок спокойно прошел на нужной высоте и сфотографировал весь аэродром. Так же спокойно стал удаляться, постепенно прибавляя газ.

— Теперь не тяни, — бросил он Рыжову, и оба разведчика на максимальной скорости пошли к востоку. Что происходило в это время на аэродроме, они не видели. После того как гитлеровцы позволили сфотографировать себя, Свитченку уже было все равно. Догнать разведчиков они уже не могли…

Рыжов вскоре все понял и очень жалел о своем вопросе, который вырвался у него над вражеским аэродромом. Он мог выдать себя и товарища. А замысел Свитченка был на редкость прост.

Дело в том, что у противника, да и у нас, существовала система оповещения «Я — свой», которая осуществлялась при помощи ракет. Эти сигналы устанавливались заранее на день, на два. Или одна ракета, или две определенных цветов.

Выстрелив из ракетницы наугад, Свитченок рассчитывал на то, что едва ли все летчики помнят, какие ракеты надо было давать вчера, позавчера или три дня назад. Знал, в случае неясности, наверняка засомневаются. Засомневается и тот фриц, который отвечает за противовоздушную охрану аэродрома. На уточнение сигнала потребуется несколько минут, а Свитченку, чтобы пройти над аэродромом и сфотографировать его, требовалось всего 20 секунд.

Дерзкий расчет оправдался полностью. Свитченок был неистощим на выдумки, смел, находчив и не любил повторяться.

В самом начале войны, когда Митрофан Ануфриев летал на разведку Юхнова и мостов через реку Угру, он каждый раз огорчался вынужденным отказом от боя. Ведь Ануфриев отчаянно смел и драчлив в небе. Но он не имеет права ввязываться в бой, не смеет без нужды рисковать добытыми сведениями, фотоснимками.

Мысль, что какой-то немецкий летчик может подумать о нем как о трусливом противнике, приводила его в негодование. Не раз он подумывал даже сменить воздушную специальность, но с каждым полетом на разведку он все больше убеждался, какую приносит пользу командованию, и чувствовал, что любителям подраться нет места в воздушной разведке. И пусть немец, от которого ему приходилось уходить, думает, что имеет дело с трусом, «слабаком». Теперь это ему стало совершенно безразлично. Он озабочен только одним — донести в сохранности данные разведки и обстоятельнее их доложить командованию.

Конечно, и сам Ануфриев не упустит возможности броситься внезапно в атаку и уничтожить врага. Зазевавшийся «мессер» от него не уйдет. Но он пойдет в атаку только в том случае, если это не в ущерб боевому приказу, если он не рискует разведданными, которые ждут на земле.

В воздушном бою, если уж его навяжут фашисты, разведчик Ануфриев сражается с великолепным мастерством и дерзостью.

Был такой случай. Ануфриеву навязали бой. Он носил скорее оборонительный характер, чем наступательный. Пара самолетов Ла-5 (ведущий — капитан Ануфриев и ведомый — младший лейтенант Шуваев) получили задачу разведать аэродром противника. На подходе к объекту разведки наша пара была атакована четырьмя Ме-109. Зная, что на высоте, превышающей 3000 метров, скороподъемность «мессера» превосходит «Лавочкина» и что на таких высотах с ним вступать в бой невыгодно, Ануфриев огнем и маневром решил затянуть противника на высоту 2000 метров.

«Мессершмитты» легко пошли на эту уловку. Они парами начали заходить нашим самолетам в хвост. Сделав полупереворот, Ануфриев с ведомым ушли вниз, увлекая за собой противника. Потом Ануфриев и Шуваев «горкой» набрали высоту и стали в вираж. Этот маневр привел к тому, что «мессеры» потеряли главное, без чего нельзя вести воздушный бой, — преимущество в высоте.