Красная пелена - Башир Керруми

Полина приходила к нам два раза в день – мерить температуру и раздавать таблетки. Она всегда улыбалась, всегда разговаривала ласково, и мы ждали ее прихода с нетерпением. Она словно солнышко озаряла наше мрачное существование.

Особенно заметным контраст между поведением Полины и всех остальных становился, когда она заходила к нам в комнату не одна, а в сопровождении Мари-Клод или Мари-Франсуазы. Обе санитарки тут же начинали разговаривать с нами сквозь зубы. Я долго ломал себе голову, пытаясь понять, в чем дело, и наконец догадался. Они просто завидовали Полине и ее доброте.

Мне также нравилась Надин, проводившая у нас курсы трудотерапии.

Я ходил к ней на занятия каждый день, обучаясь печатать на машинке. Класс располагался на последнем этаже здания, но я без труда добирался туда самостоятельно: шел, вытягивая вперед руки, чтобы на что-нибудь не наткнуться, а поднимаясь по лестнице, приволакивал ноги, ощупывая каждую ступеньку.

В классе-мастерской всегда витала теплая, почти радостная атмосфера, так не похожая на ту, что царила за ее стенами. Каждый занимался своим делом; мы негромко переговаривались под звуки радио, включенного на музыкальную программу.

Пациенты с физическими травмами рук разрабатывали мускулатуру с помощью лепки, плетения и прочих видов деятельности.

Слепых, кроме меня, здесь не было, и мне поставили отдельный столик в стороне от остальных – возможно, потому что древняя пишущая машинка, на которой я тренировался, издавала оглушительный грохот.

Благодаря Надин я совершил важное открытие. Оказывается, я могу научиться писать, не прибегая к посторонней помощи.

Что касается радио, то, слушая музыку, я понял, что способен испытывать те же волнующие чувства, какие она вызывала во мне всегда. Значит, даже ослепнув, я не потеряю способности к сопереживанию. Думаю, что именно в эту минуту моя решимость начать заново отстраивать свою жизнь оформилась и окрепла.

У меня появилась навязчивая идея – раздобыть себе радио. Денег у меня не было, следовательно, о том, чтобы просто пойти и купить приемник, не приходилось и мечтать. Приходилось выпрашивать его у тех, кто обладал вожделенным устройством, чаще всего – у Надин. И вот в один прекрасный день она вошла к нам в комнату и сказала, протягивая мне пакет:

– Держи! Это подарок для тебя.

Я очень удивился – до сих пор мне не часто случалось получать подарки.

– Это транзисторный приемник, – добавила Надин.

Мое счастье было беспредельным. Я не знал, как мне отблагодарить Надин, и поднялся, чтобы чмокнуть ее в щеку. Но она чуть повернула голову и подставила мне свои губы. На краткий миг я напрочь забыл о своем несчастье. Сладость поцелуя пробудила во мне невероятную жажду жизни. Раньше я и не подозревал, что человек может до такой степени хотеть жить.

Глава 14

Теперь, когда я был погружен в вечный сумрак, единственной связью с миром стали для меня звуки, в первую очередь человеческие голоса. Подаренный радиоприемник вернул мне вкус к жизни, и я перестал столь остро ощущать свое одиночество.

Я слушал передачи и наслаждался музыкой. Кроме того, я начал постепенно узнавать, что собой представляет западный мир. Я всегда любил поэзию, поэтому на меня огромное впечатление произвели песни Брассенса. С не меньшим удовольствием я слушал других исполнителей, в том числе Ферра, Ферре, Трене.

Я не расставался со своим радиоприемником ни на час. Наконец-то я получил неиссякаемый источник информации! Я переключался с государственных каналов на коммерческие, и каждая передача приносила мне что-то новое. Даже реклама меня не раздражала, ведь благодаря ей я ближе знакомился с французским обществом.

Можно сказать, что я проникал во французскую культуру через ее голоса. Я старался не пропускать ни одной передачи, посвященной литературе и кино. Но с особенным нетерпением я ждал, когда будут передавать очередную радиопостановку. Канал «Франс-культюр» транслировал радиоспектакли два раза в неделю – в четверг вечером и в воскресенье днем.

Еще одной любимой передачей стала для меня «Звоните, мы здесь!», выходившая на канале РТЛ. Ее ведущие предлагали слушателям, столкнувшимся в жизни с серьезной проблемой, звонить на радиостанцию и делиться своими трудностями. Прослушав нескольку выпусков, я осознал, что у меня в душе зародилась смутная надежда…

На самом деле положение мое оставляло желать много лучшего. Мой студенческий билет был некоторое время назад аннулирован, что автоматически означало, что я лишился легального статуса. Из этого следовало, что прямо из больницы меня отправят назад в Алжир. Катастрофа! Едва ли не худшая, чем потеря зрения!

«Нет! – сказал я себе. – Этого не будет. Я не намерен стать объектом североафриканской жалости, которая превращает человека в живой труп. Лучше умереть. Ни за что я не дам им повод проливать надо мной слезы. Я достаточно насмотрелся на всех этих доброхотов, этих якобы набожных ханжей и лицемеров. Я никогда не был нытиком и не собираюсь им становиться. Пусть приберегут свои носовые платки для других».

Я всегда предпочитал общаться с людьми, для которых чувства были способом установления с окружающими связей, основанных на равенстве, теплоте и оптимизме. Правда, такой тип общения требует ума, а природа далеко не всех наделила равными способностями.

Одним словом, столкнувшись с необходимостью получения вида на жительство, я решил обратиться за помощью к программе «Звоните, мы здесь!». Не зря же говорили, что эта передача творит чудеса.

Чтобы дозвониться в студию и записаться в лист ожидания, мне пришлось проявить выдержку и упорство, сравнимые с теми, что потребовал от меня пеший переход из Бельгии в Голландию. Шагай, шагай, шагай и снова шагай!

Через три недели мое терпение и настойчивость были вознаграждены: меня соединили с журналистом, который вел программу.

Я заранее отрепетировал речь, которую произнесу по телефону. Просто попрошу помощи у любого, кто согласится обменять вместо меня мой студенческий билет на более новый в префектуре.

Но ведущий начал расспрашивать меня, как именно я потерял зрение, что со мной было в больнице и так далее. Я старался отвечать как можно более лаконично, но, как выяснилось, мои слова растрогали многих слушателей до слез. Я не очень хорошо отношусь к плаксам, но тут сказал себе: ладно, пусть поплачут; психологи говорят, плакать полезно – меньше риск заболеть.

Зато телефонистки, работавшие в справочной санатория, меня возненавидели. И получаса не прошло после моего разговора с ведущим программы, а на них обрушился шквал звонков. Телефон звонил не переставая. У меня в комнате аппарата не было, поэтому отвечать на звонки приходилось медсестрам и санитаркам. В конце концов им это надоело, и они переселили меня в справочную, чтобы я сам снимал трубку. Нечего и говорить, что после этого эпизода персонал санатория дружно невзлюбил меня: еще бы, я вносил суматоху в их привычное ленивое существование. Но я не обращал на их враждебность никакого внимания; успев привыкнуть к одиночеству, я меньше страдал по обществу злобных дураков.

На следующий день к моему новому статусу добавился еще один – я стал избранником почтальона. В санатории мало кто из больных получал письма, тем более ежедневно. А мне на протяжении двух недель несли их пачками.

Да, я получал письма десятками. Например, в первые три дня я каждый день получал до сотни писем.

Передо мной встала серьезная проблема: как их прочесть? Мои соседи по комнате ничем мне помочь не могли, потому что оба были неграмотными. Ждать содействия от персонала тем более не приходилось. И тут мне повезло. Меня пришла навестить одна пожилая дама, с которой у нас моментально установились очень теплые и дружеские отношения. Одно ее присутствие оказывало на меня воздействие более благотворное, чем все больничные лекарства, вместе взятые.

Она не отличалась особой говорливостью, но те немногие слова, которые она произносила, возвращали мне веру в себя. Благодаря ей я смог ознакомиться с письмами, присланными мне слушателями радиопередачи. Чего в них только не было – призывы не падать духом, более или менее пристойные предложения, вопли отчаяния и советы надеяться на лучшее. Мы и представить себе не можем, до чего люди не похожи друг на друга и какие разные заботы их одолевают.

Я сохранил все эти письма. Вот, например, что мне писали.

Месье М.:

«Малыш, меня жутко растрогала твоя история. Я уже старик, мне семьдесят три года, и я очень одинок. Я хорошо знаю твою страну, потому что пятнадцать лет прослужил в ней легионером. Из всех близких у меня только собака и четыре кошки. Живу я в большом доме неподалеку от Парижа. Если хочешь, я готов тебя усыновить и дать тебе свою фамилию».

Мадемуазель Н., Бельгия:

«Милый, ничего не бойся, да хранит тебя Иисус! Не волнуйся, Господь тебя исцелит. Я целыми днями молюсь за тебя. В воскресенье, восьмого, я приеду тебя навестить, и мы вместе пойдем в Божий храм. Я отдаю тебе свое сердце. Если ты не против, мы можем обвенчаться».