Цена свободы - Инна Живетьева

— ...раздражает, что тут многое, как у нас: трава, деревья, лошади, я вон таракана видел. Даже время года совпадает — весна! — продолжал говорить Славка, отмахнувшись от Лериной растрепанной косы.

Лера перекинула ее на другую сторону.

— Почему — раздражает? — не понял Алешка, машинально смахивая с плеча чужие волосы.

Аля не удержалась, фыркнула. Лера слегка покраснела и намотала косу на руку. Славка, ничего не заметивший в запале, ответил:

— Ну, другой мир — так другой, полностью! А тут не понять что — все вперемежку! Почему так?! — его тень металась по стене, словно в детском кошмаре, в комнате было душно и воняло маслом от светильника.

«Только бы не простыть», — Аля тихонько шмыгнула носом.

— Тебе дридов мало? Или вон — змея эта, как она.... не помню, — кивнул Влад на обувь.

— Рухх, — вставил Рик.

«Нет, как пить дать заболею. Ну чего Славка так орет, нельзя говорить спокойнее?» — Аля не выдержала и вмешалась:

— Слушай, а ты можешь объяснить, почему у нас так, а не как-нибудь по-другому?

— В смысле?

— Ну, почему у нас такие деревья или почему у нас нет дридов? Можешь?

Славка раздраженно мотнул головой.

— Так почему тебе тут кто-то должен что-то объяснять?! Думаешь, Рик сейчас все разложит по полочкам, даже гипотезу возникновения мира? — продолжила она.

— Миры создали первые дриды, — вставил Рик.

Славка махнул рукой и замолчал, пробормотав напоследок под нос:

— Ну не люблю я фэнтези.

— А вы чего такие мокрые? — перевел разговор Дань.

Аля подумала, что именно к нему можно было бы прийти поплакаться в жилетку. Всегда выдержанный, со спокойным взглядом из-под светлых ресниц, не очень симпатичный — слишком бесцветный — но такой привычный, словно Аля училась с ним с первого класса.

Машка рассказала про посиделки в подвале, умолчав, к Алиному облегчению, о ее истерике.

— А вы? — закончила вопросом.

— Лично у меня день пропал зря, — отозвался из-за Алькиного плеча Влад. — Торчал в саду, как механическая лопата. Карт только про растения да про крапп разговаривает.

Антон согласно кивнул.

— У нас тоже ничего, — отчитался Рик. — Син вообще почти не разговаривает. Но на охрану мы смотрели. Если один отходит, второй торчит на пороге как статуя. Святой Вакк, они даже обедают порознь! На кухню не уходят, а жрут тут же, в сторожке.

— У центральных ворот так же, — подтвердил Влад.

— В умывалке окна выходят на внутренний двор. Надо будет ночью посмотреть за стражей, — предложил Рик.

— Проще мне из нашего окна посмотреть, — пожала плечами Сима.

— Договорились. А вот как быть с главными воротами? Отсюда не видно, — Славка кивнул на окно.

— Нам сегодня Минка показывала ход на галерею, оттуда весь сад как на ладони. Напротив кухни, по правую сторону — вторая дверь, доходишь до угла дома и все, — вспомнила Аля.

— Я бы пока не рискнул лезть туда ночью, — скривился Влад.

— Я бы тоже, — согласился Рик прежде, чем Алька успела съязвить. — Святой Вакк! Как же нам не повезло с городом!

Помолчали. Аля подышала на пальцы, все еще не отошедшие от ледяной воды. Она бы с удовольствием залезла к Владу подмышку, но стеснялась.

— Как хочется есть! — вздохнула Маша. — Аж тошнит.

— Вас что, не кормили? — испугался Дань. Мрачные лица девочек были ему ответом. — Гады! — не сдержался он.

— Вообще не кормили? — с ужасом спросил Антон.

— Да, вообще! Еще вопросы будут? — рассердилась Аля. Думать о еде было невыносимо, сейчас она бы сжевала и ту картофелину.

— Как вам этот Ласк? — спросила Лера, тоже не желая говорить на тему питания.

— По-моему, он просто дундук, — ответил Славка. — Зак, его ... оруженосец, что ли? — и то умнее. А Ласка интересуют только бои. Причем — ну не идиот ли? — чем красивее, изящнее прием, тем он ему больше нравится!

— Мы сегодня были аттракционом, — заметила Сима. Без тени улыбки, не пошутила, а подобрала точное слово.

— Вы классно сражаетесь, — похвалил Рик.

У Альки начали слипаться глаза. Сквозь полудрему доносились отрывки фраз об оружии, приемах, соревнованиях. Потом Славка с азартом доказывал, что можно узнать, какие части города патрулируются лучше, подслушав разговоры в казарме. Дальше голоса терялись, уплывали. Аля заснула, привалившись к плечу Влада.

…Сквозь мутное стекло просачивался тусклый свет, разбавляя темноту. «Интересно, луна тут, как наша. И солнце. И сутки — тоже двадцать четыре часа. Раздражает! Или все-таки луна не наша?» Славка предпочел устроиться ногами к двери, и окно ему не видно. Вставать же, чтобы выглянуть на улицу и посмотреть на небо, сил не осталось. Он осторожно вытянулся — после скачки все болело. Лежанка была короткой, и он почти уперся в затылок Алешки. Если чуть повернуть голову и запрокинуть, то можно увидеть соседа. Алеша поднес руку почти вплотную к глазам и рассматривал клеймо, хотя в этом полумраке оно казалось просто темным пятном. Заметив движение Славки, он опустил руку и шепотом спросил:

— Ты чего не спишь?

Сосед чуть слышно усмехнулся:

— А ты?

Алешка помолчал. Снова поднял руку, посмотрел:

— Ты как это все выдерживаешь, а?

Славка лег на спину и уставился в потолок. Так Алешку не видно, но это не важно.

— Не думаю о доме, — признался он. — А если думаю, то говорю себе: это же классное приключение!

— Ты же не любишь фэнтези, — с иронией вспомнил приятель.

— Не люблю. А что делать? А серьезно... Один бы я тут уже спятил. Или если бы не было Рика. Тогда вообще бы никакой надежды.

Помолчали. Голую спину покалывали травинки из матраса, и Славка поерзал, пытаясь устроиться удобнее: «Ладно, ночи не очень холодные, не замерзнем».

— А ты как?

— Я уже никак, — глухо отозвался Алешка. — Просто не хочу при девчонках или при местных истерики закатывать.

Славка рывком перевернулся на живот, схватил Алешку за плечо.

— Ты это прекрати!

Тот вырвался и тоже перевернулся.

— Тише! Всех перебудишь, — сквозь зубы прошипел он.

Славка прислушался — вроде бы мальчишки спали, только у окна Влад выспрашивал что-то у Кости неразборчивым шепотом. «Что он к нему привязался?» — недовольно подумал Славка и прошипел Алешке:

— А ты прекрати всякую хрень нести.

— Знаешь, боль все-таки забывается. Но унижение... Бьют, а ты... Понимаешь, даже не они унижают, а сам себя, тем, что не возникаешь. Вот что самое противное!

— Я знаю, что может быть хуже, — у Славки перехватило дыхание. — Бессилие. Когда у тебя на глазах бьют, а ты ничего не можешь сделать!

Алешка уперся подбородком в скрещенные руки.

— Ты не думай, я буду держаться. Мне больше ничего не остается, чтобы совсем себя слизняком не считать.