Шесть великих идей - Мортимер Адлер

Как мы могли видеть, блага, которыми мы желаем обладать, представляют собой либо собственность (внешние блага), либо достоинства (личные блага). Последние раскрывают наш потенциал и способности и придают смысл нашему существованию. Когда человек приобретает столь желанные всеми личные достоинства, он становится хорошим человеком — каким стремится стать практически каждый. Читатели Августина Блаженного предпочли бы стать мышью, а не жемчужиной по той же причине, по которой любой из нас хочет быть хорошим, а не плохим человеком.

ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ

Высшее и общее благо

Когда что-то признано самым совершенным в любой области человеческой деятельности, это означает, что превзойти данный образец невозможно. Если речь идет о благах, то какое из них занимает столь уникальное место?

Мы уже знаем, что некоторые блага никогда не становятся целью, а навсегда остаются простыми средствами для достижения чего-то большего. Другие являются одновременно и конечным объектом наших желаний, и средством достижения более высоких благ. Но существуют ли такие блага, которые мы хотели бы иметь (или должны желать) исключительно ради них самих? Если да, то можем ли мы выделить одно наибольшее благо — не просто конечную цель, не просто наилучшее, — а именно высшую точку, превзойти которую невозможно?

В античные времена таким высшим благом считалось счастье. Древние обратили внимание на очевидный факт: каждый человек воспринимает понятие «счастье» как конечную цель, а не этап на пути к чему-то большему. Фразу «я хочу быть счастливым, потому что…» невозможно закончить никакими другими словами, кроме «…я хочу быть счастливым». О любом другом человеческом желании можно сказать: «Я хочу это, потому что оно сделает меня счастливым».

Античные философы пришли к еще одному важному выводу. Несмотря на то что каждый человек использует слово счастье для обозначения конечного блага — которое желанно само по себе, а не ради достижения чего-то большего, — в понимании того, что составляет это счастье, мнения расходятся. Если на время забыть о разделении благ на реальные и мнимые, то можно заметить, что между существующими концепциями счастья столько же различий, сколько и между благами, к которым стремятся разные люди. Каждое определение счастья исключительно субъективно и связано с личными желаниями человека.

Скряга, жаждущий только денег, или царь Мидас, настолько любящий золото, что превращает в него все вокруг одним своим прикосновением, — они чувствуют себя счастливыми, когда получают то, чего хотят. Если единственное желание человека — деньги ради денег, золото ради золота, — то его цель можно считать достигнутой. То же можно сказать о человеке, который связывает счастье с получением чувственных наслаждений или достижением власти над другими людьми.

Но если вернуться к разнице между действительными и мнимыми благами, то картина резко изменится. Скряга или властолюбец, получив то, чего хотели, а не то, чего должны были желать, сумели достичь только эрзаца, а не подлинного счастья. Обретение желаемого стало препятствием на пути к другим необходимым благам: здоровью, дружбе, знаниям.

Итак, объективное счастье (то есть без учета субъективных желаний) состоит в приобретении всех благ, к которым человек должен стремиться. Такое понимание счастья едино для всех людей и является одновременно и высшим, и общим благом. Высшим потому, что после его достижения человек не испытывает других желаний.

Но как бы человек ни стремился к счастью, на его пути возникают разные препятствия, и сам он может совершить немало ошибок. Вот почему античные философы считали счастье результатом всей правильно прожитой жизни, в течение которой человек, как правило, принимал правильные решения и, что немаловажно, существовал при благоприятных внешних обстоятельствах.

Таким образом, счастье можно определить как накопление реальных и необходимых каждому человеку благ в течение жизни. Кроме того, счастливая жизнь наполнена и мнимыми благами, которые являются объектами желания человека в зависимости от его вкусов и предпочтений. Для того чтобы подтвердить это определение счастья, давайте рассмотрим его критически.

Первое несоответствие уже было упомянуто ранее. Счастье не является наилучшим реальным добром, то есть величайшим и наивысшим благом, к которому стремится каждый человек. Счастье скорее можно назвать всеобъемлющим и всеохватывающим целым, показателем, что «все хорошо» (лат. totum bonum), включающим в себя всю полноту благ.

Второе несоответствие состоит в характеристике счастья как конечного блага. Мы привыкли считать, что конец — это далекая цель, после достижения которой человек может прекратить свои усилия и отдохнуть. Конец путешествия заключается в прибытии к месту назначения, после чего путешественник останавливается и прекращает движение вперед. То же касается и любых других наших устремлений, которые заканчиваются с достижением поставленной цели. Все, кроме стремления к счастью.

Если мы принимаем за счастье хорошо прожитую человеческую жизнь, то нельзя не отметить отличие этой конечной цели человека от других целей. Счастье таковым не является в том смысле, в котором стремление к нему можно завершить, а затем отдохнуть от приложенных усилий. Невозможно в один момент прочувствовать и насладиться чередой хорошо прожитых лет. Любые другие конечные цели возникают и достигаются в ходе человеческой жизни, после чего человек может насладиться приобретенными благами. Но счастье, будучи высшим благом и высшей целью, не может быть испытано в полной мере в какой-то один момент жизни.

Мы можем оценить всю человеческую жизнь в целом только по прошествии какого-то времени после ее окончания. Нельзя сказать, что вся полнота жизни отдельного человека существует в какой-либо из моментов или периодов. Когда мы стремимся к счастью как к высшему благу, мы ставим для себя недостижимую цель и впоследствии никогда не сможем насладиться результатами такого стремления.

Но если у человеческой земной жизни и существует естественный конец, то он называется смертью, а не счастьем. Только в том случае, если жизнь после смерти действительно существует, как утверждают религии, можно говорить, что у нашей жизни и всех человеческих усилий в ней есть высшая конечная цель — рай, после которого праведника ожидает вечный отдых рядом со святыми и в присутствии Бога. Неудивительно, почему люди, стремящиеся к вечному счастью (то есть сверхъестественному высшему благу), считают временное счастье (то есть высшее благо нашей земной жизни) всего лишь его бледным подобием.

Третья оговорка вносит уточнение в приведенное ранее определение счастья как высшего блага для всех людей. Утверждение верно в той степени, в которой счастье представляет собой человеческую жизнь, посвященную приобретению благ, равноценных для каждого из нас. Однако то, что является счастьем для одного человека, вовсе не обязательно будет высшим благом для другого. В зависимости от темперамента, воспитания или внешних обстоятельств каждый человек имеет собственные желания. Соответственно, наполнение человеческой жизни индивидуально желаемыми благами в дополнение к общим ведет к счастью, но содержание его индивидуально для каждого человека.

Четвертая оговорка также связана с тем, что счастье для каждого свое, но в данном случае разница заключается в другом. Счастье как высшее благо, то есть как цель, к которой должен стремиться каждый человек, является идеалом, который лишь изредка реализуется в полной мере.

Недостижимая цель, которая стоит перед нами, сродни сказочному горшку с золотом, спрятанному на другом конце радуги. Но так как счастье не является окончательной целью, то оно и не может считаться иллюзией, даже несмотря на то что никому из нас не дано достичь его во всей полноте. Один человек может оказаться успешнее другого — либо за счет собственных усилий и правильных решений, либо благодаря удачному стечению обстоятельств. Соответственно, каким-то людям в течение жизни дается намного больше счастья, чем другим.

Остается лишь один вопрос. Мы осознаём, что счастье, понимаемое как хорошо прожитая жизнь, является недостижимой целью. Иными словами, мы не можем добиться абсолютного счастья, насладиться его достижением, а затем отдохнуть от всех жизненных усилий. Тогда на каком основании мы считаем счастье конечной, более того, наивысшей целью наших устремлений?

Ответ заключается в функции, которую несет любая цель, достижима она или нет. Когда усилиям или стремлениям задается конкретное направление, человек обязан делать все от него зависящее для достижения поставленной цели, разумеется, предпочитая наиболее эффективные из доступных ему мер. Если мы хотим, чтобы наши усилия в конце концов принесли плоды, мы должны выбирать для этого самые действенные методы.