Мой хозяин-2 (СИ) - Ковалевская Алиса

— А где… — Я замялась. Посмотрела на него и всё же спросила: — Где она сейчас. Твой отец, он ведь… один. Тем более, если ты купил меня…

Между нами вновь воцарилась тишина, нарушаемая плеском волн и птичьими вскриками. Я чувствовала себя неловко, так, словно не имела права спрашивать. Вещам ведь не положено спрашивать такие вещи. Вещам вообще не положено спрашивать — у них нет права голоса, права собственного мнения, права выбора. Раз за разом, день за днём я напоминала себе об этом, однако всё было напрасно. Потому что… На пальце моём поблёскивало кольцо с тремя бриллиантами — одним большим посередине и двумя маленькими по бокам. И ещё потому, что он постоянно повторял мне, что я только его. И потому что первые три дня после того, как я дико и глупо обгорела, он практически не отходил от меня. Злился, называл пустоголовой идиоткой, рычал, но продолжал мазать меня пантенолом, заставлял пить и уходил спать в другую комнату. Но было кое-что ещё. Кое-что, в чём мне пришлось признаться самой себе. Меня тянуло к нему. Его прикосновения были приятны мне, более того, стоило ему уехать, и я начинала скучать. Я должна была стать ему нужной, а в итоге… В итоге это он стал нужным мне. Возможно, именно благодаря этому боль от понимания, кем на самом деле оказался Матвей, отступила быстрее, чем могла бы. Горечь, оглушающее чувство разочарования никуда не делись, как не делось и непонимание того, что мне делать дальше, но пустота отступила. Матвей — прошлое. Прошлое, которое, слава Богу, осталось позади. Сейчас же у меня есть только то, что есть, и с этим мне надо как-то жить дальше.

— Отец выгнал мою мать, когда я был ещё ребёнком, — проговорил Вандор всё так же спокойно.

Я взглянула на него, задержалась на лице и почти сразу отвела глаза. Он продолжал смотреть на меня — пристально и как-то отстранённо, и мне стало совсем неловко. Подтянув к себе парео, я присела и подобрала ноги.

— И ты больше не видел её?

— Нет, — ответил Вандор.

— Понятно, — вздохнула я и на несколько секунд замолкла, но потом всё-таки добавила: — Тебе повезло, что ты хотя бы помнишь её. Я вот своих родителей совсем не помню…

Уголок его губ дёрнулся, по лицу пробежала тень. Ещё несколько долгих секунд он смотрел на меня, будто хотел забраться в самую душу, вывернуть моё нутро, увидеть все самые потаённые уголки моей души, а после лёг на спину и прикрыл глаза. Я же сидела и рассматривала его — сильного, уверенного в себе мужчину. Мужчину, которому принадлежит моё тело. Моё тело, а, может быть и…



=10.

Вандор

Мой жизненный опыт не раз показывал: даже не имея к чему-то особого таланта, человек может добиться внушительных результатов. Другое дело, что для этого ему придётся приложить больше сил и запастись терпением. Про желание я уже молчу. Уверен, если бы Милана задалась целью научиться плавать, с задачей этой мы бы справились, но… Терпения у неё не было, желания прикладывать силы — тоже, как и желания как такового в том числе. С грехом пополам она всё-таки научилась держаться на воде и на этом всё! Словно ребёнок, она плескалась, зайдя по пояс, могла подолгу лежать в мелких волнах у самого берега, и это её устраивало.

— Если вдруг начнёшь тонуть, вытаскивать тебя я не полезу, — бросил я, когда она в очередной раз растянулась на самом мелководье.

Милана тряхнула головой, откинулась назад и подставила грудь ласковым лучам утреннего солнца. Ноги её были скрыты водой, остальное же… Шумно выдохнув, я с разбега нырнул в прохладную лазурь. Вряд ли от этого будет хоть какой-то толк, но всё же.

— Хочешь съездить в город? — спросил я, когда мы вернулись в дом.

Милана налила кофе — вначале мне, потом себе, и присела за стол. Времени было совсем немного — около половины десятого утра, и солнце только-только начинало припекать. Достав кусок свежего сыра, я отрезал несколько ломтиков, положил на тарелку и поставил на стол. Она тут же положила один на булочку, что я утром привёз из пекарни и, откусив, сказала:

— После моря так есть хочется…

Я тоже сделал бутерброд. Ждал, что она всё же скажет что-нибудь по поводу моего предложения, но Мила так увлеклась завтраком, что вопрос так и повис в воздухе. Что за дурацкая привычка?! Сообщить очевидное она мне не поленилась, а вот ответить на конкретный вопрос…

— Так что с городом? — сдержанно переспросил я.

Отвлёкшись от сыра, она сделала большой глоток кофе и посмотрела на меня поверх чашки. От солёной воды волосы её завивались ещё сильнее, кожа приобрела красивый бронзовый оттенок. Странно, но в этом доме, на этой кухне с льющимися сквозь окно солнечными лучами, в этот самый момент рядом со мной она смотрелась так естественно, словно бы иначе и быть не могло. Словно бы такие вот завтраки были для нас в порядке вещей. Словно бы всё это вообще было в порядке вещей. Словно бы я не выбрал её из каталога питомника.

— Ты возьмешь меня с собой в город? — спросила она.

Да мать вашу! Я что, не ясно выражаюсь?!

— Да, — смирившись, вздохнул я. — Если ты хочешь, конечно. Дел у меня на сегодня нет, только вечером нужно посмотреть кое-какие документы, но это не столь важно.

Она поспешно доела кусок сыра и чуть ли не подскочила с места. На ходу допила кофе и принялась мыть посуду. Я же пил свой медленно, наблюдая за ней из-за стола. Видно было, как она оживилась, даже движения стали более порывистыми. Потёрла тыльной стороной ладони нос и чихнула. Я невольно улыбнулся. Забавная она всё-таки. Взрослая, но ещё такая девчонка…

К тому моменту, как мы оказались в Катании, солнце светило уже вовсю. Почти сразу же Милана захотела пить, и я купил ей бутылку свежевыжатого апельсинового сока. Сделав несколько глотков, она попыталась отдать её мне, но номер не прокатил, и теперь она несла её в руке.

— Красивое какое, — проводив взглядом идущую по противоположной стороне дороги девушку, сказала она.

Я посмотрел той вслед и, не найдя ничего примечательного, переспросил:

— Что красивое?

— Платье. — Небрежно махнув рукой с зажатой в ней бутылкой, Милана пошла дальше. Остановилась, рассматривая витрину бакалейной лавки, и снова пошла вперёд.

— Платье? — Я ещё раз взглянул на удаляющуюся фигуру. Платье, как платье — короткое, то ли бирюзовое, то ли голубое с каким-то рисунком… Хрен разберешь. И девушка тоже так себе. Каланча с огромными руками.

Остановившись в тени, Мила открутила крышечку и, жмурясь от удовольствия, сделала ещё несколько глотков. Я невольно залюбовался ею. В своём простеньком белом платьице она дала бы фору любой разодетой девице. Чего только стоили её ключицы.

— Пойдём купим тебе платье, — усмехнулся я и, забрав у неё бутылку, в пару глотков допил остатки. — Какое хочешь. Можем десяток купить.

— Прямо сейчас? — губы её приоткрылись, на лице появилась лёгкая улыбка.

Я снова усмехнулся. Чёрт, как же мне нравится её улыбка! От слёз погано, а когда она улыбается…

— Почему бы и нет, — ответил я и, взяв её за руку, повёл в конец улицы, где находилось несколько бутиков, и только через минуту понял, что бутылка-таки оказалась у меня.

Из магазинчика мы вышли с гроздью фирменных пакетов. Не стоило, наверное, давать ей волю, но, признаться честно, я и сам получил удовольствие. Мила мерила одно платье за другим, и в каждом была чертовски хороша! Впрочем, не менее хороша она была и в коротких шортах с обтягивающими маечками.

— Мне правда идет? — поправив соломенную шляпку, улыбнулась она.

— Правда, — просто ответил я, удобнее перехватывая ручку пакетов.

Милана переоделась, и теперь на ней был доходящий до колена цветастый сарафан. На ногах — плетёные босоножки на крохотном каблуке. И эта шляпка… Забежав вперёд, она предстала передо мной во всей красе. Обернулась вокруг своей оси и, дождавшись, когда я подойду, снова улыбнулась.