В чужом обличье (СИ) - Сейтимбетов Самат Айдосович

Попытка нейтрализовать будущих подсылов Ранфии и Ойстрии. Возможно, не стоило бы тревожиться, но этот сбор князей сам по себе был плохим знаком. А хороший телохранитель — тот, кто бьёт на опережение, ещё до того, как угроза показала себя. — К королю также обратился посол Латии, предлагая выдать за их герцога принцессу Люсиль, — добавил Гиозо, специально не уточняя, за какого именно. Парриши и Макраниши имели связи с разными группировками латийских дворян и бдительно следили друг за другом, не желая усиления соперника. — Однако его величество считает, что лучшим мужем для принцессы станет истинный сын гор — князь Артаниш, владетель долины Вульт.

Ванко Артаниш крякнул, пригладив слегка седеющий ус. Гиозо видел, как на его лице одно за другим сменяются изумление, отвращение и понимание. Разумеется, король не отдаст десятилетнюю Люсиль за впятеро превосходящего её годами вдового Ванко. Но у князя трое сыновей и, пусть это не принято, одному из них он может передать свой трон и при жизни, оставшись советником-старейшиной.

— Это… большая честь для клана Артанишей, — нашёлся наконец с ответом Ванко. — Вы принесли нам радостную весть.

— Полагаю, это так, — кивнул Гиозо. — Что ж, благодарю вас за тёплый приём, но мой долг велит не оставлять сюзерена более, чем это необходимо. Доброго вам вечера.

Выйдя из-за стола, он обозначил поклон, затем быстрым, но не торопливым шагом пересёк зал, легко, не останавливаясь, распахнул входную дверь и в том же темпе проследовал наружу, сопровождаемый оглушительным шипением, свистом и ослепительными фонтанами разноцветных искр из вновь распавшейся магической защиты. Видимо, придворные колдуны спешили реабилитироваться перед князьями и сотворили что-то более мощное, чем прежде.

Приняв поводья у мальчишки-конюха, Гиозо вежливо кивнул и, одним движением взлетев в седло, тронул пятками конские бока.

Он выезжал из ворот замка Артанишей неторопливым шагом, с лёгкой, едва заметной улыбкой на губах.

Князь Ванко Артаниш был человеком сильным и властным. Он склонил на свою сторону двоих князей. Поэтому и его поддержка короля в одночасье перевернёт все внутриполитические расклады и поставит с ног на голову. Но до этого додумались уже все князья, радовало же Гиозо совсем другое.

Он успел заметить на лице князя Ванко понимание — Гиозо не зря не стал уточнять, за какого именно «князя Артаниша» король выдаст свою дочь. Быть может, это будет старший сын Ванко, во всём поддерживающий отца, или средний, бабник и выпивоха, а может, и младший, давний друг принца Корсина. Жизнь в горах опасна, кто знает, как повернётся судьба и кто станет следующим хозяином долины Вульт?

Впрочем, Гарриш и Гиозо считали князя Ванко умным человеком и полагали, что прозвучавших слов достаточно, дабы отвести угрозу мятежа.

Если же это окажется не так, у Гиозо найдутся и другие способы.

Глава 3

Опять мерно скрипела карета, изредка подпрыгивая на камнях. Мимо проплывали склоны со стадами, стены ущелий с рисунками, мелькали головы горцев, идущих куда-то по своим делам. Вначале Реймонд ещё пробовал читать, потом бросил и теперь просто отрешённо смотрел в окно, впав в некое оцепенение.

― Магистр, Перевалка впереди, — донёсся голос Квентина Макраниша, доверенного лица князя Араласа.

― Да, сделаем остановку, — отозвался Реймонд.

Мысли его свернули на прежнюю тропу. В этот раз он выкрутился, никакой лишней магии, дабы не спугнуть грых-шатуна, князь прислал свою карету и помощника, какая честь и прочие круглые и упитанные, как королевские козы, слова. Но что будет потом? Когда действительно придется демонстрировать магию деда? Взгляд Реймонда упал на раскрытую книгу, от заголовка «Овеществление иллюзий» его снова замутило.

Донёсся выкрик, удар кнутом — карета покатила чуть быстрее.

― Хорошо, — проворчал Реймонд, подражая деду, — разомнем ноги, пообедаем и поедем дальше.

Кучер занялся лошадьми, несколько горцев охраны, прибывших с Квентином, осматривали всё вокруг. Реймонд лишь бросил скучающий взгляд: во-первых, это соответствовало образу деда, а во-вторых, на Перевалке он бывал неоднократно, ещё ребёнком. С шайкой остальных сбегал из Нуандиша, и они носились по склонам вокруг города, гоняли отбившихся от стада коз, пытались выманить из нор подгорных сусликов, бегали к Водопаду Всех Влюблённых поплескаться, пошуметь и посмеяться над парочками издалека. А также бегали и к Перевалке, получившей свое название за то, что находилась на перевале.

Сейчас Реймонд в первую очередь задумался бы, стоит ли бежать в такую даль, а тогда им всем было плевать на расстояние и сбитые по камням ноги.

С Перевалки размытой полоской синего цвета на горизонте виднелось Латийское море. Реймонд с остальными часами смотрели на него и спорили, корабль там плывет или это просто облако низко летит. Особенно неистово выступал Лукас, мечтавший о море, и он же больше всех сокрушался, что подводные течения и скалы там такие, что кораблям не подойти к берегу. Бывало, они перекусывали в местной харчевне, которая за эти годы, казалось, совершенно не изменилась. Разве что камни стали чуть темнее, да вон того пятна на стене, словно кто-то ударил огромной дубиной, не было.

Публика всё та же: пастухи, рудокопы, пара жителей самой Перевалки. Правда, вместо старого Юргаса теперь стоял его сын, Бургас, пожилой, но ещё крепкий горец с выдающимся брюшком. Похлёбки с прогорклым жиром тоже не было, магистру Агостону и Квентину Макранишу стремительно несли на стол всё самое лучшее. Квентин, держа марку, вручил Бургасу золотой ― тот просиял. Несколько девушек, невесток Бургаса, подносили блюда, с остальных столов поглядывали завистливо, шумно хлебали и чавкали.

― Что скажете, магистр? — почтительно осведомился Квентин.

― Козлёнок отменно хорош, — отозвался Реймонд, — а про грых-шатуна ещё рано цто-то говорить.

За соседним столиком сразу зашептались два рудокопа, на лице Квентина промелькнуло неудовольствие. Реймонду было плевать. Хотят местные верить в небылицы, пускай верят. Он походит, поделает пассы руками, сотворит иллюзию грых-шатуна, ровно по той басне, что им, пацанам, домна Киэра рассказывала, а потом мастерски её победит. Ура магистру Агостону, извольте золотишка занести.

Вгрызаясь в сочное мясо, Реймонд поглядывал на Квентина. Недаром, значит, говорили, что Макраниши втайне контрабандой промышляют, так как их долина — единственная из всех девяти великих — имела выход к морю. Много, конечно, не перевезешь — на лодках-то мимо скал да водоворотов — но всё же можно, можно, в обход таможенных постов и королевских сборщиков пошлин.

Стало быть, возили нечто не слишком крупное, но ценное, скорее всего, драгоценности и амулеты.

А кто, помимо грых-шатуна, любит золото и магические вещички? Вот то-то и оно. Явно разбойники завелись, скорее всего, из соседних долин или из числа совсем нищих горцев. А может, те, кто вербоваться ходил да вернулся, денег не сколотив. Драться научились, горы знают, чего бы не пощипать князя? Для маскировки свалить всё на страшилку местных гор, которую все знают, от мала до велика, да и дело с концом.

― Магистр, — чуть понизил голос Квентин, — возможно, не стоит пугать людей?

― Тогда вам следовало приехать за мной тайно, — невозмутимо отозвался Реймонд.

Макраниш — впрочем, все прибывшие с Квентином были Макранишами — даже не подумал склонять голову покаянно. Реймонд мысленно цокнул, забыл о том, что дед регулярно ездил по долинам, проверял скалы на прочность, спускал лавины, вызывал безопасные обвалы, отводя угрозу от домов.

― Ладно, — небрежно махнул он рукой.

Добавлять ничего не стал, пусть сами додумают. Пара сопровождавших Квентина уже проводила разъяснительную беседу с рудокопами, явно объясняя, что лучше бы тем спуститься обратно в забой и посидеть там пару дней, перебирая найденные монетки. Макранишей понять можно: долина Понс считалась одной из самых бедных (уступая лишь долине Тильт, где заправлял клан Остранишей), не хватало ещё, чтобы люди оттуда побежали. Жизнь в горах трудна и скудна, горцы упрямы, но страшилки, особенно магические, на то и страшилки. Что-то им такое толковали на одной из лекций в Вагранте, но у Реймонда тогда в голове плескалось своё пивное море с вялеными рыбами, и он почти ничего не запомнил.