Ветка кедра - Ульяна Глебова

— Да что вы, уважаемый пан Пепел, — тоже как-то робко возразил Мельников, — уж скорее зеленые… ну, салатные там.

Мы переглянулись, и Мельников потянулся к селектору.

Через семь минут в кабинет вошла Геля и положила перед ним белый листок с напечатанными на нем несколькими строчками.

— Так, с учетом свойств проводников, используемых в городской трамвайной сети, и состоянием атмосферы на 9:30 цвет искр должен быть… желтым, желтым! — почему-то удивленно обвел нас взглядом Мельников. — Вы слышите, Станислав Александрович? А собственно, в чем дело?

Наш разговор, наверное, мог бы показаться глупым и смешным, если бы он происходил в другое время. Но сейчас он приобретал страшноватый оттенок. Потому что где-то на окраине Вселенной рвалась на куски материя и гасли звезды. Фронт преобразования материи, который вели объединенными силами человеческая и лаутянская цивилизации, натолкнулся на встречный фронт преобразования какой-то другой, не менее, а может быть, и более развитой цивилизации.

Она вела, подобно нам, интегрирование времени и пространства и производила еще какие-то непонятные для нас преобразования. И было не исключено, что эти преобразования могли воздействовать и на ту космическую материю, которая именовалась планетой Земля.

И, может быть, в эту самую минуту незамеченные нами происходили изменения окружающего нас мира: сходили со своих орбит электроны, и меняли свой цвет кварки, розовели трамвайные искры, и неожиданно для самой себя начинала скучать о прежде совершенно безразличном ей человеке Гелена Полякова. И мы не знали, чем же в конце концов все это может кончиться…

Когда произошло столкновение с чужим фронтом преобразования материи, пусть даже не совсем понятным для нас, особых беспокойств не возникло. Мы уже имели опыт установления контактов с лаутянской и гер-гертармейской цивилизациями, с которыми столкнулись подобным же образом. В их сторону был послан мощный сверхсветовой сигнал, содержащий математически закодированную информацию о нашей цивилизации.

Мы не боялись, что нас не поймут: мир един, его основные законы одинаковы для всех. Математические закономерности едины для всей Вселенной.

Практика подтвердила наши расчеты. С лаутянской и гер-гертармейской цивилизацией был установлен контакт.

Так же мы поступили и когда столкнулись на окраине Вселенной с наступающим фронтом неизвестной культуры. Почти одновременно мы, как и ожидалось, получили встречный мощный сигнал от неизвестной цивилизации.

И вот, оказалось, что он не несет и в принципе не может нести в себе никакой информации.

Ошибки не было.

Мы не верили в существование агрессивных высокоразвитых цивилизаций: это противоречило всем нашим представлениям.

Но чужой фронт преобразований продолжал двигаться. Мы были уверены, что они приостановят его, как только, получив наш сигнал, поймут, что натолкнулись на существование в этом секторе Вселенной разумной жизни. А вместо этого к нам пришел сигнал, не содержащий никакой информации. Пустой звук. Телеграмма, содержащая бессмысленный набор слов и предназначенная, может быть, для того, чтобы, усыпив нашу бдительность, продолжать в своих враждебных для нас целях перестройку материи, пока мы будем напрасно ломать голову над ее дешифровкой.

«Неужели все обстоит именно так?» — спрашивал я себя. Я искал другого ответа и не находил.

— Слушайте, а может быть, мы все-таки не можем найти ключ к дешифровке? — с какой-то новой интонацией в голосе произнес пан Пепел.

— Вы же сами видели: доказательство строгое. С математической точки зрения, этот сигнал не может содержать никакой информации, — тихо произнес Мельников. — Ну, проверьте еще раз, если хотите…

— Я не о том, — с необычной для себя живостью прервал его пан Пепел. — Мне в голову пришла вот какая идея. Наша математика исходит из того простого факта, что мир состоит из отдельных предметов, которые можно подсчитать, а если, допустим, в их мире этого нельзя сделать, а?

— Как нельзя?! — воскликнул я. — Ведь фундаментальные свойства мира должны быть везде одинаковыми!

— Это так. Но на Земле, скажем, организмам для выживания необходимо было твердо усвоить то, что мир СОСТОИТ ИЗ ОТДЕЛЬНЫХ ПРЕДМЕТОВ, которых надо было сначала бояться, догонять и кушать, а затем считать, складывать, умножать, делить, логарифмировать и так далее, если разумные существа хотели успешно жить.

А теперь представьте, что где-то в космосе сложились такие условия, при которых организмам, чтобы выжить, необходимо было усвоить другую, тоже, кстати, реально существующую истину: все предметы мира плавно переходят друг в друга, границы между ними относительны, условны (где та граница, где кончается солнечная корона?), они слиты между собой в одно целое. А то, что они ограничены, отделены друг от друга для выживания этих организмов, — оказалось не важно.

В этом случае их математика в отличие от нашей будет исходить из того, что предметы НЕЛЬЗЯ ПОСЧИТАТЬ. Они даже не смогут понять, что это такое.

— Они не будут уметь считать, — усмехнулся пан Пепел, — потому, что им этого не нужно.

У них и у нас будут принципиально различные математики, так как они будут построены на совершенно разных, хотя и в равной степени справедливых представлениях о мире.

— Так вот, что я хочу сказать, — повысил голос пан Пепел. — С точки зрения НАШЕЙ математики их сигналы могут казаться нам не имеющими никакого смысла, как, впрочем, и наши сигналы с точки зрения их математики.

«Так что же в таком случае делать? — задал каждый из нас себе вопрос. — Как показать тем, с кем мы столкнулись, что мы не питаем к ним никаких враждебных намерений, мысль о которых могла им прийти в голову так же, как пришла она к нам. Мы решили, что их сигнал не содержит и в принципе не может содержать никакой информации. А ведь они оказались точно в таком же положении. Хорошо, если кому-нибудь из них придет в голову (или во что-то другое?) такая же счастливая мысль, как к пану Пепелу. А если нет?..»

Мы молчали. Шли мгновения жизни земной цивилизации. Мгновения, которые могли стать последними, лишь из-за неумения собеседников, владеющих космическими силами беспредельной мощи и разрушительной силы, понять друг друга.

«Что делать?»

И вдруг у меня в голове мелькнула тень какой-то идеи, и, еще не успев осознать ее до конца, я выпалил:

— А что, если нам начать передавать для них… музыку?

— Какую музыку? — тревожно вглядываясь в меня своими сочувствующими голубыми глазами, спросил пан Пепел.

— Ну, настоящую музыку… Баха, например.