Плавучие театры Большой Планеты - Джек Вэнс

Кто-то из зрителей то ли выдохнул, то ли простонал удивленным полушепотом два слова: «Лоп Лоиква...»

Другой прошипел сквозь зубы: «Убит — в черном!»

В уме Зампа прозвучало, словно четко произнесенное назидательным тоном, имя одного человека: «Гарт Пеплошторм».

На самобичевание не было времени. Замп сбросил балахон с капюшоном и прокричал, обращаясь к боцману: «Готовьтесь рубить швартовы! Погоняйте волов! Поднимайте паруса! Я обращусь к публике». Бонко вперевалку побежал выполнять три приказа одновременно; Замп вышел на сцену.

«Дамы и господа — доблестные голодопортанцы! На этом закончилось наше вечернее представление. Пожалуйста, спускайтесь на причал, соблюдая порядок и сохраняя спокойствие. Завтра мы предложим забавную и воодушевляющую программу невероятных акробатических трюков и фокусов...» Замп низко присел, наклонив голову набок — над самым его ухом пролетел топор. Зрители вскочили на ноги. Каждое искаженное яростью лицо было обращено к Зампу; мужчины и женщины карабкались друг на друга — неуклюже, впопыхах — лишь бы добраться до Зампа и наложить на него руки.

Замп мгновенно скрылся за кулисами, выбежал на корму и дернул шнур аварийного гонга. Труппа и команда, десятки раз тренировавшиеся на случай именно такой ситуации, отреагировали безотказно. Матросы обрубили швартовы — судно начало отплывать от причала. Защелки поручней тут же отстегнули — поручни откинулись и повисли на петлях за бортом. Под палубой акробаты, фокусники и стюарды принялись вращать огромные винтовые домкраты, поднимавшие разделенные продольно половины палубы так, чтобы они круто наклонились к воде. Волы вращали ворот, приводивший в действие помпы; мощные струи воды смывали голодопортанцев по наклонным секциям палубы в темную реку.

Несколько зрителей, однако, успели взобраться на бак. Некоторые схватили матросов, державших наконечники шлангов, и отшвырнули их в сторону. Другие пробежали вперед, повалили огромный носовой фонарь и принялись бросать факелы вверх, чтобы поджечь паруса. Обнаружив на форпике бочки со смолой, голодопортанцы стали поливать смолой палубу. Пламя высоко взметнулось в ночное небо. Нагнувшись к провалу трюма, Замп орал: «Крутите домкраты обратно! Опустите палубу!» Но труппа, испуганная огнем, выбралась из трюма и присоединилась к Зампу на квартердеке.

Вся носовая часть судна пылала. Голодопортанцы бегали и прыгали с торжествующими воплями, как сумасшедшие, среди языков огня.

«Вниз по реке! — ревел Замп. — Отплывем как можно дальше! Матросы к помпам! Возьмите шланги!»

По никто не решался спуститься в открытый трюм, под горящие снасти.

«Вниз по течению, быстрее, быстрее! — кричал Замп, вызывающе потрясая бутафорским мечом Эвульсифера в сторону Голодного Порта. — Наше старое доброе судно продержится еще долго, мы отплывем далеко и высадимся на берег — и тогда горе тем, кто посмеет нас тронуть!»

Бонко, все еще в костюме палача, вежливо возразил: «Лучше сесть в шлюпки, капитан! Если мы пристанем к берегу, шлюпки могут сгореть вместе с судном, а завтра голодопортанцы нас догонят».

Замп отбросил бесполезный меч и мрачно смотрел на ревущее пламя: «Так тому и быть. Приготовьтесь спустить шлюпки. Будем плыть, пока судно не начнет тонуть, а потом покинем его».

Бонко убежал, выкрикивая распоряжения, а Замп вернулся к себе в каюту, сорвал сценический наряд и надел костюм из серой саржи, рыбацкую кепку и крепкие сапоги; на пояс он нацепил свою лучшую рапиру со стальным острием, а в поясную сумку засунул пару заточенных крюков и обойму дротиков со взрывными зарядами. Остановившись посреди каюты, он озирался, почти ослепленный горем и яростью. Все, что он видел, было драгоценным достоянием: рукописи, маски, сувениры, дневники, призовые кубки, резная мебель, красивый синий ковер, его сейф... Порывшись в сундуке, Замп нашел мятую кожаную сумку — в нее он высыпал все свое железо, примерно два с четвертью килограмма. Что еще? Больше он ничего не мог взять с собой — всему остальному суждено было сгореть. В один прекрасный день у него будет другое, новое судно, самое великолепное на Висселе, и у него не останется скорбных сожалений, ничего, что напоминало бы о старой «Миральдре» — кроме, пожалуй, головы Гарта Пеплошторма, закрепленной на деревянном щите подобно охотничьему трофею... Он забыл о драгоценностях! Замп бросился к столику под зеркалом и переместил в карманы содержимое шкатулки: пряжку, украшенную топазом и свинцовым блеском, золотой браслет, инкрустированный аметистами и железными бусинами, серебряную цепочку с огромным неограненным перидотом, изумрудную серьгу, серебряную табличку с приглашением на фестиваль в Морнуне, хитроумное украшение из тонких железных подвесок, которое он обычно закреплял сбоку на мягком черном бархатном берете, чтобы подвески покачивались и позвякивали при ходьбе. Все это он положил в карман; ни на что больше не оставалось времени. Перекинув кожаную сумку через плечо, Замп вернулся на квартердек.

Тем временем Бонко работал не покладая рук; у каждой из четырех шлюпок стояла группа участников труппы и нескольких матросов, ожидавших приказа спустить шлюпки. Поодаль, отстраненно и безучастно, стояла мадемуазель Бланш-Астер с саквояжем. На носу бушевало и трещало пламя, озарявшее поверхность Ланта — драматическое, ужасное зрелище.

Боцман подошел к Зампу: «Пора садиться в шлюпки. Обшивка отрывается от форштевня, мы набираем воду носом. Судно может нырнуть».

«Хорошо, спускайте шлюпки. Не забудьте выпустить животных — пусть плывут и спасаются сами».

Спустили три баркаса и несколько более комфортабельную капитанскую шлюпку — в нее Замп приказал усадить мадемуазель Бланш-Астер. Та спустилась по лесенке, и Замп передал ее саквояж Чонту, после чего вручил стюарду тяжелую кожаную сумку: «Чонт! Проследи за этой сумкой — спрячь ее под камбузом на носу!»

«Будет сделано!»

Аполлон Замп последний покинул судно, когда оно уже покачивалось в такт движениям заполнявшей его речной воды. Спустившись в шлюпку, он приказал: «Отчаливай!»

Матросы взялись за весла; шлюпки отплыли от пылающих останков «Миральдры». Замп неотрывно смотрел вперед, в темноту ниже по течению реки, не желая быть свидетелем гибели своего гордого плавучего театра. У него за плечами играло и перемигивалось оранжевое пламя, озарявшее напряженные лица тех, кто решил оглянуться.

Тревожно встрепенувшись, Замп стал переводить взгляд с одного лица на другое: куда запропастился Чонт? Его не было в шлюпке. Странно! Ага, стюард стоял в баркасе, который плыл рядом, в трех-четырех метрах слева.