Воскрешение - Николай Андреев

Чавканье, рычание и хруст костей раздавались еще около получаса. Вскоре все стихло. Наступила тревожная и томительная тишина. Вытащив несколько горящих головешек из костра, Аято закинул их в лес. Никакого движения.

— Похоже, бестии убрались, — произнес японец.

— Да, надо отдохнуть, — вымолвил Кайнц. — Судя по всему, спать нам осталось часа четыре. И без охраны не обойтись. У меня нет ни малейшего желания быть сожранным этими тварями…

— Вот именно по этой причине я и не люблю лес, — вставил Агадай. — То ли дело степь — простор, воздух, свобода. Ни один враг не может укрыться от опытного наблюдателя. Все решается в чистом поле. Кто сильнее, тот и победит. Здесь же сплошное коварство и подлость.

— Очень сожалею, но за тридцать суток весь лес нам не вырубить, — съязвил Лунгрен. — Если можно, я буду дежурить первым.

— Хорошо, — согласился Кайнц. — Вместе с тобой остается де Креньян. Следующие Аято и Храбров, далее Агадай и Салах, последними я и Ридле.

— А как же аланцы? — возмутился араб.

— Ты сам видел, на что они способны, — возразил граф. — Лично мне нужна уверенность, а аланцы слишком слабы, чтобы я им доверял.

Больше возражать никто не стал. Несмотря на бурную ночь, люди настолько сильно устали, что спустя уже десять минут все наемники спали. Лишь Лунгрен и де Креньян время от времени подбрасывали сучья в костер, охраняя лагерь. Никак не могли успокоиться и аланцы.

Бартону сделали укол обезболивающего, и он забылся тревожным сном. Остальные десантники до сих пор не могли прийти в себя от пережитого испытания. Они подошли к костру и устроились рядом с землянами. Довольно долго никто не начинал разговор, и первой не выдержала Олис.

— И как это они могут спать после всего случившегося? — произнесла девушка. — Ведь вокруг бродят эти ужасные хищники. А если нападение повторится? По-моему, это беспечность какая-то.

— Вы очень наивны, мадемуазель, — улыбнулся маркиз. — Для этой цели мы и сидим здесь с Освальдом. Подобной охраны вполне достаточно. Животные, конечно, опасный противник, но с ними можно справиться. И потому к данной проблеме нужно подходить философски. Завтра длинный путь, возможны новые столкновения. И, боюсь, с более серьезным врагом. Чтобы с ним бороться на равных, надо хорошо отдохнуть.

— И что же это за враг? — удивился Виола.

— Человек, — спокойно ответил де Креньян. — Вы, аланцы, мужественная и развитая цивилизация, но подчас не знаете самых простых истин. Самое коварное, отчаянное и опасное существо — это человек. Порой страсти, чувства, желания делают из него ужасное, кровожадное животное, остановить которое может только сталь клинка.

— А как же доброта, любовь, милосердие? — спросила Салан.

— Красивые слова и чувства, — вымолвил Жак. — Но самое удивительное, что они могут существовать у того самого человека, о котором я только что говорил. В этом и есть сила людей. Они могут любить и ненавидеть одновременно, совершая безумные поступки из-за подобных чувств.

— С вами случалось такое? — вновь поинтересовалась Линда.

— А вы очень любопытны, — рассмеялся маркиз. — Милые дамы, вся моя жизнь — сплошное безумство. Я только и делал, что влюблялся, ухаживал, потом сражался, и в конце концов оставался один.

— Они вас не любили? — не успокаивалась девушка.

— Кто как, — пожал плечами де Креньян. — Одни умирали от скуки, другие ошибались, хотя Жаклин…

Француз взглянул на часы и резко оборвал разговор. Жак явно не хотел развивать эту тему дальше.

— Свен, дьявол тебя побери, — выругался маркиз. — Мы уже лишних семь минут просидели. Буди следующих.

Пока земляне менялись местами, Салан наклонилась к Кроул и тихо произнесла:

— Как видишь, ничто человеческое им не чуждо. И они испытывают любовь, страдают от нее и жертвуют. Я требую одно очко.

— Да, но это не поступок, — возразила Олис. — Так, лишь рассуждения.

— Это тоже немало, — вмешался лейтенант. — Я согласен с Линдой и, как судья, объявляю счет — два один в пользу Салан.

Между тем, совершив обход вокруг лагеря и окончательно проснувшись, к костру подошли Аято и Храбров. Олесь в который раз засмотрелся на Кроул. В неярком свете огня, в полумраке, она была еще более привлекательна и желанна. Невольно по телу пробежала странная дрожь. Однако русич умел контролировать свои поступки и сел подальше от девушки.

— А вам-то чего не спится, — угрюмо вымолвил японец.

— Слишком сильные впечатления, — ответил Виола.

— Ясно, — сказал Тино, усаживаясь поближе к жаркому пламени. — Люблю тепло. Только судьба обделила меня тихими радостями, сделав самураем. И потому я научился ценить такие приятные мгновения.

— Неужели их было так мало? — спросил Том.

— Гораздо меньше, чем боли и зла. Мой мир жесток, и выживает в нем сильнейший. Получив от вас знания, я смотрю на свою жизнь совершенно по-иному. Она была бренной и бессмысленной. Впрочем, и ваши устремления мне не совсем понятны. Вы добиваетесь того же, что и правители на Земле — власти. Изображая при этом миротворцев, аланцы крайне неискренни.

— А вы, Аято, откровенны, — улыбнулся лейтенант.

— Таков кодекс чести. Меня учили ему с детства. Многим это не нравилось, и они вызывали врага на поединок. До поры до времени я оказывался прав.

— А ваши противники? — не поняла Олис.

— Их души у богов, — усмехнулся Тино.

— Почему все время молчит ваш напарник? Может, он заснул? — неожиданно проговорила Линда.

— Вряд ли, — проговорил японец. — Олесь хороший воин и подобной расслабленности не допустит. Просто он слишком молод. Вряд ли его жизнь была так насыщена, как моя. Кроме того, этот парень сильно отличается от всех нас. Судя по всему, он солдат по необходимости. Ведь только Храбров был убит в бою за свою собственную землю, за родину. Мы же решали мелкие, частные проблемы. Даже для Салаха вера лишь повод. Я прав, Олесь?

— Полностью, — согласился русич. — Слушая ваши рассказы, я удивлялся жестокости и бессмысленности войн, которые вы вели. И у нас князья дерутся, однако при этом простые жители не страдают. Мы, славяне, миролюбивый народ, однако постоять за себя можем. Я уже три года дружинник, и мне нравился мой статус, однако воевать никто из нас не хотел. Шведы пришли завоевывать новгородские земли, и мы разгромили их. Они убрались к себе, но нас совершенно не интересует их страна.

— Олесь, а у тебя была девушка, там, на Земле? — спросила Салан.

Хорошо, что пламя костра плохо освещало Храброва, никто не видел, как он покраснел. Однако и солгать русич не мог.

— Невесты? Нет, не было. Так, подружки… Веселились от нечего делать.

— Бог мой, — вырвалось у самурая. — Какую чистую душу вы загнали в это дерьмо. Ладно мы — солдаты удачи, а он…

— Но тогда он бы умер, — возразил Виола.

— Мы все когда-нибудь умрем, — усмехнулся Аято. — Скажите лучше, зачем вы сами полезли в эту экспедицию? Ведь та, светленькая, Кроул, по-моему, совсем девчонка? Сколько ей? Двадцать?

— Девятнадцать, — уточнила Олис. — И пошла я в экспедицию по желанию. Алан нуждается в новых территориях. Так почему я должна остаться в стороне от столь важного дела?

— О… — протянул Аято. — Идеалистка. Вера в великое и светлое будущее. Что ж, это похвально. Хорошо, что в мире остались подобные люди. Но мне кажется, остальные не склонны к подобным заблуждениям.

— Это сложная проблема, — произнес лейтенант. — Алан весьма неоднороден, и мы оказались… Впрочем, вам это знать не следует. Мы солдаты и выполняем свой долг за соответствующую плату.

— Вот это мне более понятно, — сказал японец.

Разговор вскоре начал затихать. Сон и усталость сломили даже аланцев. Сначала уснула Кроул, затем Салан и Виола. Храбров поднялся со своего места и тихо подошел к Олис. Присев на колени, он внимательно рассматривал девушку. Мягкие, приятные черты лица, высокая грудь, стройная идеальная фигура. Сняв с себя куртку, Олесь накрыл аланку.

— Что, хороша? — улыбнулся Тино.

— Не то слово, — честно признался русич.

— Завидую я тебе, — вымолвил японец. — Влюбился даже здесь. Вот она, молодость. Смотри, не упусти ее, Олесь. Я неплохо разбираюсь в женщинах — эта тебе подойдет. Она слишком много напускает на себя тумана, но душа у нее чиста.

— Ты спятил, — горько усмехнулся Храбров. — Она же аланка. Она из другой цивилизации, и, по-моему, высокого положения. А я кто? Полураб, полунаемник. Нет, Тино, эту дурь надо выбрасывать из головы. Ты прав — я молод, но не дурак.

— Что ж, судьба нас рассудит, — сказал Аято, поглядев на часы.

Через пятнадцать минут Олесь разбудил Салаха и лег на его место. Сладкая дремота сковала веки, и мозг погрузился в благодатный сон. Тепло разлилось по всему телу. Организм отдыхал и готовился к новым испытаниям.