Пожиратели таланта - Анна Данилова

Ее теплое тело не приснилось ему. Он знал это точно, потому что где-то в середине их совместных безумств ему пришло в голову включить лампу, и, когда вспыхнул свет, он увидел разметавшуюся на постели, извивавшуюся и постанывавшую, еще не успевшую остыть от его объятий прекрасную женщину. Новую для него женщину. Желанную женщину.

...Он встал, рывком раздвинул белые плотные занавески и впустил в комнату утреннее солнце. И улыбнулся, увидев в окне стоявшую возле калитки освещенную зелеными бликами Валентину, беседовавшую с какой-то женщиной. Приглядевшись, он понял, что она только что купила молоко. Женщины попрощались, и Валентина быстрым шагом направилась к дому.

Игорь вспомнил, что вечером она спросила его как бы мимоходом, любит ли он овсянку на молоке. Любит. Значит ли это, что она сейчас сварит для него кашу?

Какие простые понятия: завтрак, каша, молоко, утро... И как же давно он не испытывал счастья от таких простых и обыденных для большинства людей вещей? В его прошлой жизни не было не то что овсянки, не было элементарной чашки кофе или чая утром. Да и жена, потеряв всякий стыд, уходя вечером, подчас возвращалась домой лишь на следующий день.

Он вернулся к кровати, сложил аккуратно одеяла, заправил постель, заглянул в примыкавшую к спальне ванную комнату и сразу же нашел сухие чистые полотенца и купленный вчера специально для него черный халат.

Выйдя из ванной, он переоделся и спустился вниз. В кухне на самом деле пахло горячей овсянкой. И ему не надо было теперь уже ничего изображать. Он просто подошел к хлопотавшей у плиты Валентине (на ней было желтое домашнее платье), обнял ее и поцеловал:

– Доброе утро, Валя.

– Доброе утро, милый...

Боже, сколько счастья в ее взгляде!

Держа ее в объятиях, он вновь, как и ночью, почувствовал сильнейшее желание, но, не желая напугать ее или показаться чрезмерно сладострастным, позволил себе лишь часть того, что мог бы позволить, будучи ее настоящим супругом. Дневной свет отрезвлял его, сковывал, не давал расслабиться и подавлял влечение.

– Как спалось? – Валентина, как он почувствовал, тоже в обстановке утренней, залитой солнцем кухни испытывала примерно такие же чувства. Щеки ее пылали. Возможно, она стыдилась своей ночной дерзости и смелости.

– Я спал прекрасно. Но ужасно огорчился, когда не увидел тебя рядом, проснувшись.

– Если бы не соседка, которую я попросила с вечера принести мне молоко, я бы тоже еще поспала. Ну да ладно. Ты же не исчезнешь, не растворишься в воздухе... – она подняла на него глаза, как бы спрашивая его об этом.

– Нет, что ты! Боюсь, что я останусь здесь навсегда... – улыбнулся он, еще не зная, имел ли он право так сказать и не выглядит ли это вульгарно, преждевременно.

– Вот и хорошо. Значит, у нас еще много времени, и, за исключением рабочих дней, в выходные мы можем себе позволить спать хоть до обеда! Ты ешь, Игорь, ешь, пока каша горячая. Вот сахар, масло, ложка.

Она засуетилась, заметалась по кухне, подошла к подоконнику, схватила белую керамическую вазу с ромашками, сменила в ней воду, поставила ее на место. И вдруг задержалась возле окна, всматриваясь куда-то. И на какой-то миг словно окаменела. Глубоко вздохнула и резко отвернулась от окна.

– Что случилось? Ты кого-то увидела?

– Ой, да нет, что ты! – Голос ее звучал неестественно и дрожал. – Ну, кого я здесь могу увидеть? Здесь тихое место...

– Почему ты не завтракаешь?

– Да-да, я сейчас.

Она положила в свою тарелку кашу, села напротив Игоря.

– Ты такой красивый, – сказала она, и глаза ее увлажнились. Она была счастлива, он чувствовал это.

Он же едва сдерживался, чтобы не посадить ее к себе на колени.

– Скажи, Игорь... – она переводила взгляд с одного предмета на другой, но не смотрела ему в глаза. – Скажи... Люди... нормальные люди, неиспорченные... они могут между собою договориться?

– О чем?

– Даже не знаю, как сказать... Ну, о верности. О преданности. Вот просто решить раз и навсегда, что они теперь будут жить друг для друга – и все. И чтобы никто друг в друге не сомневался?

– Думаю, да.

– А ты со своей бывшей женой... не договаривался?

– Нет.

– Давай мы с тобой... С тобой... решим раз и навсегда, что будем вместе, не предадим друг друга. Я знаю, ты – хороший человек, я всегда буду тебя любить... Игорь... Если бы ты только знал, как же я боюсь теперь потерять тебя...

– Успокойся, Валентина, – он протянул руку и прижал ее руку к столу, стиснул ее пальцы. – Я буду с тобой. Все хорошо.

– Ты боишься загадывать наперед?

– Я ничего не боюсь. Кроме самого себя. Ты знаешь. Мы с тобой вчера об этом говорили.

– А если ты вдруг узнаешь обо мне что-то такое... Вернее, если кто-то попытается уверить тебя в том, что я совсем не такая, какой ты меня считаешь... Ты ему поверишь?

– Нет, я никому не поверю. А что? В чем дело? Что тебя беспокоит?

– Нет-нет, ничего... просто я так счастлива, что мне страшно...

– Каша очень вкусная.

– Что?

– Я говорю, иди ко мне, сюда... – Он не отпускал ее руку до тех пор, пока она не встала и не подошла к нему. Он усадил ее к себе на колени. Обнял кольцом рук. И вдруг, вспомнив, спросил: – Мне приснилось или ты в самом деле ночью плакала?

12

Ранним утром они собрались у Лизы в кабинете. Денис, нисколько не смущаясь своими новыми обязанностями, приготовил кофе, принес и расставил чашки перед Мирошкиным, Лизой и Глафирой. Сейчас, когда Лиза уже была в курсе их с Глашей вечерних ресторанных приключений и, главное, оценила их инициативу по достоинству, гордость его так и распирала.

– Ну что ж, давайте работать, – загадочно улыбнулась Мирошкину Лиза.

– Лиза, у тебя глаза блестят так, словно ты уже нашла убийцу Гороховой, – сказал Сергей.

– Денис отвез важного свидетеля, бармена из ресторана «Милан», в прокуратуру, где он попытается составить фоторобот убийцы.

– И кто же он такой?

– Человек, с которым Люба была в ресторане гостиницы «Милан» в день своей смерти. Бармен, Никита, хорошо его запомнил. Они вместе вышли из ресторана, и больше Любу уже никто не видел.

– Отлично. У меня тоже есть кое-что. Значит, так. В крови жертвы обнаружен алкоголь, много алкоголя. Два с половиной промилле!

– Ба, да это же почти целая бутылка водки! – воскликнула потрясенная Лиза. Ей было неприятно услышать такое о «своей» поэтессе.

– Возможно, она просто напилась, понимаешь? Мы же не знаем, как и чем она жила последние дни, что ее мучило? Вот и пришла девушка в ресторан специально для того, чтобы расслабиться... – предположил Мирошкин.

– Она пришла туда не просто так, – сказала Глафира. – У нее была назначена встреча с Северцевым. Во всяком случае, она сказала об этом официанту Толику. Однако Владимир Александрович не пришел, Люба заскучала, ей явно требовалась компания, и тогда она сама окликнула своего старого знакомого... Денис, расскажи, как все было.

Денис охотно пересказал им свой разговор с барменом Никитой.

– Вы хорошо поработали! – сказал Мирошкин. – Вернемся к результатам экспертизы. Наша поэтесса была не совсем здорова, у нее была начальная стадия цирроза, больной желудок... Есть и еще кое-что, что вас, возможно, удивит. Вы вот тут говорили, что ее постоянно окружали мужчины, что она была, по сути, центром мужской компании, люди ночевали у нее дома. Однако спросите Геру: нарушение девственности произошло незадолго до ее смерти...

– Ты хочешь сказать, что ее изнасиловли?

– Нет, я этого не говорил. Возможно, это был обыкновенный половой контакт, но – первый в ее жизни! И не в день смерти, а незадолго до этого. В день смерти она ни с кем в половой контакт не вступала.

– Так вот почему она решила напиться! – предположила Глафира. – Решила отметить это событие... Сколько ей было лет?

– Полных двадцать девять, – ответил Мирошкин, заглянув в документы.

– Да уж, по нынешним временам она «продержалась» очень долго. Особенно если учесть ее образ жизни. Уверена, что никто из всех тех, с кем она общалась, не был посвящен в ее тайну...

– ...и все считали Северцева ее любовником! – заметил Денис.

– А может, ее первым мужчиной как раз и стал Северцев?!

– Возможно, и он, – сказала Лиза. – Ты же помнишь, она недавно вернулась из Парижа, а весь этот конкурс был организован и проплачен именно им.

– Хочешь сказать, что ее меценат потребовал расплаты за все хорошее, что он для нее сделал?

– Почему бы и нет? Хорошо, что у нас еще, Сережа?

– Ну, как мы и предполагали в самом начале, смерть жертвы наступила от травм головы, несовместимых с жизнью. По голове ее били половинкой кирпича, его нашли рядом с трупом, на ней имеются следы крови, по групповой принадлежности совпадающей с кровью Гороховой, а прочие удары убийца наносил кулаками. На момент смерти желудок ее был практически пуст.

– Что и подтверждается, кстати, барменом, – сказал Денис. – Она ничего, кроме выпивки в день, вернее, в вечер своей смерти не заказывала.