Белая акула - Андрей Мартьянов

– Рискни.

– Ну ты и зануда…

Глава третья

ПАРЕНЬ ИЗ ПРОВИНЦИИ

Меркуриум, Готия.

13–14 июля 3273 г. по РХ

Древний как мир закон гласит: черная полоса в вашей жизни в один прекрасный момент однажды сменится на белую и все будет отлично. Разумеется, до поры до времени…

Я был счастлив увидеть настоящего живого человека – учитывая невероятные события последних двух суток и безумные впечатления от нового мира, потрясшего как меня, так и Нетико очевидными и пугающими несуразицами, нелепостями и фантастическими тварями, отыскать себе подобного казалось делом почти нереальным. Только бы он не оказался «оборотнем», как тот, возле крепости!

Очередные вопросы, ответить на которые было пока невозможно, появились незамедлительно, едва я приблизился к незнакомцу на расстояние, достаточное для того, чтобы разглядеть человека во всех подробностях. На меня он бросил лишь мимолетный взгляд, отчего-то поморщился и продолжил… Продолжил заниматься своим делом, да так увлеченно, что меня чуть было не вывернуло.

Мизансцена выглядела вполне в духе этой диковинной планеты: грубо обработанный гранитный обелиск с выбитым латинским числом LXXVII, рядом небольшой квадратный бревенчатый сруб с воротом и простеньким двускатным покровом из досок – колодец, никаких сомнений. У нас на Аврелии люди с достатком ценят «земной» ретростиль, и колодец при загородном доме вещь вполне обыденная. Только шахты в основном бетонные, а не деревянные.

– Шел бы ты отсюда, приятель, – громко и отчетливо сказал человек, не оборачиваясь. Говорил, как и приснопамятный карлик, на немецком языке, с жутким акцентом и употребляя архаизмы, которые я не сразу понимал. – Дело к вечеру, а лес рядом…

В правой руке он держал внушительный изогнутый нож, которым только что вскрыл грудную клетку отвратительно выглядевшего существа с лысой головой, тонкими, почти прозрачными ушами, коротенькими задними лапками и кожистыми крыльями. Сухая земля возле колодца была залита коричневой, почти черной кровью, в левой глазнице дохлой твари торчала металлическая стрела-болт. Хрустнули обнажившиеся ребра, незнакомец сделал еще несколько быстрых кромсающе-режущих движений, отбросил кинжал, вытащил из туловища крылатого страшилища вздрагивающий темный комок и пронзил его выхваченным из-за голенища сапога острым штырем.

– Все, без сердца ему не ожить, – спокойным голосом произнес мужчина. Создавалось впечатление, что он занимался подобными вивисекциями по нескольку раз на дню. – Чего стоишь? Лучше набери воды и плесни мне на руки! Изгадился по уши, противно…

ПМК на моем плече дернулся – Нетико предпочитал временно помолчать, но вполне красноречиво давал понять: если просят, помоги.

Бадья оказалась деревянной, потемневшей от влажности и времени. Цепь ржавая, звенья грубые, ворот скрипучий и разболтанный – за колодцем плохо следят. Вода, однако, прозрачная и холоднющая. Человек оттер ладони от крови с помощью пучка травы, с сожалением посмотрел на испачканные рукава кожаной рубахи со шнуровкой на боках и груди, фыркая и сплевывая умыл лицо, после чего выпрямился и наконец-то удостоил меня холодно-оценивающим взглядом.

Молод, наверное, мой ровесник, по крайней мере, не старше двадцати пяти лет. Выше меня на полголовы и куда шире – здоровяк каких поискать, под тонкой кожей длинной рубахи хорошо заметны круглые мощные мышцы. Заплетенные в толстую косичку на затылке волосы светло-русые, борода от уха до уха совсем светлая, соломенная. Глаза меняют цвет в зависимости от освещения – в тени зеленые, под солнцем серые. На лбу и виске справа некрасивый белый шрам от рваной раны. В общем, мужик смотрится довольно эпически, особенно если учитывать его одежду, широкий пояс, увешенный железяками неясного предназначения и ножны для кинжала.

Поначалу суровое, недоверчивое и почти неприязненное выражение на его лице внезапно сменилось удивлением, светлые брови поползли вверх, а затем последовало заявление, которого я уж никак не ожидал:

– Вы, сударь, обнаглели до предела. Но это вызывает невольно уважение, тут не поспоришь. Мы, конечно, лично не знакомы, однако наслышан, премного наслышан…

– О чем? – бестолково спросил я, решительно не понимая, каким образом здесь обо мне могут быть наслышаны.

– Сколько лет минуло? – как ни в чем ни бывало продолжал бородатый, осматривая меня со все большим интересом. – Сто двадцать четыре стандартных, или я путаю? Нет, ну надо же, явиться при полном параде, с запретным гербом!

– Гербом? – снова заикнулся я.

– Вот это что такое? – он ткнул пальцем в мою курточку пилота. Над левым нагрудным карманом был вышит опознавательный знак «Эквилибрума», силуэт белой акулы в синем поле, этот знак еще мой отец придумал в качестве эмблемы фирмы. – Правильно, родовой герб фон Визмаров, вычеркнутый геральдической коллегией из реестра и преданный забвению. Никто, однако, ничего не забыл, я в том числе. Хотя и родился после вашего ухода с Меркуриума. Вы, сударь, тот самый Риттер фон Визмар, или наследник?

– Меня зовут… – я на мгновение задумался, соображая, как произнести имя «Степан» так, чтобы было понятно туземцу. – Стефан. Устроит?

– Верный ваш вассал, – русоволосый крепыш приложил к груди широкую ладонь и чуть поклонился. – Зигвальд Герлиц из Герлица, но мне будет приятнее, если вы будете именовать меня по прозвищу – Жучок. Как вы здесь оказались? Ближайшая действующая точка перехода в девяноста с лишком милях к северу!

Я в очередной раз оказался в логическом тупике. Какой, на хрен, «запретный герб»? Почему этот верзила употребляет древние и давно вышедшие из повседневного обихода слова наподобие «вассал» или «забвение» – ими сейчас пользуются только историки, писатели да сценаристы голопьес?! И в то же время сыплет вполне современной терминологией – одна «точка перехода» чего стоит, а понятие о «стандартном» летоисчислении свидетельствует о родственности цивилизаций не менее, чем один из официальных и общепринятых языков Содружества!

– Как оказался? – я решил ответить на самый простой вопрос и махнул рукой в сторону леса: – Оттуда пришел.

– Ого! – Зигвальд по прозвищу Жучок присвистнул и взъерошил густую шевелюру. – Не слышал, чтобы выход из Лабиринта (я вновь отметил знакомое слово) находился возле Третьей Крепости. И что же, прошли по лесу невозбранно?

– Невозбра… Гм… Прошел, как сумел.

– Значит, правду о вашем семействе говорят – везучие безумцы. Прошу простить, если позволил себе дерзость, однако на моей памяти из леса вокруг Третьей Крепости живым еще никто не выходил. Ни благородные, ни простецы.