Первая чаша - Zarylene

– Это я… я источник этого света… Но… это не магия… – он постоял, задумавшись, и спросил вполголоса: – Тьма? – сияние осталось. – Мрак? – ничего. – Темнота?

Слово, чтобы убрать сияние, подобрать не удалось, и свет погас сам, когда Орей просто перестал в нем нуждаться. Сердце взволнованно колотилось. Он-то точно знал, что не маг. Он проходил испытание в десять лет, никаких способностей оно не выявило. Потом снова, когда ему исполнилось пятьдесят. Монах смутно помнил, что ему предлагали выбирать какие-то предметы, а он оба раза потянулся к небольшому деревянному мечу. В детстве он очень просил, чтобы ему отдали эту игрушку, но оружие, даже такое, было под запретом в обители. Удивительно, что монахи хранили его наследие столько лет, а не избавились от него.

– Свет, – шепнул Орей и вновь хорошо увидел комнату. Осмотрел себя. Источник был где-то в центре груди, у сердца. Оттуда он рассеивался вокруг, наподобие ровного пламени свечи.

«Если это не магия, тогда что?!» – повторил он вопрос и озадаченный Орей сел на матрас, смотря в молитвенник, но не в силах прочесть ни единой строчки.

– Орей… – робкий голос Зариме прозвучал из-за занавесок. Монах выронил книгу, вскочил и завертелся на месте.

– Ты просил меня утром подготовить к вечеру бадью воды…

– Что… Ох… А! Да… верно… – грохот крови заполнил голову, воздуха не хватало, чтобы нормально дышать. Про время омовений он совсем забыл!

Дождавшись, когда свет погаснет, он забрал бадью, поставил возле лежака и со вздохом стащил рясу через голову.

***

На следующее утро у дома Хасана собрались несколько десятков человек – взрослые хмурые мужчины от юношей с недавно пробившейся щетиной до седобородых сгорбленных старцев. Такой огромной толпы Орей никогда раньше не видел, и ему было не по себе всякий раз, когда он случайно ловил чей-то пристальный изучающий взгляд. Монах держался вместе с Оттаром, Арсланом и телом Хасана, обращая внимание, что ни одна женщина, даже Назира, на похороны не пришла. Хотя её сын, совсем ещё маленький мальчик, стоял рядом такой же потерянный, как чужак из обители. Были и сыновья Оттара, и даже дядя Фархат. Столпились у дороги, куда поставили на носилках, замотанное в плотный саван тело. Тихо переговаривались, приветствовали друг друга вполголоса, кого-то ждали.

Когда подошли ещё несколько мужчин, среди которых шел сухощавый высокий старик в зеленых одеяниях, напоминающих рясу Орея, с вышитым на груди желтым трилистником, процессия двинулась вперед.

Арслан и Оттар ухватились за носилки с обеих сторон и понесли покойника вдоль улицы. Орей следовал вместе со всеми. Вместе со всеми молчал. Наблюдал и думал. Каким странным ему все это казалось, диким и угнетающим. Он помнил все похороны в Полуденных Вратах, где всякий раз над почившими монахами не смолкали молитвы.

Солнце пекло с самого утра, даже просто идти в полном монашеском облачении было жарко. Процессия плавно свернула на восточную дорогу и пошла прочь от реки, мимо пышных садов с одной стороны и полей гречихи с другой.

Орей замечал, что все люди идут, опустив головы, а ему очень хотелось осмотреться. Монах пытался делать это плавно, не привлекая внимания резкими движениями. Заодно вглядывался в лица людей. Узнал стражников, которые нашли тело Хасана позапрошлой ночью.

Когда процессия миновала сады и поля, Орей увидел открывшийся взору пустырь, усыпанный серыми каменными столбиками. Нечто похожее было и у монахов в обители, только это кладбище пугало своими масштабами. Сразу сосчитать количество надгробий не вышло.

«Их здесь тысячи!» – мысленно ужаснулся Орей. Ему и в голову никогда не приходило, что в мире постоянно умирают люди. Каждый день, от старости, от болезней или… как-то иначе. Он ощутил себя странно, скверно и радостно одновременно. Он прожил уже столько лет, а старость и смерть о нем позабыли.

Носилки поставили у раскопанной могилы, Орей встал рядом. Старик с трилистником на груди, который пришел последним, нараспев затянул молитву об усопшем, и монах услышал, что эта литания отличается от той, что он знает.

– В нашей скорби да преумножится свет Высших над усопшей душой, да упокоится эта душа в мире и благоденствии до конца времен…

«Упокоится? Что? Но он всё неправильно читает! – озадачился Орей. – А как же перерождение? Вечный цикл… Мы с ними точно поклоняемся одним и тем же Высшим?»

Он открыл рот, чтобы возразить, но его позвали.

– Орей! Помоги, – Оттар протянул монаху одну из веревок, что удерживали тело. Всего таких веревок было четыре. Хасана придерживали Арслан и дядя Фархат. Младший брат выглядел особенно хмурым и сосредоточенным, косился на другие надгробия. А Орей только сейчас, проследив за его взглядом, заметил, что на табличках вперемешку написаны, как мужские, так и женские имена.

«Хоть в чем-то их обычаи схожи», – монах с облегчением улыбнулся, хоть и сразу отругал себя за это. Осталось только надеяться, что его внутреннее смятение не было никем замечено.

Тело Хасана плавно опустили в могилу, быстро зарыли под монотонную литанию.

– Прах к праху, пепел к пеплу, из земли мы вышли, в землю мы возвращаемся…

Потом образовавшийся земляной холм обложили камнями по кругу. Орей активно помогал таскать эти булыжники, но раскладывали их братья Хасана. Больше никто к ним не прикасался, и все, кроме священника, могилы словно сторонились. Как только с насыпью было покончено, Оттар заговорил:

– Клянусь на могиле брата, что отомщу за его смерть! Кто бы ни отнял его жизнь, он поплатится своей.

– Оттар, – вперед из толпы вышел высокий полный мужчина с бородой, перехваченной золотым колечком у подбородка. – Всем известно, что это были хоссы. Или ты решил истребить всех горных котов в округе?

Орей обратил внимание на добротный кожаный жилет и пояс с богатой сверкающей пряжкой. Никто из селян так хорошо одет не был.

– Староста Иршаб, – Оттар посмотрел на него спокойно и сдержанно продолжил. – Я не верю, что это были дикие коты. Поэтому я снова прошу у вас Право Суда, чтобы отыскать убийцу.

– Не было никакого убийцы, – староста нахмурил густые черные брови. – Несчастный случай, так же, как и с моим сыном.

Орей непонимающе смотрел на Иршаба и пытался разгадать, отчего он не хочет выяснить причину гибели собственного сына. Если